Израильско-палестинский конфликт. Непримиримые версии истории - Каплан Нил

Рейд в Кибию — малоизвестный, но важный поворотный пункт всей истории конфликта — служит хорошей иллюстрацией тогдашних дилемм безопасности и свидетельствует о взрывоопасности нестабильных невоенных и немирных израильско-арабских отношений в 1950-е гг.[285] В ответ на террористический акт в израильской деревне Кфар-Яхуд, унесший жизни матери и двух ее детей, израильские силы особого назначения («подразделение 101») под командованием молодого капитана Ариэля Шарона предприняли карательную атаку на деревню Кибия на Западном берегу реки Иордан, откуда по предположениям прибыли налетчики. В ночь с 14 на 15 октября 1953 г. израильские спецназовцы убили от 50 до 60 жителей деревни и ранили еще 15 человек. До сих пор неясно, как погибли эти люди: по одним сообщениям, они прятались в своих домах, которые (думая, что они пустые?) взорвали израильские солдаты, по другим — людей целенаправленно расстреляли из пулеметов и закидали гранатами, а дома взорвали потом.

Масштабы и жестокость резни в Кибии вызвали беспрецедентное осуждение Израиля на международном уровне. И хотя красноречивый израильский посол Абба Эвен использовал все свои ораторские способности, защищая действия родной страны перед Генеральной Ассамблеей ООН, в частном порядке он признавался, что считает операцию в Кибии самым тяжелым ударом по репутации Израиля в глазах мировой общественности за все время существования государства — ударом, который повредил ей даже больше, чем расправа с арабами в деревне Дейр-Ясин, случившаяся еще до образования Израиля[286].

Однако другая часть израильского общества отнеслась к рейду в Кибию не столь критически. Сожалея о гибели невинных людей, Давид Бен-Гурион оправдывал эту акцию в заявлении кабинета министров, переданном по израильскому радио. Премьер-министр и одновременно министр обороны Израиля (который вскоре ненадолго уйдет в отставку) назвал операцию законным возмездием, которое, как он надеялся, положит конец четырем годам постоянных малозаметных вооруженных вторжений, которые день за днем приводили к жертвам, не вызывая серьезной озабоченности в мировых столицах[287].

Операция в Кибии стала также предметом оживленных дебатов внутри страны и спровоцировала кризис в израильской политической элите, столкнув Бен-Гуриона с (вскоре смещенным) министром иностранных дел Моше Шаретом. Поздравляя Ариэля Шарона, Бен-Гурион подчеркнул, что «не имеет никакого значения, что будут говорить [о Кибии] в мире. Важно, как на это посмотрят в нашем регионе». По некоторым сообщениям, Бен-Гурион считал, что операция «дает нам возможность здесь жить»[288]. Шарет, который рефлекторным силовым реакциям в стиле «око за око» предпочитал дипломатию и не хотел лишаться симпатий мировой общественности, считал, что решения о возмездии всегда должны рассматриваться в широком контексте «вопроса о мире… Мы должны сдерживать наши реакции. И всегда остается вопрос: а доказано ли, что возмездие обеспечивает безопасность, ради которой оно затевалось?» Он выступал за взвешенные ответы: избыточное возмездие, считал он, лишь разжигает жажду мести и приводит к эскалации насилия[289].

Израильская операция в Кибии много недель горячо обсуждалась в выступлениях в ООН и в проектах резолюций ее органов[290]. Другие обострения на границах запускали схожие процессы. Получив претензию по каналам ОНВУП, Совет Безопасности превращался в сцену унылого и предсказуемого политического театра: выслушивались речи, жалобы, обвинения и контробвинения; затем в тиши кабинетов составлялись резолюции, а членов организации убеждали голосовать так или эдак; время от времени дело действительно доходило до голосования, осуждавшего одну или обе стороны за нарушение перемирия. Организация Объединенных Наций неизменно критически оценивала ответные меры, санкционированные израильским государством, и одновременно призывала соседей Израиля тщательнее контролировать свои границы, предотвращая нежелательные проникновения на его территорию. Такие попытки продемонстрировать беспристрастность не нравились многим израильтянам, которые были убеждены, что всемирная организация настроена против них и отдает несправедливое предпочтение арабам.

Эффективность политики возмездия как средства сдерживания оставалась предметом постоянных дебатов среди израильского руководства, среди сторонников и противников Израиля за рубежом, а также среди специалистов в области социальных наук[291]. Несмотря на то что после отдельных карательных акций на границах ненадолго наступало затишье, в долгосрочной перспективе такая политика, похоже, способствовала дальнейшему ожесточению конфликта[292]. Одним из немногих ее преимуществ с точки зрения Израиля было то, что подобные акции повышали моральный дух населения, развеивали ощущение неминуемой угрозы и успокаивали возмущение среди простых людей. Однако по большому счету акции возмездия, взыскивая с арабов «цену за пролитую еврейскую кровь», только раскручивали маховик насилия и углубляли взаимную неприязнь.

С 1950-х гг. и до наших дней политические и военные руководители еврейского государства регулярно встают перед выбором, как им отвечать на действия проникающих на территорию страны налетчиков, называемых то «борцами за свободу», то «мучениками», то «террористами». Споры о тактике и этике в повторяющихся циклах насилия — типичная черта израильско-арабского и израильско-палестинского конфликтов. Каждая новая вылазка, бомбардировка или нападение практически гарантирует ответные действия со стороны жертвы, а кроме того, дает карты в руки тем, кто пытается доказать, что одна из сторон — агрессор, а другая лишь защищается от агрессии. Если взглянуть на ситуацию с долей иронии и цинизма, все это напоминает детскую жалобу «Он первый дал мне сдачи!».

Началу второй арабо-израильской войны в конце октября 1956 г. способствовали и другие факторы, причем некоторые из них были внешними по отношению к региону или имели мало общего с основной борьбой за Палестину/Израиль. Региональный баланс сил резко изменился летом 1952 г., когда в результате бескровной революции, во главе которой встала группа, называвшая себя «свободными офицерами», был свергнут коррумпированный египетский монарх. Популярный новый режим, возглавленный генералом Мохаммедом Нагибом и полковниками Гамалем Абдель Насером и Анваром Садатом, начал эксперимент по построению арабского социализма, проведению земельной реформы и пересмотру отношений с Западом. Задетый пренебрежительным отношением со стороны американцев и британцев (которые вскоре приступили к выводу своих войск с баз в зоне Суэцкого канала), Насер стал лицом Движения неприсоединения, объединившего развивающиеся страны, которые не желали выбирать между капиталистическим Западом и коммунистическим Востоком.

Смена режима в Египте также позволила Насеру и Моше Шарету тайно обменяться секретными мирными инициативами через египетского и израильского послов в Париже, тем самым ненадолго открыв и быстро захлопнув окно возможностей. К середине 1954 г., после того как в Александрии и Каире была разоблачена шпионская сеть, посредством которой израильские секретные службы и египетские евреи пытались осложнить отношения Египта с Великобританией и США, египетско-израильские отношения серьезно ухудшились. После поражения египетской армии в Газе во время массированной карательной операции, предпринятой Израилем в феврале 1955 г., две страны встали на тропу войны. Накачивание египетской армии советским оружием (которое ввозилось через Чехословакию) в 1955–1956 гг. вызывало серьезную озабоченность у израильтян, которые обратились к западным державам с призывом поддержать еврейское государство поставками соответствующих средств обороны, а также договором о гарантиях безопасности[293].