Сергей Кара-Мурза - Россия и Запад: Парадигмы цивилизаций

Фризы (этническая общность, родственная саксам) жили на побережье Северного моря в районе устья Рейна (занятая ими территория называлась Фрисландией). Условия их обитания были необычными: они расселились на маршах — незатопляемых морскими приливами полосах земли шириной около 50 км. Жили они на хуторах или фермах, расположенных на холмах (терпах). Плодородная почва (отложения ила и торф) и мягкий влажный климат позволяли вести интенсивное сельское хозяйство, а труднодоступная местность обеспечила фризам независимость и длительное сохранение общинной демократии. Законы фризов в основных чертах были схожи с Салической правдой франков, т. е. уже в VI-VII вв. общинная собственность на землю превратилась в частную.

Это был народ фермеров, которые в то же время были торговцами и мореходами. Для римлян они стали торговыми посредниками с германскими племенами, а в период упадка Рима одним из главных товаров в этой торговле стали рабы, которых фризы скупали в бассейне Балтийского моря у варягов. Вместе с англами и саксами фризы участвовали в заселении Англии. Фризы как народ сложились под влиянием очень специфического хозяйственного уклада, который позже был воспроизведен, уже в индустриальной форме, как современный капитализм. И уклад этот входил в ядро их этнической культуры, а не был «общечеловеческим» достоянием как необходимый плод развития любого народа.24

О. Шпенглер также подчеркивает культурные этнические корни английского капитализма: «Английская хозяйственная жизнь фактически тождественна с торговлей, с торговлей постольку, поскольку она представляет культивированную форму разбоя. Согласно этому инстинкту все превращается в добычу, в товар, на котором богатеют… Властное слово «свободная торговля» относится к хозяйственной системе викингов. Прусским и, следовательно, социалистическим лозунгом могло бы быть государственное регулирование товарообмена. Этим торговля во всем народном хозяйстве получает служебную роль вместо господствующей. Становится понятен Адам Смит с его ненавистью к государству и к «коварным животным, которые именуются государственными людьми». В самом деле на истинного торговца они действуют, как полицейский на взломщика или военное судно на корабль корсаров» [13, с. 78-80].

Этническая специфика того капитализма, который сложился в англо-саксонской культуре, признается и сегодня. Английский историк и социолог 3. Бауман пишет: «Новый индустриальный порядок, так же как и концептуальные построения, предполагавшие возможность возникновения в будущем индустриального общества, были рождены в Англии; именно Англия, в отличие от своих европейских соседей, разоряла свое крестьянство, а вместе с ним разрушала и «естественную» связь между землей, человеческими усилиями и богатством. Людей, обрабатывающих землю, сначала необходимо упразднить, чтобы затем их можно было рассматривать как носителей готовой к использованию «рабочей силы», а саму эту силу — по праву считать потенциальным источником богатства» [160].

Когда эти культурные предпосылки соединились с новой центральной мировоззренческой матрицей, заданной протестантской Реформацией, капитализм стал мощным фактором этногенеза, быстро сплачивающим «буржуазные нации» Запада. Вебер приводит высказывание известного протестантского проповедника Джона Уэсли: «Мы обязаны призывать всех христиан к тому, чтобы они наживали столько, сколько можно, и сберегали все, что можно, т. е. стремились к богатству» [93, с. 200-201].

Создание капитализма как основного уклада для целой большой цивилизации стало великой программой многих народов Европы. Авангардом ее были голландцы, фризы и англичане, но каждый народ внес в это строительство свою интеллектуальную, трудовую и военную лепту — и в дебаты и войны Реформации и буржуазных революций, и в Великие географические открытия и завоевания колоний, и в создание науки, техники и фабрики для Индустриальной революции.

К. Поланьи, описывая процесс становления капитализма в Западной Европе, отмечал, что речь шла о «всенародной стройке», что главные идеи нового порядка были приняты народом. Он писал: «Слепая вера в стихийный процесс овладела сознанием масс, а самые «просвещенные» с фанатизмом религиозных сектантов занялись неограниченным и нерегулируемым реформированием общества. Влияние этих процессов на жизнь народов было столь ужасным, что не поддается никакому описанию. В сущности, человеческое общество могло погибнуть, если бы предупредительные контрмеры не ослабили действия этого саморазрушающегося механизма» (цит. в [161, с. 314]).

Как известно, Запад в этом катаклизме не погиб, а вышел из него как могучая, энергичная цивилизация с ненасытной жаждой экспансии. В этом своем развитии он, как и другие цивилизации, опирался прежде всего на те природные ресурсы, которые предоставлял для этого ландшафт. С этой точки зрения предыстория капитализма хорошо описана Ф. Броделем, который дотошно и подробно описывал «структуры повседневности» Европы до XIX в.

Сравнение с условиями России сразу объясняет, почему динамика и формы ее хозяйственного развития кардинально отличались от западных. Мы не можем здесь рассматривать всю совокупность природных факторов, влияющих на выбор форм хозяйственной деятельности. Этому посвящена обширная литература XIX и XX в.

Уже один лишь пространственный фактор заставлял в России принять хозяйственный строй, очень отличный от западного. Достаточно сказать, что в России из-за обширности территории и низкой плотности населения транспортные издержки в цене продукта составляли в конце XIX в. 50 %, а транспортные издержки во внешней торговле были в 6 раз выше, чем в США. На внутреннем рынке России торговля всегда была торговлей на «дальние расстояния». В 1896 г. средние пробеги важнейших массовых грузов по внутренним водным путям превышали 1000 км. Средний пробег по железной дороге в тот год составил: по зерну 638 км, по углю 360 и по керосину 945 км [161, с. 317].

Понятно, что уже один этот фактор требовал иной организации национального хозяйства России по сравнению с Западной Европой. Условия пространства, расстояний, транспортной сети и плотности населения на Западе, подробно описанные Ф. Броделем [68], отличаются от условий России просто разительно (первая глава второго тома этой книги называется «Пространство, враг номер один»).25

Возьмем сравнительно хорошо описанное в истории время с X по XIX в. В этот период практически все богатство России создавалось сельскохозяйственным трудом крестьянства. Запад с XVI в. начал уже эксплуатацию колоний, но и в Западной Европе сельское хозяйство играло огромную роль. Сравним условия земледелия и главный показатель этого хозяйства — урожайность зерновых на Западе и в России.

В XIV в. в Англии и Франции поле вспахивали три-четыре раза, в XVII в. четыре-пять раз, в XVIII в. рекомендовалось производить до семи вспашек. Это улучшало структуру почвы и избавляло ее от сорняков. Главными условиями для такого возделывания почвы был мягкий климат и стальной плуг, введенный в оборот в XIV в. Возможность пасти скот практически круглый год и высокая биологическая продуктивность лугов позволяла держать большое количество скота и обильно удобрять пашню (во многих местах имелась даже официальная должность инспектора за качеством навоза).

А вот что пишет об условиях России академик Л.В. Милов: «Главным же и весьма неблагоприятным следствием нашего климата является короткий рабочий сезон земледельческого производства. Так называемый беспашенный период, когда в поле нельзя вести никакие работы, длится в средней полосе России семь месяцев. В таких европейских странах, как Англия и Франция, „беспашенный", период охватывал всего два месяца (декабрь и январь).

Столетиями русский крестьянин для выполнения земледельческих работ (с учетом запрета на труд по воскресеньям) располагал примерно 130 сутками в год. Из них около 30 суток уходило на сенокос. В итоге однотягловый хозяин с семьей из четырех человек имел для всех видов работ на пашне (исключая обмолот снопов) лишь около 100 суток. В расчете на десятину (около 1 га) обычного крестьянского надела это составляло 22-23 рабочих дня (а если он выполнял полевую барщину, то почти вдвое меньше).

Налицо колоссальное различие с Западом. Возможность интенсификации земледелия и сам размер обрабатываемой пашни на Западе были неизмеримо больше, чем в России. Это и 4-6-кратная пахота, и многократное боронование, и длительные „перепарки", что позволяло обеспечить чистоту всходов от сорняков, достигать почти идеальной рыхлости почвы и т. д.

В Парижском регионе затраты труда на десятину поля под пшеницу составляли около 70 человеко-дней. В условиях российского Нечерноземья земледелец мог затратить на обработку земли в расчете на десятину всего 22-23 дня (а барщинный крестьянин — вдвое меньше). Значит, если он стремился получить урожай на уровне господского, то должен был выполнить за 22-23 дня объем работ, равный 40 человеко-дням, что было невозможно даже путем чрезвычайного напряжения сил всей семьи, включая стариков и детей…