Алексей Кофанов - Предвечный трибунал: убийство Советского Союза

Ознакомительный фрагмент

Рой Медведев

Историк и бывший диссидент разочаровал: старенький, сутулый, в очках, ничего интересного… В зале появился, растерянно озираясь.

– Здравствуйте, Рой Александрович. Что вы можете сообщить о первых действиях подсудимого на посту генерального секретаря ЦК? – спросила Прокурор.

Свидетель заметил Горбачева и несколько раз изумленно моргнул.

– Вы… вот так? – спросил он невольно.

Генсек пожал плечами. А историк собрался и заговорил твердо и уверенно:

– Новый вождь начал с кадровых перестановок. Уже через месяц после избрания, на апрельском пленуме, он ввел в политбюро Егора Лигачева, Николая Рыжкова и Виктора Чебрикова.

– Людей Андропова, верно? – непонятно к чему спросила Прокурор.

– Ну… можно так сказать. Чебриков сменил его на посту председателя КГБ, а до того пятнадцать лет работал под его началом. Рыжков раньше был директором Уралмаша, Андропов его возвысил. Лигачев возглавлял Томский обком, Андропов ему тоже посодействовал. Да, если угодно, это люди Андропова.

– И как это доказывает вину моего подзащитного? – ядовито осведомился Адвокат.

– Пока никак, – ответила Прокурор. – Мы обрисовываем общую картину преступления. Продолжайте.

– Тогда же, в апреле 85-го, в Москву перевели Бориса Ельцина. Прошу заметить: он вошел в команду Горбачева сразу после его воцарения! Министром иностранных дел сделали Эдуарда Шеварднадзе, который до того был партвождем Грузии, мировой политикой не занимался и даже языков не знал. Также в ближний круг генерального секретаря вошел Анатолий Лукьянов, которого в центральный аппарат пригласил опять же Андропов. И главное: появился Александр Яковлев.

– Его называли «архитектором перестройки», – напомнил я.

Медведев возразил:

– Да, но зря. У перестройки не было никакого «архитектора», поскольку она развивалась стихийно, хаотически.

– То есть «плана развала» не было? – вмешался Адвокат. И выделил: – Мой подзащитный не собирался убивать страну, это вышло против его воли – я правильно понял?

– Правильно.

«Ни фига себе! – подумал я. – Это что за свидетель?! Он же дело рушит! Зачем Прокурор его вызвала?» А историк продолжал:

– Команда Горбачева была просто некомпетентной, неготовой к такой работе. М… в моей книге есть хорошая цитата, я бы прочел…

Секретарь невозмутимо встал и принес ему на кафедру толстую книгу в розоватом переплете.

– Откуда она у вас? – удивился свидетель. Но сосредоточился и быстро пролистал. – Вот, два советолога написали: «За решение общегосударственных задач взялись провинциалы, с малым опытом и ограниченным кругозором. У этих людей не было серьезного опыта государственной деятельности центрального уровня. У Горбачева и его команды отсутствовала какая-либо продуманная стратегия общественных преобразований. Такое поведение можно оценить лишь как безответственное и провокационное»[12].

– Халатность мой подзащитный признать готов, – быстро вставил Адвокат.

– А чем занимался лично Горбачев в начале перестройки? – спросила Прокурор.

Медведев ответил:

– Да практически ничем. Лишь говорил – необыкновенно много, часами. Этим поначалу и запомнился. Прежние генсеки читали по бумажке, еле шамкая слова, а… вы, Михаил Сергеевич, выступали легко, от себя, чем сразу понравились. Народ подумал: «О, наконец-то вождь знает, что говорит».

Подсудимый чуть улыбнулся.

– Уже в мае 85-го в одной из ваших речей мелькнули слова… – Медведев снова заглянул в книгу: – «Всем нам надо перестраиваться, всем. Надо осваивать новые подходы и понять, что другого пути у нас нет»[13].

– Прошу суд обратить на это внимание, – заметила Прокурор. – Вот умысел.

– Не умысел, а замысел, – мгновенно поправил Адвокат.

Судья повел бровью и что-то записал. А свидетель продолжил:

– Впрочем, ваши речи несли крайне мало информации. Простите, но я скорее назвал бы их болтовней… Гуляет словечко «пазл» – так вот, ваше говорение было сродни. Имелся набор штампов, структурных единиц: «новое качество роста», «стратегия ускорения», «интенсификация производства», «структурная перестройка экономики», «апрельский пленум ЦК КПСС», «эффективное управление», «лучшая организация труда» – и вы складывали их в произвольном порядке. Например: «Выработанная на апрельском пленуме стратегия ускорения неизбежно приведет к структурной перестройке экономики и лучшей организации труда». Или: «Эффективное управление интенсификацией производства гарантирует новое качество роста».

В зале заерзали, Горбачев сидел недвижно.

– Рой Александрович, верно ли, что вы лично участвовали в процессах управления? – осведомился Судья.

– Да. В марте 1989-го меня избрали народным депутатом СССР, и я заседал на съездах…

– Тех самых, которые транслировало ТВ?! – вырвалось у меня. Эти заседания сделались популярным шоу, вся страна внимала… Перед нами телезвезда?!

– Именно, – подтвердил свидетель. – А между съездами работал в парламенте. Я был и народным депутатом, и депутатом Верховного Совета.

– Хм… Не могли бы вы пояснить, в чем разница? – озадаченно попросил Судья.

– Признаться, сам не очень понимаю. Система управления тогда стала громоздкой и размытой. Это шло под лозунгом «Вся власть Советам!», как в 1917-м, что было довольно забавно – и действительно, сквозь наше голосование перетек океан вопросов. Казалось, будто власть и вправду у Советов. Однако ни у кого из нас не было парламентского опыта, время терялось впустую. Страну захлестнули проблемы, но Михаил Сергеевич сидел в президиуме, еженедельно зря теряя по 30–40 часов. Ведь Верховный Совет даже не мог принимать законы! Мы лишь предлагали их, а утверждать должен был Съезд народных депутатов в полном составе. Между тем Второй съезд наметили на декабрь 89-го, через полгода…

– Какой же смысл был в вашей работе?

– Да, боюсь, никакого… Вдобавок по традиции депутатами избирались руководители крупных учреждений. Им тоже приходилось вместо основной работы сидеть в зале и выслушивать ненужные им споры. Я много раз передавал записки и документы академику Евгению Велихову, директору Института атомной энергии имени Курчатова, от его подчиненных: «Пусть посмотрит на заседаниях. В институте мы его не видим».

– Иными словами, Советы реально не работали? – уточнила Прокурор.

– Можно так сказать.

– Как же страна управлялась?

– Практически никак. Возник коллапс власти, что и привело к распаду.

– А как страной руководили до горбачевских реформ?

– До Горбачева тоже существовала система Советов всех уровней, были и госчиновники – но они ничего не решали. Руководство осуществлялось по партийной линии, узким кругом в политбюро.

– Этот механизм работал?

– Да. Но был недемократичным.

– Но работал?

– Да.

– Спасибо. – Прокурор взяла небольшую паузу, чтобы слушатели дух перевели. И задала главный вопрос: – Стало быть, действующую, партийную систему управления подсудимый намеренно разрушил. Так?

– Протестую! – вмешался Адвокат. – О намерении свидетель не сообщал!

– Хорошо, сформулирую иначе: при Горбачеве пала действующая система управления страной, а на смену ей пришла бездействующая, декоративная?

На этот вопрос Медведев ответил:

– Пожалуй, так.

Прокурор повернулась к Горбачеву:

– Подсудимый, разрушая партийную систему управления, вы знали, что это приведет к развалу государства?

– Конечно нет! Это абсурд, – отмахнулся бывший генсек.

– В таком случае как вы объясните ваши слова 1984 года: «Если первые секретари партийных комитетов отдадут экономику на откуп хозяйственникам – у нас все развалится»?[14]

– Откуда вы зна… Без комментариев.

– Простите, но комментарии дать придется, – сухо возразила Прокурор. – У нас не интервью, а Трибунал. Истец, вам слово.

Я вновь поднялся на трибуну:

– Вы намеренно уничтожили аппарат управления страной. Выдумали врага: «командно-административную систему». Мол, она всем мешает, все тормозит – надо ее убрать… Но вот автомобиль. Есть водитель, руль и гидравлика для передачи поворота к колесам. Все это вместе – управленческая система. Нарушь одно звено, и машина врежется куда-нибудь… Не живет страна без административной системы!

– Эта система непомерно разбухла, – ответил Горбачев и заглянул в бумажку. – На начало перестройки в сфере управления было занято около 18 миллионов человек, или 15 % от общей численности рабочих и служащих. На каждые 6 человек – управляющий. Сократить аппарат было необходимо[15].

Я был готов к такому повороту и возразил, тоже вынимая блокнот: