Анатолий Уткин - Вторая мировая война

В немецком наступлении на Сталинград было, по самой упрощенной схеме, два этапа. На первом, когда немцы находились еще на окраинах города, они могли использовать свое превосходство в авиации и танках. Мобильные, быстрые, почти неуязвимые, германские части во многом диктовали свои условия и наносили удары там, где это им подсказывала висящая над городом «рама» (самолет тактической разведки) и их разведотряды, по-спортивному быстро перемещавшиеся на любой местности.

Второй этап наступил, когда люфтваффе сожгли практически все деревянные дома, а пехота плотно вползла в город, практически ликвидировав нейтральную полосу и превратив понятие «фронт» в нечто аморфное, зыбкое и неточное. Произошло это тогда, когда движущийся по центру 28-й танковый корпус немцев к вечеру 31 августа достиг железнодорожной ветки Сталинград — Морозовская, что давало шанс окружить все, что осталось от 62-й и 64-й армий, встречавших противника на западном направлении. Но Паулюс отказался отдать приказ 14-му танковому корпусу Хюбе замкнуть кольцо с севера. Ему показалось слишком рискованным покидать облюбованный волжский берег на севере. Удастся ли в дальнейшем с такой же легкостью выйти к Волге практически в пределах самого города? Хюбе получил приказ северного маневра не осуществлять и укрепить свой плацдарм. Это-то и спасло отступающие дивизии, которые в конечном счете влились в городскую систему обороны. За ними в город «влились» немцы, круша четкие разграничительные линии. Война постепенно начинает приобретать особый, сталинградский характер.

Этот характер немецкий генерал Доер определил так: «Время для проведения крупномасштабных операций прошло навсегда; с широких равнин степной страны война переместилась на рваные края волжских оврагов и холмов с их траншеями и ходами, в фабричную зону Сталинграда, раскинувшуюся на неровной по своему рельефу территории, покрытой железом, бетонными и каменными строениями. Километр как мера пространства был заменен на метр. В главной штаб-квартире картой боевых действий стала карта города. За каждый дом, цех, водонапорную башню, железнодорожную платформу, стену, подвал, за каждую груду руин велась упорная борьба, не имеющая аналогий даже в Первой мировой войне с ее огромными тратами на артиллерийскую подготовку. Расстояние между армией противника и нашей стало минимальным. Несмотря на концентрированную активность авиации и артиллерии, не было никакой возможности вырваться из района прямого противостояния. Русские превосходили немцев в мастерстве использования рельефа местности, в искусстве маскировки, они были более опытны в баррикадной войне за каждый отдельный дом».

Благословенным был небольшой, но очень важный поворот Волги между находящимися на севере Рынком и Красной Слободой. Этот поворот слегка прикрывал маленькие суденышки, несущие защитникам города оружие и рацион, одновременно позволяя вывозить раненых. Мать-Волга словно заслонила своих сыновей от цейссовских оптических прицелов. После войны аналитики пришли к заключению, что немцам следовало бросить свою энергию на блокаду города со стороны реки, что обессилило бы сталинградский гарнизон, а не прилагать безумные силы для штурма очередных руин, чтобы завтра оказаться в соседних. Все три страшных городских наступления немцев, обрушивших на защитников море огня, завершались бессмысленным выходом на еще несколько метров волжского берега, оставляя защитников готовыми к новой битве за соседним поворотом.

Но это мнение кабинетных стратегов, хладнокровно пытающихся воспроизвести события шестидесятилетней давности. В таких размышлениях всегда отсутствует мираж — непременный атрибут жизни. Скажем, зачем русским сражаться за безнадежное дело? Еще немного — и результат за углом. Германский научный метод не может спасовать перед дикими жильцами подвалов. Вермахт примет бой в любом новом Вердене и победит. Русские глупо расходуют свои силы. Приковав столько сил к Сталинграду, русские оголили другие участки. Превосходство в воздухе неизбежно скажется. Глупо бросать дело, когда до Волги осталось сто-двести метров. Прогресс постоянен: русские один за другим теряют Центральный вокзал, Мамаев курган, элеватор, Сталинградский тракторный завод и т. д. Мираж притягивает. Наше счастье в том, что мираж стер грань между важным и неважным, между эмоциональным и рациональным, между стратегией и тактикой. Мираж значимости и достижимости приковал германских стратегов к обильно политой кровью полоске сталинградской земли, зашорил их стратегическое видение и в конечном счете позволил лучшему маршалу Великой Отечественной обойти сталинградский выступ немцев с флангов. Но много еще крови прольется до этого финала. Драма Сталинграда только начиналась.

Сталин требовал почасовых сообщений из города. Ставка делала регулярную оценку складывающейся в Сталинграде ситуации. Более тысячи рабочих сталинградских заводов вступили в ряды ополчения, немедленно отправившись на фронт. (Совсем недалеко. Часто на соседнюю улицу). Городской комитет обороны начал возводить баррикады на улицах города, а особенно на территории крупнейших заводов, превращая их в крепости. Пока бои шли на внешнем кольце обороны, Еременко хотел перевезти через Волгу максимально возможное число солдат и подготовить свои части к уличным боям.

У наших войск была определенная возможность ослабить (если сконцентрировать на этом усилия) давление на юго-западе, где наши войска, сдерживая Гота, сражались отчаянно. Но еще больший шанс был прижать 14-й корпус немцев, который (Хюбе и прочие) попал в настоящий переплет. Оттуда Паулюсу сообщали нечто совсем безрадостное: «Если нынешнее положение сохранится, то уже можно определить день, когда наше сопротивление станет невозможным». Но немцам улыбнулась фортуна. Их грузовой состав пробился сквозь все заслоны и 28 августа подошел к танкистам генерала Хюбе в самый нужный момент — в течение пяти дней те не могли пробиться на тракторный завод и уже строили планы отхода обратно к Дону. Теперь, получив орудия и минометы, Хюбе обрушил смерч на защитников заводских укреплений и тем отныне приходилось постоянно прятаться в степных оврагах — балках. Теперь 3-я моторизованная дивизия немцев наконец-то сомкнулась с 16-й танковой дивизией, и Еременко ощутил это немедленно.

В центре Еременко мог рассчитывать только на сильно потрепанную в начале августа 62-ю армию, здесь оборонительный потенциал составлял примерно 25 тысяч бойцов. Все хуже складывалась обстановка на юго-западе. Вначале холмы Абганерова сыграли роль маленьких крепостей, войска стояли насмерть, и «папа» Гот ревел от ярости. Но немцы сумели перегруппироваться и, как доносила разведка, что-то задумали. Правильно. Ночью Гот перевел свои танки на позиции пятьюдесятью километрами западнее. Чтобы сбить с толку нашу разведку, он подвел на фронт свежие войска, чтобы происходящее напоминало простую ротацию войск.

28 августа германские войска рассекли линию советской обороны к юго-западу от Сталинграда. Гот обошел холмы Абганерова и двинулся к Сталинграду. Как оценивает ситуацию американский историк У. Крейг, «папа Гот нашел ключ к воротам Сталинграда… Теперь он послал свои танки на север для встречи с танками Паулюса». Штаб группы армий «Б» информировал Паулюса о многообещающей возможности: «В свете того факта, что Четвертая танковая армия сегодня в 10.00 захватила плацдарм в Гавриловке, все отныне зависит от способности Шестой армии сконцентрировать максимально возможные силы и начать наступление в южном направлении». К счастью для защитников города, Паулюс не шелохнулся. Все свои силы он отныне (и надолго) направил на сдерживание атак трех советских армий с севера, направленных на его стратегически важный коридор. Пока штабы обменивались советами, Еременко сумел разместить между Доном и Волгой более двадцати тысяч своих солдат. 72 часа нерешительности Паулюса сделали план «приволжских Канн» уже невероятным.

И еще оставалась старая линия обороны, столь умело обойденная Паулюсом. Полковник Петр Ильин продолжал держаться на юго-восточной окраине Калача. Под его командой осталось всего сто человек, и он не мог уже даже препятствовать переправе немцев через Дон на лодках. Первое направленное именно ему — после нестерпимо долгой паузы — радиообращение он услышал лишь 28 августа. Радист из 62-й армии не верил, что они продолжают сражаться в Калаче — ведь в нем немцы. После паузы голос на короткой волне спросил, в каком месте Калача стоит Ильин. Полковник понял, что ему не верят и быстро объяснил, где находятся его солдаты. Голос из 62-й армии поздравил его с мужественным сопротивлением. На тридцати восьми грузовиках под носом у немцев Ильин и его бригада в ночной степи ушла в сторону Сталинграда. Ильин последним влез в кузов грузовика. Его — и его людей — доблесть измотала 6-ю армию частично еще тогда, когда она была в пике своей формы. Доживут ли солдаты этой бригады до светлых дней? Едва ли они рассчитывали на это. Но их беззаветная любовь к нашей общей матери была тем кирпичиком, на котором можно было строить Сталинградскую битву. В бригаде Ильина были люди многих национальностей великой страны, но для всех это была наша страна, и в этом была наша главная сила. Что скажут их дети? Окажутся ли они верны священной дружбе отцов, или вместе пролитая кровь уже ничего не значит?