Конфликт, война и революция: Проблема политики в концепциях международных отношений - Пол Келли

благоволит демагогу Клеону, но по-настоящему симпатизирует мудрости, проявленной афинянами в ситуации с мелосцами. Соответственно, хотя Фукидид преподает нам немало уроков, его реализм лучше ограничивать контекстом объяснения межгосударственных действий, не представляя его в качестве экспансионистской этики империализма, вытекающей из выступлений Клеона на митиленских спорах и в Мелосском диалоге. Реализм может предложить достаточно убедительное объяснение международных дел, однако он оказывается намного менее надежной платформой для государств, которые хотели бы решить, как им действовать в мире, где работают реалистические посылки: одно дело – знать, что государства будут преследовать свои интересы, как они их сами понимают, но совсем другое – понимать, в чем именно состоит интерес государства в намного более широком контексте. Хотя реализм может предложить лучшее объяснение обстоятельств межгосударственного конфликта и ограниченности норм, Фукидид не представляет его в качестве нормативной концепции, описывающей, как государства (то есть полисы) должны действовать. Что касается реализма, он на самом деле говорит то, что оценка интереса государств требует холодного и взвешенного суждения, то есть именно того, что мог предложить Перикл и чего обычно не может достичь демократия.

Демократия, война и стасис

Третья важная для теории международной политики тема, присутствующая в «Истории» Фукидида, – это проблема демократии, и особенно тезис о том, что демократии неустойчивы и склонны разваливаться изнутри (речь о том, что греки называли стасисом или гражданской распрей). «История» Фукидида оставалась одним из главных источников неприятия демократии в западной традиции политической мысли вплоть до конца XIX в. и появления представительских демократий. Его негативный взгляд особенно интересен в свете тезиса о «демократическом мире», которым я теперь займусь.

Тезис о «демократическом мире»

Тезис о демократическом мире (который иногда также называют тезисом о либеральном мире) утверждает, что демократические государства не воюют друг с другом, а потому распространение демократии приведет к созданию более мирного мирового порядка. Этот тезис был выдвинут рядом исследователей, но особенно был проработан в двух статьях Дойла. В них в контексте обсуждения баланса сил основное внимание уделяется либерально-демократическим режимам и, в частности, идеям немецкого философа XVIII в. Канта. Есть существенная разница между миром Канта и миром Перикла и Фукидида или, тем более, между последним и современным либеральным порядком. Тем не менее, учитывая либеральный конституционализм Надгробной речи Перикла, а также другие черты афинской политической практики, стоит вкратце изложить этот тезис, взяв его в качестве точки отсчета для понимания демократии и войны у Фукидида. Я не буду оценивать здесь то, насколько этот тезис состоятелен в качестве обобщения международной политики и истории, или же то, опровергается ли он «Историей» Фукидида.

В наиболее ясном виде указанный тезис о демократическом мире возникает в трактате Канта «К вечному миру» (1795), где он утверждает: чтобы в международной сфере возникла обязанность стремиться к миру, должна быть возможность международного мира. Он стремится показать это при помощи своего рода спекулятивной истории, выявляющей тенденции движения к глобальному пацифизму. Эта спекулятивная история была подхвачена современными политологами, чтобы проверить, действительно ли очевидное распространение демократических режимов привело к более мирным международным отношениям. Их вывод состоит в том, что либерально-демократические страны обычно не воюют друг с другом, однако они готовы воевать с нелиберальными демократическими режимами. Этот тезис стал источником для обширных научных споров, поскольку не вполне ясно, действительно ли он выполняется, и если выполняется, в какой мере это следствие именно демократии, а не какой-то иной переменной, которая могла бы послужить причиной для подобного следствия. Предпочтение сохранять мирные отношения с похожими режимами используется затем в качестве нормативного аргумента, требующего изменение режима в пользу демократии: чем больше в мире демократии, тем меньше будет войн между странами.

Причины, по которым демократические государства с меньшей вероятностью воюют с другими демократическими государствами, зависят от общности фундаментальных качеств либерально-демократических режимов. Наиболее очевидное из них состоит в том, что демократические лидеры отчитываются перед народом, в отличие от авторитарных лидеров. Когда войны проходят успешно, они приносят славу и уважение. Однако, поскольку войны представляют собой сложные, затяжные и неопределенные в своем исходе предприятия, демократические лидеры считаются ответственными и за последствия войны. Тут можно привести простой пример из XXI в.: британский премьер-министр Тони Блэр и его решение поддержать США во Второй войне в заливе. До войны в Ираке Блэр был популярным премьер-министром, пользующимся значительным доверием своих избирателей, а потому получил народную поддержку в решении об участии в интервенции США и устранении ненавистного иракского лидера Саддама Хусейна. Несмотря на то что иракский режим действительно удалось сместить, длительная оккупация Ирака оказалась затруднительной, и народная поддержка вскоре испарилась. В те времена многие эту войну критиковали, и в народной памяти она осталась дорогостоящим дипломатическим провалом, сказавшимся впоследствии на репутации Блэра. Примерно то же самое можно сказать и о президенте Джордже Буше-мл. и участии Америки в том же конфликте, хотя поначалу она одержала оглушительную военную победу.

Вывод из этих примеров состоит в том, что общественное мнение часто капризно, а народ часто не желает принимать последствия собственного выбора, возлагая ответственность на лидеров. В этом исторически близком нам примере либерально-демократические государства вели войну с авторитарной диктатурой, что, согласно тезису о мире, не исключается институциональной структурой либерально-демократического режима. Однако в целом ответственность лидеров предполагается в качестве ограничения на развязывание войн обеими частями тезиса. Когда либерально-демократические государства сталкиваются друг с другом, тезис утверждает, что они в разрешении споров скорее будут опираться на дипломатические институты – по тем же причинам, по которым они опираются на право и диалог при разрешении внутриполитических споров между партиями и отдельными регионами в государстве. Тем самым утверждается, что либерально-демократические режимы предпочитают заменять насилие и конфронтацию дискурсом и делиберативной политикой. Поэтому они с большей вероятностью будут толковать международные споры в дипломатических категориях, то есть в качестве нормального политического процесса, пусть он и развивается за их границами, а не в качестве того, что замещает нормальную политику [Ikenberry, 2020]. Задача политики и делиберации – вытеснять конфликт и насилие. Когда два режима структурированы указанным образом, что, собственно, и можно сказать о либеральных демократиях, тогда возникнет тенденция рассматривать международную сферу в качестве такого пространства, которое также способно вытеснить конфликт и насилие. Это еще больше доказывается склонностью либерально-демократических режимов отдавать предпочтение международному праву, посредничеству, арбитражу и альянсам, а потому Кант и его последователи полагают, что история развивается по направлению к глобальному пацифизму и всемирной федерации.

Поскольку либерально-демократические государства структурированы так, чтобы усмирять внутри себя войну, насилие и конфликт, а вне своих границ полагаться на дипломатию, в плане содержательной политики они вряд ли увидят в том или ином пункте политического курса или доктрины основание для конфликта и применения насилия. Тезис о демократическом мире сопоставляет политику нелиберальных демократических режимов, ориентированных на возвеличивание, благоговение и экспансию, с нацеленностью либерально-демократической политики на техническое решение проблем благосостояния. В разных либерально-демократических режимах к примерно одинаковым проблемам могут применяться разные решения – например, в области фискальной политики, обеспечения благосостояния и торговли, однако эти технические различия не становятся поводами для конфликта и насилия. Ни одно либерально-демократическое государство не будет воевать с другим из-за различий в политике соцобеспечения или программе индустриального развития, поскольку эти вопросы не представляют политической угрозы. Даже в сложных случаях торговых споров либерально-демократические режимы обычно полагаются на международные институты, судебный процесс и дипломатию, поскольку экономическая конкуренция в рамках близких подходов к политической экономии не понимается в качестве угрозы.

Одно из качеств либерально-демократических режимов, более всего выделенное тезисом о демократическом мире, состоит в том, что такие государства обычно относительно богаты и обладают политической культурой, нацеленной на накопление богатств и безопасное пользование ими, то есть на те именно вещи, которые особенно уязвимы в условиях войны и конфликта. Эта мысль созвучна противопоставлению Спарты, сосредоточенной на приготовлении к войне и на воинской доблести, и Афин, превозносящих преимущества торговли, богатства и великолепия, которые были подчеркнуты Периклом в его Надгробной речи. Потенциальная угроза накоплению богатства и пользованию им, создаваемая войной, повышает стоимость