Власть в погонах: Военные режимы в современном мире - Григорий Васильевич Голосов

в 1972 году в результате переворота, который возглавил подполковник Игнатиус Ачампонг, пообещавший гражданам «отдать командные высоты в экономике в руки народа, чтобы прибыли, созданные усилиями наших трудящихся, оставались в стране и шли на дальнейшее развитие нашей экономики, а не переводились за границу». С этой задачей Ачампонг не только не справился, но и усугубил ситуацию с коррупцией, да и сам вел довольно расточительный и экстравагантный, явно не по средствам, образ жизни. В июле 1978 года он был отстранен от власти руководством вооруженных сил. Однако все видные военачальники уже были дискредитированы своей причастностью к коррупционному режиму. Экономическая ситуация в стране ухудшалась, назревали массовые протесты, и военные лидеры пришли к выводу, что лучше передать власть гражданским политикам. Началась подготовка к выборам, но их отсрочил очередной военный переворот.

События 1979 года особенно хорошо иллюстрируют тезис, что если ведущие военачальники слишком глубоко погружаются в политику и при этом справляются не лучшим образом, то как основная масса граждан, так и нижестоящие военнослужащие утрачивают к ним доверие. Это создает условия для офицерских переворотов. На момент начала политической деятельности в мае 1979 года лейтенанту Военно-воздушных сил Ролингсу не было и 32 лет. Почти нет достоверных сведений о том, как он планировал неудавшийся тогда переворот. Одним из стимулов к мятежу послужила несвоевременная выплата денежного довольствия рядовым и младшему командному составу. Скорее всего, выступление не было тщательно подготовленным: Ролингс просто воспользовался спонтанным недовольством сослуживцев.

Факт состоит в том, что попытка провалилась, Ролингс был арестован и попал под суд, на котором выступил с пламенной речью, обвинив правительство в коррупции. Процитирую:

…Сегодня я здесь, в истории этой страны, чтобы обратиться к старшим военным офицерам, ко всем этим политикам, ко всем этим бизнесменам и иностранным преступникам, которые использовали нашу кровь, пот и слезы – все, чем мы трудились, – чтобы обогащаться, тонуть в вине и женщинах, в то время как мы с вами, большинство из нас, ежедневно боремся за выживание, да! Я знаю, каково это – ложиться спать с головной болью из-за пустоты в желудке. Я не эксперт по экономике и не эксперт по юриспруденции, но я эксперт в том, чтобы работать натощак, задаваясь вопросом, когда и откуда в доме появится еда.

Эта речь не убедила судей, которые приговорили Ролингса к смертной казни, но, поскольку суд был публичным, история получила большой резонанс в стране, весьма благоприятный для Ролингса, особенно в военной среде.

Менее чем через месяц группа офицеров, старший из которых был в чине майора, ворвалась в тюрьму, где сидел Ролингс, и освободила его, а затем сопроводила в здание национального радиоцентра, откуда он обратился к нации. Армия поддержала участников мятежа, который в Гане сейчас официально называют «Революция 4 июня». Был создан новый орган власти, Революционный совет вооруженных сил (РСВС), состоявший в основном из младших офицеров во главе с Ролингсом. Запланированные предыдущим режимом выборы не были отменены. РСВС объявил своей главной и единственной целью борьбу с коррупцией и пообещал справиться с этой задачей в короткие сроки путем проведения операции, которую вполне доходчиво назвали «Уборка дома» (перевод дословный, хотя русское слово «чистка» тоже подойдет).

Проведением операции «Уборки дома» занимались специально созданные трибуналы, действовавшие вне обычных правовых рамок. За несколько месяцев по стандартному обвинению «за преступления против государства», подразумевавшему преимущественно коррупцию, они осудили и казнили восемь высших военных чинов. В их числе были трое бывших лидеров Ганы, включая Ачампонга, и трое членов Верховного суда. При этом особых сомнений в справедливости обвинительных приговоров ни у кого не возникло (что, конечно, не оправдывает их жестокости). Сотни чиновников были приговорены к длительным срокам заключения с конфискацией имущества. Кроме того, РСВС национализировал несколько крупнейших компаний Ганы.

Ролингс выполнил свое обещание и, не дожидаясь окончания чистки, согласился на проведение выборов, которые состоялись 18 июня 1979 года, через две недели после переворота. На выборах победила умеренно левая Народная национальная партия, лидеру которой Ролингс передал власть в сентябре. Новое правительство не смогло решить экономические проблемы Ганы и вскоре утратило популярность, в то время как народная любовь к Ролингсу только росла. Он был отправлен в отставку, а затем против предприимчивого лейтенанта был инициирован новый судебный процесс, но эта попытка сдержать его была заведомо безнадежной, поскольку правительство не могло опереться на вооруженные силы. В ночь на 1 января 1982 года Ролингс возглавил бескровный переворот, в результате которого правительство пало и власть вновь перешла в руки военных – на этот раз надолго. Новая мотивация военного режима была уже не исправительной, а программной, поэтому о дальнейших перипетиях весьма длительной и успешной политической карьеры Ролингса речь пойдет в других разделах.

Если коррупция – это краеугольный камень исправительной мотивации военных режимов, то вторым по значимости мотивом служит предотвращение угроз национальной безопасности, как внешних, так и внутренних. В конце концов, именно это является основной задачей армии и других силовых структур, а не борьба с казнокрадством. Если антикоррупционная составляющая и стоит на первом месте, то только потому, что коррупция почти повсеместна, общеизвестна, а борьба с нею обычно легко привлекает общественное внимание, в то время как угрозы национальной безопасности бросаются в глаза далеко не всегда. Но, как говорится, кто ищет, тот всегда найдет.

Главным мотивом нескольких наиболее заметных военных переворотов, которые произошли в Латинской Америке в 1960–1970-х годах (в Бразилии в 1964 году, в Аргентине – в 1966-м, в Уругвае – в 1973-м), было стремление их организаторов подавить коммунистическую угрозу, которая рассматривалась не как идейный вызов, а как проблема национальной безопасности. Мы уже видели эту мотивацию на примере Чили. Однако чилийский опыт в этом отношении уникален, поскольку там на момент переворота у власти уже стояло левое правительство, и впрямь намеревавшееся строить социализм. Обычно военные брали власть для того, чтобы пресечь подобные попытки. При этом ни один из правых военных режимов не признавал, что защищает от коммунистов имущественные интересы экономически господствовавших классов, даже когда это было очевидно.

Военным, которые тогда захватывали власть в странах «пылающего континента», не составляло труда связать антикоммунизм с национальной безопасностью с помощью двух простых аргументов. Первый из них строился на том, чтобы представить коммунизм не как внутриполитический феномен, хоть в какой-то степени отражающий реальные интересы экономически непривилегированных слоев, а исключительно как инструмент экспансионистского проникновения СССР в Латинскую Америку. Замечу, что в этой аргументации присутствовало рациональное зерно. В 1960-х годах влияние просоветских коммунистических партий континента было скромным, что делало их шансы на приход к власти крайне сомнительными. Внутренняя коммунистическая угроза не являлась значительной. Но при этом налицо был пример Кубы, где движение Фиделя Кастро, начавшееся как протест против проамериканской диктатуры, получило помощь от СССР и в короткое время породило коммунистический режим, многим обязанный Советскому Союзу и экономически зависимый от него (да и политически, хотя и не полностью).

Надо признать, что внешняя политика СССР и в особенности самого режима Кастро в какой-то степени согласовывалась с такой интерпретацией. Кубинские власти взяли на себя моральное обязательство поддерживать левые движения в латиноамериканских странах и по мере сил выполняли его. А поскольку сам Кастро пришел к власти в результате вооруженной борьбы и считал этот путь к победе революции в условиях Латинской Америки единственно возможным, то и поддержку оказывал в основном организациям, делавшим ставку на партизанскую войну. Такие организации, обычно более или менее автономные от местных коммунистических партий, начали как грибы расти в странах континента, хотя трудно сказать, что тут сыграло главную роль – прямая поддержка Кубы или ее пример. Во всяком случае, долго искать доказательства прямой поддержки не приходилось, особенно после попытки второго после Кастро лица кубинской революции, Эрнесто Че Гевары, поднять на восстание крестьян Боливии.

Отсюда логически вытекал второй аргумент в пользу вмешательства военных в политику: необходимость пресечь террористическую активность, с которой гражданские власти справиться не могут. В принципе, любую ведущуюся с оружием в руках борьбу против действующей власти можно интерпретировать как терроризм. Освободительной войной эту борьбу называют только постфактум, в случае успеха. Антитеррористической риторике военных