Эффект летучей мыши. 10 уроков по современному мироустройству помимо черных лебедей - Фарид Закария

может добиться успеха; где дети взрослеют в ожидании, что они достигнут большего, чем их родители; где человек из любой среды может стать президентом, а ещё лучше – миллиардером. Америка богата яркими примерами подобных историй успеха – от Барака Обамы до Стива Джобса. Вот только все они являются исключениями, не отражающими судьбу большинства американцев. Исследования на эту тему настолько многочисленны и убедительны, что даже стойко консервативное издание National Review опубликовало эссе, сделав вывод: «Очевидно, что как минимум в одном аспекте американская мобильность является исключительной: в ограниченности нашей способности к восходящему движению по финансовой лестнице». В ходе исследования, проведённого в Стэнфорде, учёные попытались дать количественную оценку американской мечты. Исследование измеряет шансы ребёнка, выросшего в нижней пятой части распределения доходов, подняться до верхней пятой. Совокупные данные показывают, что у американцев с низким уровнем дохода шансы продвинуться по экономической лестнице составляют 7,5 % по сравнению с 11,7 % у датчан и 13,5 % у канадцев, что почти вдвое больше, чем у их американских коллег.

Один из традиционных американских ответов на эти сравнения заключается в том, что Соединённые Штаты сталкиваются с исключительной проблемой принятия огромного количества бедных иммигрантов. Вот только в этом отношении Америка больше не уникальна. Во многих европейских странах проживает огромное количество приезжих. В Канаде этот процент ещё выше: 22 %, по сравнению с 14 % в США. И хотя все эти страны испытывали трудности с интеграцией, они всё же смогли предложить своим жителям – любого происхождения и вероисповедания – возможность подняться по карьерной и финансовой лестнице.

Иными словами, американская мечта жива и здорова, просто она существует не в Америке. В своём двухтомном труде «Политический порядок и политический упадок» Фрэнсис Фукуяма пишет, что фундаментальный для каждого общества вопрос достаточно прост: «Как попасть в Данию?» «Под Данией я подразумеваю не столько реальную страну, – пишет он, – сколько образное общество, где царит процветание, демократия, безопасность, хорошее управление и низкий уровень коррупции». Хотя Фукуяма рассуждает скорее о политической, чем об экономической системе, стоит отметить, что эти два понятия тесно взаимосвязаны. Фактически одно усиливает другое. Дания успешна в политическом плане, потому что она успешна в экономическом, и наоборот.

Дания несколько отличается от тех представлений, которые сложились у её поклонников и хулителей. Берни Сандерс, например, считает её социалистическим раем и неоднократно ссылался на эту систему с призывами ей подражать. В конечном итоге премьер-министр страны публично опроверг его убеждения. «Дания далека от социалистической, плановой экономики. Дания – это рыночная структура», – объяснил Ларс Лёкке Расмуссен в 2015 году. И факты отлично подтверждают его слова: в Индексе экономической свободы фонда «Наследие» Дания занимает более высокое место, чем Соединённые Штаты (восьмое место у Дании и семнадцатое у США). Дания стабильно занимает верхние строчки в международных рейтингах благосостояния граждан во многом благодаря своей политике налогообложения и последующей дистрибуции собранных средств. Несколько лет назад я познакомился с Поулем Нюрупом Расмуссеном, который в 1990-х годах, будучи премьер-министром Дании, провёл множество реформ, создав модель, которую теперь называют «флексикьюрити». Он подчеркнул, что первая половина термина является ключевой: обеспечить работодателям гибкость в найме и увольнении работников, без чрезмерного регулирования или судебных разбирательств, в конкурентоспособной и открытой для мира экономике – но всё это в рамках системы, обеспечивающей надёжность и безопасность.

Что отличает страны Северной Европы от США, так это высокий уровень налогообложения и перераспределения. Другими словами, система построена таким образом, чтобы облегчить процесс обогащения за счёт свободных рынков и свободной торговли. Далее государство собирает большую часть доходов и тратит их на то, чтобы обеспечить гражданам равные и изобильные возможности. В Дании налоги составляют 45 % ВВП, в то время как в США этот показатель равен 24 %. Кроме того, Дания облагает налогом не только богатых. Как и другие европейские страны, Дания получает большую часть доходов от национального налога с продаж. Ставка составляет 25 %, что соответствует среднему показателю по Европейскому Союзу – 20 %. В США эта цифра в среднем равна 7 %. Такой налог на всю продукцию – от пива до яиц и смартфонов – естественно, бьёт по бедным, вынужденным тратить большую часть дохода на покупки, однако и программ государственной помощи представителям нижнего и среднего классов там несравненно больше. Ещё одним преимуществом всеобщего налогового бремени является повышение солидарности: люди поддерживают государственные программы, потому что чувствуют, что каждый внёс в них свой вклад.

Представьте, что вы – среднестатистическая семья. У вас и вашего супруга есть ребёнок и средний доход. Вы можете жить в Америке, либо в Дании. В Дании в результате высокого налогообложения ваш доход станет на $15000 ниже, чем в Штатах. Однако в обмен вы получите всеобщее здравоохранение (с лучшими показателями, чем в США), бесплатное образование вплоть до лучших высших школ, программы переподготовки кадров, на которые государство тратит в семнадцать раз больше в процентах от ВВП, чем в Америке, а также высококачественную инфраструктуру, общественный транспорт, множество красивых общественных парков и других мест. Кроме того, датчане отдыхают на 550 часов в год больше, чем американцы. Если бы перед американцами встал выбор прибегнуть к датской модели или же получать дополнительные $15000, но работать больше часов, брать меньше отпусков и самостоятельно решать вопросы здравоохранения, образования, переподготовки и транспорта, я думаю, большинство из них предпочли бы первый вариант. Подавляющее преимущество скандинавской гибкости заключается не только в бесплатном образовании и хороших поездах, но и в том, что она включает в себя динамизм, лежащий в основе современного мира, и в то же время ослабляет порождаемые им тревоги. И эти тревоги, конечно же, достигли новых высот на фоне пандемии.

Легко понять, почему в наши дни люди испытывают тревогу. Открытый мир быстро меняющихся рынков и технологических изменений вызывает опасения. Один из вариантов ответа – закрыть его. Популисты вроде Дональда Трампа хотят не пускать иммигрантов, ограничить поток товаров и услуг и каким-то образом сохранить существующую культуру своей нации. Они стремятся вернуться к прошлым традициям – обычно к мнимым временам величия. Но реальность такова, что райского сада никогда не было, а периоды, о которых люди вспоминают с ностальгией, на самом деле сложнее, чем принято считать. Вспомните, какой была жизнь в 1950-х у женщин, представителей меньшинств (впрочем, жизнь белых мужчин, трудившихся сталеварами и шахтёрами, тоже не радовала). Путь к величию – это всегда движение вперёд, а не назад.

Нельзя даже допускать закрытия мира. Мы не можем – да и не должны – останавливать рост развивающихся держав или препятствовать технологическому прогрессу. Всё,