Европейская гражданская война (1917-1945) - Эрнст О. Нольте

При этом он постоянно настаивал на том, что в возникновении этой поистине отчаянной ситуации виноваты евреи.

Поучительна статья Макса Шойбнер-Рихтера, которую газета Фёль-кишер Беобахтер опубликовала 21 сентября в четыре колонки на первой странице под заголовком "Большевизация Германии". В начале Шойбнер-Рихтер выражает глубокую горечь по поводу слепоты значительнейших мужей Германии, которые не желают замечать, "как угрожающе и систематично проводится Москвой большевизация Германии через уполномоченного Москвы г-на Радека". Эта опасность стала ему ясна с тех пор, как он заметил в последний год войны, сколь опасное влияние на собственных солдат неизбежно оказывала немецкая пропаганда, направленная на разложение русской армии. Его настоятельный совет ввести в игру дружественное русское национальное правительство был оставлен без внимания, пишет он. С той поры внутренний враг распространяет свою отраву практически беспрепятственно, и всю тяжесть вины в этом несут на себе деловые круги. Сегодня поэтому, возможно, уже недалек день, "когда на дворце президента Германии вместо черно-красно-золотого штандарта г-на Эберта будет висеть кроваво-красное знамя г-на Радека". Но в роковой час "народной Германии" явился новый пророк, а именно Адольф Гитлер, поэтому заключительные слова звучат несмотря ни на что обнадеживающе: "И борьба пойдет до конца под лозунгом "советская звезда- или свастика". И свастика победит!"

Почти тогда же, 26 сентября, в "Инпрекоре" можно было прочесть: "Советская звезда получает всё более решительный перевес над свастикой".

На решительные меры Штреземана в Саксонии и Тюрингии Гитлер просто не обратил внимания: для него, как и для коммунистов, существовала лишь дихотомия.

Его путч вечером 8 ноября должен рассматриваться как попытка передать руководство борьбой из неспособных рук Кара, Лоссова и Зайсера в руки пророка, т.е. в его собственные. Курьезные обстоятельства и недостаточная подготовленность этого путча не должны вести к заключению, что он был с самого начала обречен на неудачу и представлял собой событие местного значения. По всей Германии немало людей и объединений были готовы присоединиться к походу на Берлин, и нельзя сказать с уверенностью, стали бы на этот раз "войска рейхсвера стрелять в войска рейхсвера", если бы баварская дивизия тронулась на Север. Несомненно, налицо примечательные аналогии с большевистским переворотом в Петрограде, хотя в Мюнхене главным мотивом было не страстное стремление к миру, а национальное и социальное самоутверждение. Даже опасениям Гитлера, подтвержденным многими свидетелями, что его люди могут "радикализироваться влево" и перейти в стан коммунистов, было соответствие в Петрограде, поскольку Ленин тогда явно опасался, что страну захлестнет волна анархизма и сепаратизма, справиться с которой будет уже невозможно. Неудача вовсе не была предрешена; ее непосредственной причиной было легкомысленное доверие Людендорфа к данному Лоссовым честному слову офицера, что он ничего не намерен предпринимать против "нового правительства". Но если бы Гитлеру, личности куда более популярной, действительно удалось утвердиться в Берлине вместе с главнокомандующим армией Людендорфом, то, несомненно, вмешались бы западные союзники, а немецкий Рейх не располагал русскими просторами, чтобы успешно защищаться против хорошо вооруженной интервенции. Альтернатива советская звезда или свастика оказалась ложной, но результат этой не разрешившейся борьбы оказался, образно выражаясь, много ближе к Мюнхену, чем к Дрездену или Москве: вечером 8 ноября в Берлине на основании известий о гитлеровском путче была реализована одна из версий вышеупомянутых национальных планов, а именно передача исполнительной власти в руки командующего армией. За 4 месяца диктатуры фон Секта была введена новая денежная единица – рентная марка, побежден сепаратизм, а по отношению к Франции достигнуто нечто вроде освобождающей капитуляции: Веймарская республика вступила на путь стабилизации.

6. Советский Союз от смерти Ленина до утверждения единоличного господства Сталина.

Стабилизация Веймарской республики означала сохранение и дальнейшее развитие общественной системы, которая, при всех различиях в деталях, была общей для германского Рейха и стран Запада, причем немцы внесли важный вклад в ее возникновение и развитие. Популярное обозначение "капитализм" отражает лишь одну часть, или один аспект этой системы, а именно мировой рыночный характер ее экономики. Напротив, Россия пошла с ноября 1917 года по пути, который был с самого начала отличен от этой системы, притом так сильно, что в истории Европы не находится никакой убедительной аналогии. Поскольку развитие России представляет, таким образом, новое, уместно дать его обзор, прежде чем переходить к дальнейшей истории Германии.

Что большевистская Россия 1923 года представляла собой доселе невиданный феномен, легко объяснялось, исходя из учения её правящей партии: она демонстрировала Европе ее собственное будущее в еще не до конца оформленном виде; она была побуждающим примером, благодаря которому Европа придет к своему подлинному будущему – бесклассовому обществу, окончательно отбросив прошлое и тем самым помогая и России в полном построении коммунистического общества. Но Ленин в последние годы своей жизни все ближе подходил к прямо противоположной концепции: то, что он создал, казалось ему открытием особого пути России к современности, существенно отличного от основного пути, по которому пошла Европа; ведь здесь другими были предпосылки – прежде всего, отсталость страны и нецивилизованность ее населения. Поэтому европейская многопартийная система, всеобщее избирательное право и национальный парламент были не в состоянии решить актуальные задачи, поэтому Ленин так непринужденно сопоставлял себя и свою партию с царем и его знатью2, поэтому же он ориентировался на немецкую военную экономику и поэтому не мог больше видеть в Марксе советчика и помощника. Однако он не пришел к напрашивающемуся выводу, что Россия стала благодаря ему и его партии развивающейся страной с диктаторским режимом и что ей придется другими путями следовать за Европой, чтобы в отдаленном будущем снова помириться и объединиться с Европой на новой основе. Он предпочел придерживаться отрицательной части Марксова учения, критики "старой Европы" и убеждения в предстоящей "гибели мировой буржуазии", но русская революция была теперь побуждающим примером не для классически марксистской революции в Европе, а для переворотов нового рода в колониальных и полуколониальных областях мира, которые восстали против "империалистического грабежа и угнетения большей части населения земного шара". Таким образом, Ленин не отказался от понятия мировой революции, хотя он ясно видел особый путь России, и хотя враждебность к буржуазии превратилась теперь в противостояние старой или буржуазной Европе, включая ее рабочую аристократию.

Никто не знает, какой совет дал бы Ленин своим ученикам и последователям, если бы он осенью 1923 года не был уже смертельно болен. Несомненно только, что надежда на возвращение к исходной концепции благодаря победе революции в Германии была последним чувством, в котором совпали Троцкий и Сталин, Зиновьев и Бухарин. Сразу после немецкого Октября открыто разгорелся спор