Никита Хрущев - Воспоминания. Время. Люди. Власть. Книга 2

Ознакомительный фрагмент

О ее изучении мне часто докладывали потом конструкторы. Я тогда довольно много занимался военной техникой, потому что вопрос вооружений стоял остро: мы полагали, что отстаем от США. Надо было наверстывать упущенное, главным образом в ракетах и в авиации, вооруженной ракетами. Противник, окруживший нас военными базами, обладал сильной бомбардировочной авиацией, и нам были жизненно необходимы истребительная авиация, вооруженная ракетами класса «воздух – воздух», и ракеты класса «земля – воздух» для обороны. Следовало как можно быстрее и лучше решить эти вопросы, чтобы вооружиться на случай неожиданного возникновения военной ситуации. Затем мне сообщили, что китайцы не отдали нам чувствительных элементов тепловой головки самонаведения, по размерам очень маленьких, в виде пуговицы. Без них ракета не являлась полноценной. Мы вновь запросили китайцев, но они нам ответили, что отдали все. Мы не стали более настаивать. Или они утеряли детали, когда собирали и разбирали ракету, или не дали умышленно. Наши научно-исследовательские институты потом сами решили эту проблему, хотя потребовалось очень много времени, пока мы раскрыли технические секреты. И вот мне доложили, что задача решена.

Осадок от дела с этой ракетой лег на наши мозги и отравил наши чувства. Раньше мы буквально детскими глазами смотрели на наши отношения с китайскими братьями. Радовались, что у нас с ними такие хорошие контакты. Китай стал социалистической страной. Это сразу изменило соотношение сил в мире. Ведь Китай – это Китай! Главное, огромная континентальная держава, расположенная у наших границ. Теперь вся социалистическая система складывалась в едином лагере со сплошными границами, что представляло довольно большую силу. Образовались два мировых лагеря: капиталистический и социалистический. Постепенно наша идеология, наша марксистско-ленинская теория побеждали и закреплялись в головах людей. И вот произошел такой инцидент, который заставил нас призадуматься. Наши отношения продолжали развиваться в духе дружбы. Но стал назревать и конфликт. Наши пути начали расходиться. В тот момент в Китае явно обозначилось направление, которое сильно повлияло на прежнюю искренность наших взаимоотношений.

Мао поднял вопрос о «большом скачке»[42]. Могут сказать, что «большой скачок» – внутреннее дело Китая. Верно, но если придерживаться истинно дружеских отношений, сложившихся между социалистическими странами с такими тесными экономическими связями, то было бы полезно обменяться мнениями и заслушать точку зрения всех братских стран. Могут возникнуть особые мнения у отдельной страны или группы стран. Однако в любом случае надо хотя бы информировать друг друга. Мы считали, что такой метод укрепляет взаимное доверие и создает лучшие отношения между нашими государствами и партиями. И вдруг мы о «большом скачке» узнаем через органы печати.

Когда о чем-то узнаешь через печать, то замысел авторов не всегда раскрывается. Смысла лозунга «большого скачка» мы не понимали. Потом, опять же из печати, мы узнали о «малой металлургии»[43], то есть о решении строить в Китае маленькие домашние доменные печи. Это была какая-то буквально эпидемия. Отдельные коллективы или даже просто материально обеспеченные люди строили себе доменные печи. Никто не задумывался насчет качества такого чугуна и о том, сколько он будет стоить. Нечего было и думать о выпуске пригодного для промышленности металла в столь примитивных условиях. Уж и не знаю, к какому давнему веку относится такая металлургия. Нам казалось, что все это как-то несерьезно: и «малая металлургия», и «большой скачок». Мне рассказывали, что даже вдова Сунь Ятсена возле своего дома построила доменную печь. Не знаю, получала ли она чугун из нее. О ней рассказали мне люди, которые были ее гостями и перед которыми она похвалялась своей печью.

Появился в Китае лозунг: за несколько лет догнать Англию по выплавке металла, а потом догнать и перегнать в этом США. Мы, читая такие лозунги, не могли к ним относиться всерьез, потому что знали, что такое невозможно. Невозможно же в примитивных условиях решить столь сложную задачу, хотя и очень заманчиво. Китай тогда находился на сравнительно низком техническом и экономическом уровне развития. Даже мы, ставя такую задачу перед СССР, не называли конкретных сроков. У нас действовал сугубо общий лозунг: догнать и перегнать Америку как самую развитую капиталистическую страну. Но мы тоже еще находились на такой стадии развития, что называть сроки, когда это совершится, не осмеливались. Потом в КНР началась организация коммун. Китайцы стали объединять всех крестьян, обобществляя даже средства потребления и бытовые вещи. Это совершенно невозможное дело, которое может привести к тяжелым последствиям.

Вообще в Китае люди на придумывание лозунгов довольно способны и могут такие лозунги хорошо подать населению. К нам поступали китайские газеты, наши люди читали их, и мы стали получать сведения, что и советские газеты в районах, пограничных с Китаем, тоже ставят вопросы перенятия опыта братского китайского народа в строительстве коммун. Появились даже предложения взять на вооружение «большой скачок». Нас это, надо признаться, испугало. Мы уже не могли сохранять долее нейтралитет по данному вопросу и были вынуждены высказать свою точку зрения насчет применения такого лозунга в советских условиях, считая, что он нам абсолютно не подходит…

В Китай поехал тогда Вылко Червенков[44], один из лидеров Болгарской компартии. Он не разбирался в данном деле и, приехав из Китая, разразился потоком нелепых статей в болгарской печати. Мы увидели, что Болгария тоже берет на вооружение лозунг коммун и «большого скачка». Эти идеи стали там практически претворяться в жизнь. В чем же это выразилось? Болгары начали укрупнять колхозы до невероятных размеров и вкладывать средства в тяжелую промышленность, себе не по карману. Через тех болгарских друзей, которые смотрели на это критически, мы получали тревожную информацию, свидетельствовавшую о том, что могут иметь место очень печальные последствия.

Мы вынуждены были пригласить к себе болгарских друзей и в ходе беседы высказать свою точку зрения. Заявили, что считаем применение китайских методов в условиях европейских и других социалистических стран Запада нереальным, что это к добру не приведет и вызовет большие сложности. Конкретно о самой Болгарии мы сказали так: «Товарищи! Вы знаете, какие у нас с вами добрые и братские отношения. И мы хотели бы, чтобы они такими сохранялись вечно. (А отношения у нас с Болгарией действительно были такими, что и желать лучшего нельзя.) Мы считали своим долгом предупредить вас, что если вы и дальше станете подражать Китаю в «большом скачке» и не по своим средствам развернете строительство, то тем самым поставите свою экономику в угрожающее положение. Сейчас вы вынуждены делать большие заказы в капиталистическом лагере. Придут сроки платежей, а у вас возможностей к оплате своих векселей не окажется. Мы полагаем, что вы обратитесь тогда к нам с просьбой о займе, мы же окажемся в затруднении оказать вам такую помощь. Это может поставить вашу экономику в очень тяжелое положение.

Теперь – вопрос о сельском хозяйстве. Сельское хозяйство Болгарии ведется на высоком культурном уровне. У вас не просто там полеводство или животноводство, нет, вы развиваете отраслевое огородничество, садоводство, осуществляете промышленную посадку роз, стали европейскими поставщиками овощей. Гигантомания в сельском хозяйстве приведет к краху, сделает хозяйства неуправляемыми и экономически нерентабельными. Обобществление же личных хозяйств просто отпугнет крестьян от коллективов, расплачиваться потом придется многие годы. Этот сложный вопрос надо решать постепенно и с большой осторожностью».

Я сам был большой поклонник болгар, просто преклонялся перед ними как овощеводами. Детство и юность я провел в Донбассе, который питался овощами болгар. Из Болгарии к нам приезжали люди, арендовали землю и занимались огородничеством. Это были замечательные огородники. Работали, правда, на их огородах не сами болгары, а украинцы, но владельцы были хорошими организаторами и буквально заваливали рынок всевозможными овощами, очень дешевыми и всегда свежими. Бывало, рано утром приезжал болгарин на арбе, запряженной парой коней, и нараспев обращался к женщинам-шахтеркам: «Бабень, миленькая бабень! Вставайте, зелени покупайте!» Женщины просыпались, выскакивали из домов. Возчик останавливал свою арбу, начиналась торговля. Он по именам знал всех покупательниц, да и они, обращаясь к нему, тоже называли его по имени.

Когда я стал взрослым и заимел велосипед, то часто после работы переодевался, садился на него и ехал в поле к болгарам. А там любовался плодами их трудов: замечательными помидорами, баклажанами. Я уж не говорю о капусте, огурцах и прочем. Особенно привлекало меня просто поэтическое поле баклажанов. Приедешь, глянешь на ряды синеньких баклажанов: висят огромные кувшинообразные плоды, блестят своими сине-фиолетовыми боками. Так что болгар я давно знал и с уважением относился к ним, как отношусь и сейчас. Правда, когда они теперь поставляют в СССР помидоры, я иной раз в шутку говорю своим ближним: «Болгары нам присылают помидоры как братья, но сами таких помидоров не едят». Почему? Потому что они невкусные: срывают их рано, и они дозревают не на корню. Такой помидор тоже красен, но нет у него того вкуса, которым обладает плод, созревший на плантации. Ну, это я несколько отвлекся.