Социалистическая традиция в литературе США - Борис Александрович Гиленсон

В 1925 г. молодой поэт Альфред Хейз написал стихотворение «Джо Хилла видел я во сне». Несколько лет спустя Эрл Робинсон положил его слова на музыку. Так родилась знаменитая песня о Джо Хилле. Своего лучшего исполнителя она нашла в лице Поля Робсона. Песня сыграла особую роль в увековечении памяти Джо Хилла, она как-то органически воплотилась в неповторимом голосе певца. Когда в Лондоне Робсон пел ее перед безработными уэльскими шахтерами, то аудитория, как свидетельствует очевидец, «была ошеломлена силой и красотой робсоновского исполнения». Ныне ее знают во всем мире.

Наступили «красные тридцатые». В это время общественного подъема и недовольства песни Хилла обрели новую значимость. Песня «Пирог в небе», высмеивающая Армию спасения, стала особенно популярной в среде безработных. Само выражение «пирог в небе» не только выражало настроения людей в эпоху депрессии, голодных, разоренных кризисом; оно стало речением и, по мнению одного из исследователей, оказалось «самым ценным вкладом, внесенным «уоббли» в американский словарь».

Появился ряд исследований, посвященных Хиллу и поэзии ИРМ. Образ Хилла привлек внимание еще одного поэта — Кеннета Петчена, автора знаменитого стихотворения «Джо Хилл слушает молитву» (1935): это поэтический рассказ о последних минутах «менестреля рабочего класса», который под дулами винтовок вспоминает всю свою жизнь. Образы Джо Хилла, как, впрочем, и других героев ИРМ — Билла Хейвуда и Уэсли Эвереста, возникают на страницах созданной в 30-е годы трилогии Джона Дос Пассоса «США».

В послевоенные годы во времена маккартизма вокруг имени Джо Хилла разгорелась острая полемика. Уоллес Стегнер напечатал в 1948 г. в «Нью рипаблик» статью, в которой «обосновывал вину» Хилла за якобы совершенное им убийство и попутно обвинял ИРМ в том, что оно намеренно превратило его в мученика и использовало в своих целях. Статья вызвала резкую отповедь левых кругов. Группа «уоббли» в знак протеста пикетировала редакцию журнала, напечатавшего клеветническую статью. Был создан комитет «Друзья Джо Хилла». Тогда Уоллес Стегнер выпустил роман «Проповедник и раб», содержащий художественную версию своего домысла. В ответ появилась пьеса Барри Стэвиса «Человек, который никогда не умирал» (1951); в пей изображался заговор против поэта, инспирированный магнатами медной промышленности. В финале пьесы друг Хилла Эд Роуэн произносил пророческие слова: «Они убили тебя, Джо, по твой голос никогда не будет заглушен. Джо Хилл никогда не умрет, ибо нельзя уничтожить рабочий класс»{163}. Время подтверждает справедливость этих слов.

О той роли, которую сыграл Джо Хилл в его жизни, рассказывает солдат Джек Мэллой из романа Дж. Джонса «Отсюда в вечность» (1951). Школу ИРМ проходит Эдди Спаас, один из героев романа Александра Сакстона «Большая Среднезападная»: он горячий поклонник песен Джо Хилла.

Известный историк-марксист Филипп Фонер, обратившись к материалам процесса над поэтом, пишет свое исследование «Дело Джо Хилла» (1964). Год спустя он издает сборник писем Хилла со своими комментариями.

Резко возрос интерес к поэту у него на родине, в Швеции, где было создано «Общество Джо Хилла», вышло несколько сборников его стихов, был снят о нем художественный фильм. А в 60-е годы, в пору подъема негритянского и антивоенного движения в США, поэты-«фолкпики» (Пит Сигер, Джоан Баэз, Дин Рид) словно бы приняли эстафету из рук Хилла.

Дух и идеи народного поэта, говорит Гиббс Смит, автор нового, богатого по материалу исследования о Джо Хилле (1969), и сегодня вдохновляют забастовщиков и пикетчиков в Америке.

В книге Смита воспроизведен снимок, сделанный во время демонстрации борющихся за свои права сельскохозяйственных рабочих в Калифорнии. На одном из плакатов слова поэта: «Не плачьте обо мне, организуйтесь!..»

8. НАВСТРЕЧУ НОВОМУ МИРУ

24 января 1918 г. Таврический дворец в Петрограде. III Всероссийский съезд Советов. Только что выступил с докладом Председатель Совнаркома В. И. Ленин. Он напомнил делегатам, что Советская власть существует 2 месяца 15 дней, на пять дней дольше Парижской Коммуны. Сделаны первые шаги, осуществлены первые мероприятия.

В конце заседания председательствующий объявляет, что слово имеет американский товарищ Джон Рид, который присутствует на съезде вместе с друзьями — социалистом Борисом Рейнштейном и прогрессивным журналистом Альбертом Рисом Вильямсом.

И вот Джон Рпд на трибуне. Он взволнован, на пиджаке алеет красный бант. Когда в зале стихает овация, Рид произносит свою первую фразу по-русски, с акцентом: «Товарищи, я пришел сюда дать клятву великой русской революции…» После нового взрыва аплодисментов переходит на английский язык. Он говорит о счастье от сознания того, что в России рухнул буржуазный миропорядок и пролетариат взял власть в свои руки. Последние слова его речи вновь звучат по-русски: «Сейчас я отправлюсь в страну закоренелой реакции, в страну капитала. И я обещаю вам, что расскажу американскому пролетариату правду обо всем, что происходит в революционной России».

И Рид исполнил свою клятву. Он запечатлел увиденное и пережитое в своих статьях, очерках и знаменитой книге «Десять дней, который потрясли мир». В предисловии к ней В. И. Ленин писал: «Эту книгу я желал бы видеть распространенной в миллионах экземпляров и переведенной на все языки, так как она дает правдивое и необыкновенно живо написанное изложение событий, столь важных для понимания того, что такое пролетарская революция, что такое диктатура пролетариата»{164}.

Пожелание Ленина осуществилось. Книгу Рида читали рабочие Парижа и сицилийские крестьяне, датские рыбаки и ткачи Лодзи, берлинские студенты и рикши Токио. Книга, рассказавшая о пробуждении революционных масс России, сама будила мысль миллионов своих читателей{165}.

Ее автор — писатель нового типа. В нем, сыне бурного революционного XX в., органично слились мысль и действие{166}.

Сквозь всю историю литературы начиная с «Одиссеи» и «Энеиды» проходит тема путешествий, скитаний, человек стремится познать мир, открыть для себя его тайны. Долгое время разные страны и народы, разделенные огромными пространствами, кажутся изолированными друг от друга. XX век не только «сократил любые расстояния». Он с особой отчетливостью обнажил ход исторического процесса и его направление, сделал явственной взаимосвязь социальных потрясений в разных концах планеты, неодолимый ход мирового революционного процесса. Новые, массовые средства информации сблизили народы. В литературе стала отходить на второй план, тускнеть некогда традиционная фигура путешественника. Родился новый герой, журналист, глазами которого показана жизнь.

В XX в. заметно возрастает гражданская, общественная активность писателя. Происходят многообразные процессы сближения чистой беллетристики с журналистикой, с документально-публицистическими жанрами. Появляется новый, по выражению Михаила Кольцова, тип «газетного писателя», для которого политика и искусство нераздельны.

История революционной литературы нашего столетия дает многочисленные примеры формирования писателя нового типа, писателя-борца. В годы гражданской войны происходит становление Фурманова и Фадеева. Революционная Россия становится важнейшей