Стивен Коен - Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России

Иными словами, американцы вновь увидели в России то, что они хотели там видеть. На сей раз это был якобы счастливый итог окончания советского коммунизма и нашей «великой победы» в «холодной войне». Кто из нас, из тех, кому этот итог кажется сомнительным; кто полагает, что мир стал менее безопасным из-за всего, что произошло в бывшем СССР после 1991 г.; кто уверен, что рядовые российские граждане (даже пресловутый коммунистический электорат) оказались обречены на чрезмерные и несправедливые страдания; кто понимает, что были менее дорогостоящие и более гуманные способы реформирования России, нежели навязанная Ельцину «шоковая терапия», — кто из нас не желал бы сказать всё это публично, не боясь быть обвиненным в ностальгии по Советскому Союзу или даже в симпатиях к коммунизму? Эпоха маккартизма давно миновала, но не исчезла привычка клеймить тех, кто бросает вызов господству той или иной ортодоксии в российском вопросе. А предполагаемый «переход к рыночной экономике и демократии» и есть сегодняшняя ортодоксия.

Но так ли это важно, что говорят сегодня американцы о России? Возможно, те из нас, кому не нравится миссионерская политика клинтоновской администрации и её настойчивое стремление удержать Россию «в рамках курса», хотели бы, чтобы Америка говорила и вмешивалась меньше. Но в одном отношении американские комментаторы имеют, безусловно, большое значение. Когда-нибудь сегодняшние российские дети спросят, как вела себя Америка, что она чувствовала и говорила в эти трагические для их отцов и дедов времена. И от того, что они услышат в ответ, во многом будет зависеть, как они будут строить свои отношения с нашими детьми и внуками.

«Nation», 30 декабря 1996 г.

P.S.

Эта статья, главная мысль которой легла в основу и получила дальнейшее развитие в первой части данной книги, возможно, самая известная (чаще всего перепечатывалась) и самая спорная из всех, написанных мною в 90-е гг. Реакция была широкая и бурная: посыпались статьи и письма и электронные сообщения в адрес редакции и мне лично.

Много было одобрительных и даже восторженных откликов, но не меньше было и критики. Часть негативных откликов, естественно, сводилась к неубиенной логике: тот, кто критикует американскую политику, ельцинское руководство и российский «переход», тот сторонник вчерашнего Советского Союза и сегодняшней коммунистической партии{157}. Другие абсолютно не понимали, как можно «приготовить омлет, не разбив яиц».

Наиболее интересные выражения, однако, были высказаны профессионалами, теми, кто принял непосредственное участие в «переходе» и искренне верил в него. Так, одна англоязычная газета, издаваемая в Москве проельцински настроенными экспатриантами, опубликовала целых два редакционных отклика на мою статью в одном выпуске{158}. Я расценил это тогда не только как знак внимания, но и как показатель того, что редакция этой газеты уже предчувствовала близкий крах своей идеи, даже несмотря на только что прошедшие перевыборы Ельцина и относительно стабильную финансовую ситуацию.

Но самое большое впечатление на меня произвёл один ночной телефонный звонок, нашедший меня в Москве сразу после публикации статьи в «Nation». Звонивший, чиновник средней руки, работавший в европейском отделении МВФ, желал поговорить конфиденциально. Как он объяснил, он взялся за труд разыскать меня, чтобы выразить благодарность: «Вы написали то, что было очень нужно сказать, но ни я, ни мои коллеги сказать не могли». Он сказал также, что распространил копии моей статьи в МВФ и Всемирном банке.

Мне было очень лестно узнать из первых рук, что у меня и других критиков американской политики в отношении России есть сочувствующие в официальных структурах, но беспокоило то, что среди них нет и, по всей видимости, ещё долго не будет желающих сказать это вслух. Их молчание напомнило мне тех многочисленных «скрытых» диссидентов в среде бывшей советской и партийной бюрократии, которых я знал когда-то, но у тех, по крайней мере, были для этого серьёзные причины.

ДРУГАЯ РОССИЯ.

Август 1997 г.

Всякий, кто думает, что пропаганда в советском стиле есть дело давно минувших дней, должен обязательно посетить Москву этим летом 1997 г. В июле значительная часть «свободной прессы», контролируемая Кремлем и олигархами, воспользовалась первой годовщиной перевыборов президента Ельцина, чтобы отпраздновать «успехи» его правления, особенно с тех пор, как он благополучно вернулся к должности после операции на сердце, перенесённой им несколько месяцев назад.

Среди официально провозглашённых достижений «стабилизации» было то, что Ельцин вновь обрёл «молодой задор» в политике, а Россия — свой «статус великой державы» на Западе, иллюстрацией чего можно считать «нормализацию отношений с НАТО» и участие Ельцина в майском саммите «семёрки» (теперь номинально «восьмёрки») в Денвере. Но самым поразительным утверждением было то, что российская экономика, после шести лет потрясений и кризисов, находится, оказывается, на пути к возрождению. Как заявил в своём радиообращении к нации президент Ельцин, «ход событий изменился, падение прекратилось».

За три недели пребывания в Москве мы не обнаружили почти ничего из того, что могло бы подтвердить эти заявления кремлёвской администрации, нашедшие затем отражение в заявлениях американской администрации и в американской прессе. Все политики, с которыми мы встречались, — либерального, коммунистического, националистического толка, по условной классификации западной прессы, — в один голос твердили, что сегодняшняя хрупкая политическая стабильность России держится, по большей части, на фигуре Ельцина, но никто не знает, как долго ещё он сможет пребывать у власти, каково реальное состояние его здоровья. Мало кто верил официальным сообщениям на этот счёт, зато многие полагали, что его приступ «усталости» в Денвере на самом деле был признаком нового ухудшения его состояния. Да и нынешний затянувшийся «отпуск» президента, в свете предыдущих случаев его отсутствия в Кремле, выглядит скорее как медицинская реабилитация, нежели как просто отдых, несмотря на все сказки о его рыбацких подвигах. И скандальное (даже по российским меркам) назначение советником президента его дочери, Татьяны Дьяченко, только усилило общественные подозрения в том, что Ельцин находится в почти полной зависимости от узкого круга его персональных ставленников, возглавляемых ныне первым заместителем премьер-министра Анатолием Чубайсом.

Что касается отношений России с Западом, то большинство её экспертов по международным отношениям говорит не о нормализации, а о надвигающемся кризисе. Они называют символическим факт отсутствия российского президента на июльском саммите НАТО в Мадриде, где президент Украины Леонид Кучма подписал широко разрекламированное соглашение с североатлантическим альянсом. Не склонны они недооценивать и заявления американских официальных лиц о том, что экспансия НАТО на восток только начинается и что двери открыты в бывшую советскую Прибалтику — Литву, Эстонию и Латвию, — шаг, вызывающий стойкое сопротивление Москвы. Даже сторонники Ельцина в России уверены, что настоящий конфликт с НАТО и, следовательно, с США ещё впереди.

Самая же большая ложь для большинства россиян заключается в том, что страна находится на пороге экономического бума. Повторяющих это утверждение западных наблюдателей, возможно, мог сбить с толка особый статус российской столицы (дальше которой они обычно не ездят). Действительно, в Москве сейчас больше «Мерседесов», чем в любом другом городе мира, и быстрыми темпами идёт процесс формирования новой знати. Строятся новые сверкающие здания и реставрируются старинные особняки, в которых затем размещаются крупные банки, многочисленные представительства транснациональных корпораций и элитное, хорошо охраняемое жильё для новых русских богачей. Появилось множество «западных» кафе и магазинов, в которых эти «новые русские» оставляют за один раз многомесячную зарплату рядового гражданина. Благодаря иностранным инвесторам, жаждущим выгодных сделок в России, возросла роль московского фондового рынка, ещё недавно ничего из себя не представлявшего в экономическом отношении. Между тем, преображение внешнего облика города во многом связано ещё с одной причиной — грядущим 850-летием Москвы. Правда, размах, с которым идёт подготовка к этому мероприятию, совсем в духе советской традиции, объясняется в меньшей степени заботой о городских нуждах, а в большей — политическими амбициями мэра Москвы Юрия Лужкова, называемого иногда «московским Муссолини».

Впрочем, подавляющее большинство россиян не видит в основе московской экономики ничего, кроме беспредельной коррупции. С благословения олигархов, заправляющих в политике и финансах, многочисленные акты присвоения, конфискации и слияния бывшей советской государственной собственности подаются под видом «рыночной приватизации». (В статье, опубликованной в июле в «New York Times» и посвященной созданию, путём слияния, крупнейшего российского инвестиционного банка, даже не было упомянуто, что стоявший за сделкой финансист, в прошлом — заместитель министра ельцинского правительства, разыскивается по обвинению в растрате 500 млн. долларов из госбюджета). Достаточно сказать, что ежегодное бегство капитала (порядка 24 млрд. долларов, даже по оценкам российского правительства, которое само этому способствует) превышает все зарубежные инвестиции и кредиты, вместе взятые, включая полученные от МВФ и Всемирного банка.