Сергей Кара-Мурза - Россия при смерти? Прямые и явные угрозы

Н. Хомский, изучавший этот тип отказа рациональности, пишет: «Этот аргумент настолько абсурден, что даже как-то странно его слышать. Предположим, что вы видите, как на улице совершается преступление, и понимаете, что не можете молча стоять в стороне — поэтому вы берете автоматическую винтовку и убиваете всех участников данного события: преступника, жертву, свидетелей. Должны ли мы воспринимать это как разумную и морально оправданную реакцию?» [3, с. 62].

Такая неопределенность целей, средств, индикаторов и критериев продолжает быть присущей всем изменениям, которые власть пытается внести в государственную, хозяйственную или социальную сферу. Это движение без компаса и карты грозит России многими бедами.

Так, с 2007 года власть опять несколько раз ставила вопрос о «переходе России на путь инновационного развития». Политики говорили о проблеме колоссального масштаба — смене «пути развития» страны, но говорили походя, не додумав ни одного тезиса. Целеполагающее слово потеряло смысл!

Сегодня инновационное развитие вместо сырьевого — императив для России, узкий коридор, чтобы вылезти из болота кризиса. Но этот тип развития и нынешняя хозяйственная и культурная система — вещи несовместные. Сейчас даже вообразить невозможно в России кабинета, где бы ежедневно собирались «у карты и ящика с песком» два десятка «генералов хозяйства», которые готовили бы планы операций по такому «переходу». Нет таких генералов и экспертов, нет такого «ящика с песком». Проблема обсуждается на уровне афоризмов и «импровизаций на тему».

Подумайте, в 2006 г. вузы России выпустили 26 тыс. специалистов по всем естественнонаучным и физико-математическим специальностям и 666 тыс. специалистов по гуманитарно-социальным специальностям, экономике и управлению. Тонкий слой потенциальных молодых ученых (часть которых к тому же изымается западными вербовщиками) просто поглощен морем «офисной интеллигенции». Какое тут может быть инновационное развитие! Дух творчества, новаторства и напряженного беззаветного труда убивается самим воздухом наших мегаполисов и супермаркетов. Россия — страна гламура…

Большую тревогу вызывает общая установка, что Россия якобы уже преодолела кризис и находится на пути к процветанию. Из этого следует, что никаких стратегических решений принимать нет необходимости — все идет хорошо. В Послании 2007 г. В.В. Путин сказал: «Россия полностью преодолела длительный спад производства».

Встает вопрос: какими показателями пользуется власть? Или власть не может называть вещи своими именами и ставить задачи, соизмеримые размеру этих вещей? Тогда что ей мешает — невозможность эта определена самим масштабом и динамикой кризиса? Но если так, то и цели должны ставиться совсем другие и совсем по-другому.

Если верить Росстату, объем промышленного производства в России к концу 2006 г. лишь на 3 % превысил уровень 1980 года. В дореформенном 1990 году промышленное производство было почти на треть больше, и нам еще очень далеко до того, чтобы этот спад преодолеть, мы пока лишь слегка оживили старые парализованные мощности. А производство машиностроения в 1990 г. было на 46 %, то есть почти в полтора раза больше, чем в 2006 году. С сельским хозяйством дело еще хуже — нам еще очень далеко до уровня 1980 года, и мы к нему приближаемся медленно, ежегодные приросты малы.

Провал колоссальный, ряд отраслей почти утрачен. Нужна мобилизационная восстановительная программа — но способна ли верховная власть ее предложить?

Целеполагание выступает в связке с рефлексией. Одно без другого недейственно. Невозможно ставить цель на будущее, не подведя итога прошлому как результата предыдущих решений. Но верно и обратное: если дается радикальная оценка состоянию, из которого выходит система, нельзя уклониться от целеполагания.

Эта связка и дискурсе российской власти разорвана. Вчитаемся в такие слова Послания В.В. Путина 2007 года: «Есть и те, кто… хотел бы вернуть недавнее прошлое. Одни — для того, чтобы, как раньше, безнаказанно разворовывать общенациональные богатства, грабить людей и государство. Другие — чтобы лишить нашу страну экономической и политической самостоятельности».

Тут — небывалое по выразительности определение недавнего прошлого («правления Ельцина»). Это была Смута, когда одни безнаказанно грабили людей и государство, а другие лишали нашу страну экономической и политической самостоятельности. Но как можно сказать такие слова и даже и намекнуть, кто конкретно грабил людей и государство, кто лишал страну независимости и, если попросту, когда состоится над ними нормальный суд согласно Уголовному кодексу Российской Федерации.

Принципиальный дефект той мировоззренческой структуры, на основе которой производилось целеполагание реформ — этический нигилизм, игнорирование тех ограничений, которые «записаны» на языке нравственных ценностей. Отсутствие этой компоненты в программах больших реформ выхолащивает их смысл, лишает легитимности. Постановка цели реформы всегда предваряется манифестами, выражающими этическое кредо ее интеллектуальных авторов. Они обязаны сказать людям, «что есть добро» в их программе и что есть меньшее зло по сравнению с альтернативными программами.

Сами по себе политические или экономические инструменты или механизмы (демократия, рынок и пр.) не могут оправдывать слом жизнеустройства и массовые страдания людей. Современный капитализм и буржуазное общество могли быть построены потому, что им предшествовало построение новой нравственной матрицы — протестантской этики. Она предложила людям новый способ служения Богу, инструментом которого в частности была нажива. Именно в частности, как один из инструментов, а не как идеальная цель. Новое представление о добре и связанный с ним новый тип знания, порожденные Реформацией, легитимировали новое жизнеустройство, оправдали страдания.

Ничего похожего не имело места в эпоху Горбачева-Ельцина. За первые десять лет перестройки и реформы обществоведение реформаторов много сделало, чтобы вообще устранить из мировоззренческой матрицы власти сами понятия греха и нравственности, заменив их критерием экономической эффективности.

Н.П. Шмелев писал: «Мы обязаны внедрить во все сферы общественной жизни понимание того, что все, что экономически неэффективно, — безнравственно и, наоборот, что эффективно — то нравственно» [4]. Здесь принято новое соподчинение фундаментальных категорий — эффективности и нравственности. Это радикальный разрыв с традиционной шкалой ценностей, в которой «совесть — выше выгоды». Для нашей темы важен тот факт, что власть декларировала построение правового общества, но подобными декларациями легитимировала криминальный порядок.

Реформа не просто не сформировала чего-то похожего на протестантскую этику, она сформировала ее антипод — этику социального хищника и расхитителя средств производства и жизнеобеспечения общества.

Уже на первых этапах реформы власть проявила столь безжалостное отношение к населению, что даже академик Г.А. Арбатов посчитал нужным отмежеваться от правительства реформаторов: «Меня поражает безжалостность этой группы экономистов из правительства, даже жестокость, которой они бравируют, а иногда и кокетничают, выдавая ее за решительность, а может быть, пытаясь понравиться МВФ» [5].

Согласно наблюдениям А.Тойнби, элита способна одухотворять большинство, лишь покуда она одухотворена сама. Ее человечность в отношении большинства служит залогом и одновременно показателем ее одухотворяющей силы. С утратой этой человечности элита, по выражению Тойнби, лишается санкции подвластных ей масс. Именно это национальное несчастье случилось за последние десятилетия в России.

Рассмотрим один из векторов развития, который настойчиво предлагается для России видными представителями власти и элиты реформаторов. Он еще официально не выдвинут как национальная цель, но реализауется на практике.

В своем предисловии к «Черной книге коммунизма» А.Н. Яковлев предложил реформаторам доктрину «Семь «Д» — семь магических действий, которые надо совершить в ходе реформы. Это — формула целеполагания, обнародованная академиком РАН, членом Политбюро ЦК КПСС, «архитектором» перестройки.

Четвертым «Д» у него стоит деиндустриализация. Разъяснение этой немыслимой цели заменено бессвязными и не имеющими отношения к теме банальностями вроде такой: «Сегодня более чем очевидно, что материальный и духовный мир едины». Что это такое, при чем здесь это? Как из этой сомнительной сентенции вытекает, что в России надо проводить деиндустриализацию?