Александр Филиппов - Вся политика. Хрестоматия

Ознакомительный фрагмент

Демократия не может быть насажена сверху никаким умным законом, никакими мудрыми политиками. Демократия может только расти, как все растущее – снизу вверх. Должна быть прежде демократия малых пространств. Самоуправление местное как начало демократии. И только потом она начинает развиваться. Ведь если мы восхищаемся демократией в западных странах, то потому, что у них местное самоуправление великолепно работает. А мы строим демократию без местного самоуправления. Нам не нужно. Мы боимся народа («Комсомольская правда», 07.06.2005).

В средние века вследствие изменений в военной организации и технике превосходство тех немногих, кто мог себе позволить иметь специально обученную лошадь и снаряжение конного рыцаря, было восстановлено. Солдат-горожанин утратил былое значение, и вместе с ним на многие века ушли в небытие исторические возможности для демократического или республиканского правления в большей части Европы. Но в швейцарских кантонах, где сохранилась всеобщая воинская повинность, гражданская милиция, вооруженная пиками и защищавшая местность, рельеф которой был крайне благоприятен для действия пехоты, сумела победить конных рыцарей. Поэтому неудивительно, что соборная демократия укоренилась в горных кантонах, которые столетия спустя составили ядро Швейцарской Конфедерации.

В XIV и XV вв. вооруженные длинными луками английские пехотинцы, доказав уязвимость конных рыцарей, разрушили военные основания феодализма. С изобретением мушкета, а затем и ружья значение пеших солдат еще больше возросло. В XVIII в. военная организация и военные технологии начали напрямую зависеть от привлечения внушительных масс пехотинцев, чьи ряды могли быть пополнены только путем подключения к военной службе всего мужского населения. Еще через полвека или около того именно общая численность легковооруженных солдат, при условии примерно одинаковой подготовки, стала играть решающую роль в сражении. ‹…› Но преимущество абсолютных чисел можно было увеличить за счет преданности, а ту, в свою очередь, – через пробуждение чувства верности стране или нации. Однако ощущение принадлежности к нации – привилегия, за право пользоваться которой от человека ожидали определенных жертв, – могло оправдать выдвижение им широких требований, включая требование справедливой доли в управлении. Гражданин-солдат был одновременно и солдатом, и гражданином, т. е. как минимум мог претендовать на участие в голосовании. Страны, обладавшие массовыми армиями, обнаружили, что они вступили в эру демократических революций. Именно в тех исторических условиях, когда военная организация и военные технологии оказались более благоприятными для демократии, нежели это было на протяжении многих предшествовавших веков, ‹…› в одной стране за другой складывались институты полиархии.

В Соединенных Штатах возможности для управления с помощью принуждающего насилия были ниже, чем в каком-либо ином государстве мира за всю историю человечества, быть может, за исключением Швейцарии. ‹…› Америка фактически представляла собой нацию под ружьем. Без согласия управляемых здесь в известном смысле вообще была невозможна никакая система правления, поскольку никакое правительство не могло быть навязано народу Соединенных Штатов вопреки сопротивлению большинства.

Однако состояние военной организации и технологии, в целом столь благоприятное для полиархии в Северной Америке и Европе, еще раз изменилось – теперь в худшую сторону. Военное превосходство постепенно перешло от многочисленных легковооруженных армий к войскам, оснащенным новым и дорогостоящим оружием с возросшей разрушительной силой – тяжелой артиллерией, минометами, пулеметами, танками, самолетами и военными кораблями, к которым со временем добавилось и ядерное оружие. В отличие от пик, мушкетов, длинных луков или ружей, эти виды вооружения никогда не смогут рассредоточиться по отдельным домохозяйствам. Будучи сконцентрированы в относительно немногочисленных руках, они обеспечивают гигантскими ресурсами принуждающего насилия меньшинство, желающее и способное задействовать их в политических целях. Увеличившиеся возможности для создания и использования бюрократических организаций вкупе с новыми средствами надзора еще больше подготовили почву для централизованного принуждения. Эффективность централизованной полицейской системы сегодня гораздо выше, чем когда-либо ранее в письменной истории.

Таким образом, вследствие развития военной и полицейской организации и соответствующих технологий потенциал централизованного принуждения в XX в. во много раз превосходит имевшийся в XVIII и XIX вв., а быть может – и во все другие времена. Тем не менее в этом столетии не только сохранились старые полиархии, но и возникли новые. Но если подобные явления не связаны с состоянием военной организации и военных технологий, то в чем их причина?

УКРОЩЕНИЕ СИЛОВОГО ПРИНУЖДЕНИЯ

Чтобы не допустить использования военных и полицейских структур для разрушения демократического правления, демократические государства прибегают к различным средствам, а зачастую – и к комбинации средств.

1. Демократическое государство может лишить военные и полицейские структуры их способности к принуждению или свести ее к минимуму. Иногда вооруженные силы упраздняются полностью. Япония ‹…› провозгласила в своей конституции 1947 г. (принятой главным образом под влиянием оккупации страны Соединенными Штатами), что навсегда отказывается от создания армии, а также военного флота, как морского, так и воздушного. Несмотря на то что значение этого конституционного положения было ослаблено последующим развитием национального «полицейского резерва», а затем – и «национальной службы обороны», оно предотвратило возрождение вооруженных сил как весомого политического фактора в новой полиархии. ‹…›

Хотя Соединенные Штаты ‹…› никогда формально не распускали свои вооруженные силы, на протяжении большей части национальной истории те оставались крайне маленькими. До самой второй мировой войны Великобритания и США содержали крошечные постоянные армии, полагая свою морскую мощь достаточной для предотвращения агрессии. Но военный флот плохо приспособлен к задачам принуждения граждан собственной страны. ‹…›

2. Демократическое государство может рассредоточить контроль над военными или полицейскими структурами, распределив его между многообразными органами местного управления. Например, в большинстве англоговорящих полиархии полицейские службы, как правило, находятся под местным контролем. Исторически и в Великобритании, и в Соединенных Штатах на формирования местной милиции или милиции штатов были частично поделены даже сухопутные силы. В период утверждения в ‹…› Британии верховенства парламента местная милиция служила противовесом постоянным войскам во главе с офицерами-аристократами. Она укомплектовывалась за счет местных жителей, которые входили в ее ряды недолго и исключительно в целях защиты своей территории. ‹…› В Швейцарии конституции 1848 и 1874 гг. (вторая из них действует и поныне) запрещали Конфедерации создавать постоянную армию и предусматривали вместо этого учреждение гражданской милиции, управляемой в мирное время кантонами.

3. Вооруженные силы могут быть сформированы из индивидов, разделяющих гражданские и демократические ориентации населения в целом. Как мы видели, именно такое решение было найдено в Афинах, где гоплиты на суше и гребцы на море были обычными гражданами, которые мобилизовывались на короткий срок для защиты полиса. Аналогичным было решение в додемократической Европе XVII и XVIII вв., а также в Швейцарской Конфедерации, где, согласно конституциям 1848 и 1874 гг., действует всеобщая воинская повинность. За исключением высших офицеров и небольшого числа других штатных сотрудников, занятых на профессиональной основе, швейцарская армия по-прежнему комплектуется за счет граждан, проходящих срочную службу. В большинстве других европейских стран со времен второй мировой войны сухопутные силы состоят преимущественно из лиц, призываемых на короткий срок, т. е. из гражданских в форме.

4. Обеспечению гражданского контроля над вооруженными силами со стороны демократически избранного руководства может способствовать и воспитание профессиональных военных, особенно офицеров. ‹…›

Однако при определенных обстоятельствах гражданский контроль над профессиональными военными учреждениями оказывается под угрозой. Это происходит, например, когда профессионализм создает глубокий социальный и психологический разрыв между кадровыми военными и гражданским населением, как это было в Бразилии в 1950-е и 1960-е годы, где военные превратились в обособленную социальную группу, своего рода касту, оторванную от сообщества гражданских лиц. Такая угроза возникает также, если профессиональные военные считают, что гражданское руководство ставит под удар их фундаментальные интересы. В подобной ситуации они скорее всего будут сопротивляться гражданскому контролю или даже попытаются полностью от него освободиться, как в Бразилии в 1964 г., в Гане в 1965 г. и в Аргентине в период с 1955 по 1983 г. ‹…›

Конец ознакомительного фрагмента