Страсть. Женская сексуальность в России в эпоху модернизма - Ирина Анатольевна Жеребкина

она была поглощена его красотой, а отнюдь не его «писательским дарованием», которое у него – и недюжинное, как и у их детей потом, Али и Мура – было. Не сам Серёжа (его слова, увлечения, поступки), но его любовь нужна была Марине всю жизнь. Одно из увлечений Марины в 1941 году, Таня Кванина, была совершенно растерянна, не зная, как и что писать Марине в ответ на её любовные письма. Тане Кваниной казалось, что она не может найти «правильных» (поэтических) слов для Марины Цветаевой, писать в унисон Цветаевским словам. Проблема же, трагическая для Марины Цветаевой, состояла в том, что Таня Кванина не могла найти не слова, но любовь для Марины.

Ведь любовь никогда не соответствует логике эквивалентного обмена. И никогда в истории литературы стихи не удалось обменять на любовь.

Как возможна любовь?

Итак, стихи потому невозможно обменять на любовь, что стихи – это все-таки «ремесло», в то время как любовь возникает только в ситуации необмениваемого.

На любовь Марины Цветаевой взаимностью отвечали лишь немногие мужчины – Мандельштам, Пастернак и Рильке; и речь тут идет о платонической любви. Как женщину её любили лишь двое – Сергей Эфрон и Константин Родзевич. Остальные многочисленные любовные истории в основном безответны. Парадоксом любви является то, что она возникает только в той точке, где она оказывается безусловно невозможной.

Вспомним в этом контексте две, переплетенные одна с другой, любовные истории Марины. Первая – это длящаяся два года история любви с Софией Парнок, вторая – любовная история с Осипом Мандельштамом, возникшая и погасшая в момент разрыва Марины с Парнок, чему, собственно и способствовала встреча с Мандельштамом. Как известно, любовь Марины и Софии друг к другу возникла с первого взгляда, в первый вечер знакомства. Этой страстной любви не помешало ни то, что Марина была замужем, ни то, что любовь к Софии Парнок могла разрушить совместную жизнь с мужем. Шла Первая мировая война, и Сергей отправился в качестве медбрата на фронт не только потому, что видел в этом свой долг гражданина (хотя это было чрезвычайно важно для такого человека, каким был Сергей Эфрон), но и для того, чтобы избежать двусмысленной ситуации.

Стихи Марины к Софии Парнок указывают на любовный дисбаланс в их отношениях: Марина не скрывает, что она ревнует подругу и что не уверена в её верности. Подруга в стихах Марины более опытна, искушена, более загадочна, чем сама Марина, а потому – более отдалена и непроницаема в этой экономике любви. Марина любит её потому, что подруга никогда, даже в минуты предельной близости, не обретает черты доступности. Но вот Марину и Софию Парнок, приехавших в Петербург и поселившихся в гостинице, приглашают на вечер Михаила Кузмина. София Парнок плохо себя чувствовала и не хотела идти. И не хотела, чтобы шла Марина. Потому что здесь, на территории поэзии, а не любви, их роли менялись: теперь София стала ревновать Марину ко всем тем, чьи стихи Марина могла услышать на этом вечере и кого поэтому могла полюбить. Как описывает сама Марина в более позднем письме Кузмину, она не хотела в тот вечер бросать одну больную Софию и не хотела идти; после взаимных обидных слов и упреков она все-таки решила, что пойдет ненадолго и, действительно, очень скоро вернулась в гостиницу. Но на этом вечере действительно произошло то, чего так боялась София Парнок: Марина встретила там Мандельштама впервые после незапомнившейся встречи в Коктебеле, и они увлеклись стихами друг друга. После этого Мандельштам приехал к Марине в Москву, и их базированный на поэзии роман продолжился. Другими словами, в тот момент, когда Марина почувствовала, что их роли с Софией Парнок поменялись – что теперь не Марина, а София любит и ревнует Марину – Марина сразу же переменила свое отношение к подруге: она изменила ей на уровне поэзии. По иронии судьбы теперь София из «капризной леди нездешней выучки» превратилась в растерянную обычную женщину.

Но поэтический роман Марины с Мандельштамом мог продолжаться только до тех пор, пока не произошло событие, оставившее след на всей последующей Марининой жизни. Однажды, когда она пришла в Москве домой к Софии, то увидела другую женщину, сидящую на постели Парнок. Все свидетельствовало о близости между ними. Марина пережила в тот момент такой шок потрясения от предательства, оправиться от которого не могла потом до конца дней.

И только в этой точке возникла подлинная любовь Марины к Софии, потому что только в такой точке неэквивалентного обмена и возникает подлинная любовь.

В этот момент София как субъект опять получила для Марины статус субъекта женского наслаждения, любимого за то в нем, что «больше, чем он есть», при этом невозможно ответить на вопрос, за что влюбленный любит. Мы встречаемся здесь не только с асимметрией между субъектом и объектом любви, но с асимметрией в гораздо более радикальном смысле – как несоответствием между тем, что влюбленный видит в любимом, и тем, чем любимый является. Неизбежный разрыв, который определяет позицию любимого, заключается в том, что любимый всегда ощущает, что влюбленный видит в нем и хочет от него нечто такое, что он не может ему дать просто потому, что не обладает этим. По словам Жижека, в любви не существует отношений баланса между тем, чем обладает любимый, и тем, чего недостает влюбленному. Единственный способ для любимого исключить этот разрыв – это протянуть руки навстречу влюбленному и вернуть ему свою ответную любовь, то есть обменять свой статус любимого на статус влюбленного. Но именно в этот момент баланс любви нарушается и возникает истинная любовь: я истинно люблю не тогда, когда я очарован другим, но когда я ощущаю другого, то есть объект любви, как утраченный. Именно тогда, когда Парнок, ответив взаимностью на любовь Цветаевой, из объекта любви превратилась в её субъект, у Цветаевой появилась возможность увлечься Мандельштамом. В свою очередь, в тот момент, когда Мандельштам ответил взаимностью на любовь Цветаевой, также из объекта любви превратившись в её субъект, Цветаева отвернулась от него. Их роман закончился. И в тот момент, когда она увидела другую женщину сидящей на постели Софии Парнок, возникла подлинная любовь Марины Цветаевой к Софии Парнок, ранившая Марину навсегда.

Однако после этого они никогда больше не виделись. Более того, как известно, Марина в 1919 голодном году сделала все возможное, чтобы София Парнок, страдавшая в это время от голода в Крыму, не получила продовольственный паек. А Повесть о Сонечке и Письмо