Рычаг богатства. Технологическая креативность и экономический прогресс - Джоэль Мокир

Таким образом, период 1500–1750 гг. был эпохой технического развития, но не знал революций. С учетом тех препятствий и затруднений, с которыми в те годы сталкивался технический прогресс, поразительно, что он не остановился вообще. Как отмечалось выше, заменой техническим достижениям могли служить великие открытия: вызов и возможности для обогащения лежали за морями. Более того, влияние реформации на темп технического прогресса, возможно, в целом было негативным. То, что протестантизм сам по себе способствовал техническим изменениям, сомнительно. Для инноваций важно не только то, во что индивид верит per se, но и то, в какой степени общество терпимо к отклонениям и нонконформизму (Goldstone, 1987) – к этому вопросу мы еще вернемся в третьей части. Реформация, как и ее естественное следствие, контрреформация, сделали Европу такой нетерпимой, какой она еще не была после крестовых походов: католическая инквизиция сожгла Джордано Бруно, кальвинисты в Женеве сожгли Мигеля Сервета. По всей Европе в XVI и начале XVII вв. терпение власть имущих к свободомыслящим людям, ставившим под сомнение догмы, иссякало. Это насаждение конформизма замедляло техническое развитие, хотя трудно оценить, в какой степени. В Южной Европе, где все сильнее ощущалась реакционная власть контрреформации, климат становился все менее подходящим для технической креативности[44]. Более того, религиозные разногласия служили причиной войн, которые опустошили некоторые наиболее активные центры технических изменений в Европе – в первую очередь Южные Нидерланды (1568–1590) и почти всю Германию (1618–1648). Способность Европы сохранить импульс к развитию, несмотря на ухудшение условий, свидетельствует об устойчивости сил технического прогресса. Если были разрушены Антверпен и Аугсбург, то всегда оставались Амстердам или Лондон.

В 1500–1750 гг. в Европе происходили важные изменения в сфере организации производства, наверняка повлиявшие на темп технического прогресса. Движущей силой этих изменений являлась деурбанизация промышленности. Города были нездоровыми местами, страдавшими от осад, эпидемий, пожаров, перенаселенности, неразвитости водоснабжения и канализации, и соответственно, высокой смертности. В ходе религиозных войн многие города подвергались нападениям и разграблению. Низкое качество жизни и короткая ожидаемая продолжительность жизни в городах вели к росту городской заработной платы по отношению к сельской, поскольку городам как-то приходилось привлекать мигрантов. Другой причиной, вызывавшей перемещение промышленности в село, была жесткая корпоративная структура ремесленных гильдий, ограничивавшая число их участников и строго контролировавшая качество и цену продукции. Вполне может быть, что к XVI в. городские гильдии начали душить технический прогресс с целью защиты своей монопольной позиции и кровных интересов. Имеется много документальных свидетельств о попытках властей бороться с инновациями в устоявшихся отраслях – несомненно, вследствие лоббирования со стороны заинтересованных кругов. Мы вернемся к феномену сопротивления инновациям в третьей части.

Впрочем, обстановка в ренессансных и барочных городах была не настолько удушающей. Многие города, такие как Лейден, вообще не имели гильдий, а давальческая система производства ни в коем случае не являлась чисто сельским феноменом. Все стадии производства эксклюзивных предметов роскоши, включая их дизайн, отделку и сбыт, в основном по-прежнему осуществлялись в городах. Однако один город за другим сетовал на то, что его промышленность разоряется из-за конкуренции с дешевыми сельскими товарами. По мере того как производство в городах становилось все более затратным, промышленность перебиралась в деревню. Крестьяне, не занятые в период отсутствия полевых работ, постепенно были признаны эффективной рабочей силой там, где имелась возможность прибыльно задействовать дешевый и неподнадзорный труд для производства товаров, изготовление которых не требовало особых навыков. Сельское производство организовывалось в первую очередь городскими предпринимателями, разбивавшими производственный процесс на отдельные простые этапы и постепенно осуществлявшими разделение труда, несмотря на рассеянный характер производства. Сельская надомная промышленность была капиталистической, интегрированной в мировые рынки, и не подчинялась жесткому контролю и регулированию, характерному для городских отраслей.

Влияние этих процессов на технические изменения изучено слабо. В Средние века и на первом этапе Ренессанса города, способствовавшие контактам между людьми и облегчавшие обмен информацией, играли важную роль при создании и распространении технологий, однако к XVI в. этот положительный эффект был нивелирован способностью организованных заинтересованных кругов удушать новые идеи. После вывода значительной части промышленности из городов гильдии столкнулись с новым источником конкуренции, ослаблявшим их консервативное влияние. Некоторые технические инновации, несомненно, способствовали распространению нового метода производства: в сельской надомной экономике широко применялась чулочная рама, создавались новые, усовершенствованные прялки, а «челнок-самолет», изобретенный в 1733 г. англичанином Джоном Кеем, увеличил производительность надомного ручного ткачества, которое к тому времени также в основном переместилось в деревню. Но самое важное то, что сельская промышленность во многих отраслях представляла собой первую попытку организовать что-то вроде массового производства. Хотя такое производство в отсутствие стандартизации и контроля имеет свои ограничения, купцы-предприниматели, использовавшие давальческую систему, постепенно осознавали потенциал крупномасштабного производства дешевых товаров и научились ценить прибыль, которую приносят технические достижения, снижающие издержки.

Формирование национальных государств в 1450–1750 гг. также имело важные последствия для технического прогресса. Многие государства проводили политику поощрения новых технологий, несмотря на то что правительственные круги обычно не имели к ним непосредственного отношения. Цели такой политики, разумеется, нередко были военными, включая сооружение фортификаций, литье пушек и постройку боевых кораблей. Однако характерный для данного периода меркантилистский подход подталкивал государства к проведению активной промышленной политики. Власти все шире нанимали и субсидировали инженеров, а также выдавали монополии, патенты и пенсии изобретателям, внесшим важный вклад в благосостояние страны. В тех случаях, когда страна осознавала свое отставание, она порой делала сознательные попытки догнать лидеров. Самый знаменитый пример заимствования технологий, вдохновлявшегося на государственном уровне – работа царя Петра I плотником на голландской верфи. Впрочем, еще за 200 с лишним лет до Петра русские цари выписывали себе архитекторов, рудознатцев, печатников и металлургов с Запада. Также и шведский король Густав-Адольф пригласил голландского промышленника Луи де Геера родом из Валлонии создать металлургическую промышленность в Швеции, которая благодаря наличию высококачественной руды и обширных лесов вскоре стала ведущим производителем железа. Эти инициативы не ограничивались периферийными регионами Европы. Лионская шелковая индустрия была создана стараниями короля Людовика XI, переманившего к себе нескольких итальянских мастеров, а семья Сфорца в первой половине XVI в. привлекала для работы в Милане некоторых из лучших инженеров той эпохи.

Некоторые европейские государства обнаружили, что защита прав изобретателя на его разработки способствует техническому прогрессу. Идея выдавать изобретателю временную монополию в виде патента с целью поощрения изобретательства выросла из обычаев в горнорудной отрасли. Подрядчикам в этой отрасли выдавались монопольные права на эксплуатацию открытых ими месторождений. Впоследствии подобные порядки были приняты и в других отраслях, таких как мукомольная, а затем распространились