Исследование Апокалипсиса - Юрий Миранович Антонян

между человеком и абсолютом. Что же касается «моральных» религий (буддизм, конфуцианство, даосизм), то они не высказывают четких утверждений о существовании Бога, но рекомендуют стиль поведения, который удивительным образом напоминает рекомендации других религий. М. Малерб ставит вопрос о том, какие из названных трех религий Откровения являются истинными[8], но к научному исследованию этот вопрос не имеет никакого отношения.

Представляется, что считать какую-либо религию религией Откровения только на том основании, что она является монотеистической, нельзя. Во-первых, то же христианство не является единобожным, поскольку божествами фактически выступают Яхве, Христос, святой дух и богородица, хотя формально Мария лишь мать Христа, а Бог един в трех лицах, что является совершенной бессмыслицей, не поддающейся никакому пониманию. Во-вторых, любая другая религия, кроме трех названных, тоже несет людям исключительную по значимости духовную информацию, которая открывает им особый мир. В нем тоже действуют боги, но иные и в других обличьях, не всегда столь явно, как, например, в иудаизме или в исламе. В-третьих, считать Бога чем-то вроде посредника между человеком и абсолютом — запутывать ситуацию, поскольку это означает совершенно иной подход к пониманию религии, близкий к античному, когда считалось, что и Зевс подчиняется некой высшей силе. Если уж вводить в оборот такое важное понятие, как «абсолют», следует пояснить, что имеется в виду. Иудаизм, христианство и ислам не знают такой категории.

В Откровении можно найти совсем не божественные факты. Я имею в виду, в частности, обращения господа к Ефесской, Смирнской, Пергамской, Фиатирской, Сардийской, Филадельфийской и Лаодикийской церквам[9]. Эти обращения с полным основанием можно назвать грозными начальственными окриками и неприкрытыми угрозами в адрес покорных подчиненных. Причем начальник вполне убежден в том, что никто не посмеет возразить ему. Это естественно, коль скоро речь идет о спасителе и вседержителе, но столь же несомненно, что на его отношения с церквами бессознательно спроецированы обычные отношения между абсолютным властелином и слугой.

Например, ангелу Ефесской церкви сказано: «Итак, вспомни, откуда ты ниспал, и покайся, и твори прежние дела; а если не так, скоро приду к тебе и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься» (2:5).

Обращение к Ангелу Пергамской церкви начинается со слов: «Так говорит Имеющий острый с обеих сторон меч» (2:12).

Ангел Фиатирской церкви уличен в том, что он попускает жене Иезавели, «называющей себя пророчицей, учить и вводить в заблуждение рабов Моих, любодействовать и есть идоложертвенное» (2:20). Далее идут угрозы смерти. Не лучше отношение к ангелу Сардийской церкви, которому Христос (а это именно он) говорит: «Вспомни, что ты принял и слышал, и храни и покайся. Если же не будешь бодрствовать, то Я найду на тебя, как тать, и ты не узнаешь, в который час найду на тебя» (3:3).

Насыщено грубостью послание Лаодикийской церкви: «Советую тебе купить у Меня золото, огнем очищенное, чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться и чтобы не видна была срамота наготы твоей, и глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть» (3:18).

Эти обращения, перечисления ошибок и промахов наряду с достижениями и успехами в деятельности указанных церквей носят весьма обыденный характер. Ясно, что названные религиозные учреждения были весьма близки тому (или тем), кто писал Откровение, и их значимость оценивалась очень высоко. Но необходимо отметить, что обыденное ограничено в основном первыми тремя главами книги. В дальнейшем она насыщена мистическими видениями, образами и пророчествами.

Послания к малоазийским церквам изложены в почти одинаковых, как бы симметричных формах, хотя применительно к каждой из них отмечены разные достоинства и упущения, нередко злостные. Значимость посланий ни в коем случае не ограничивается этими церквами, а имеет общехристианское значение. Но оно приобрело такой статус лишь со временем, когда стало ясно, что ошибки этих церквей достаточно типичны, особенно для первых веков христианства, а содержащиеся в посланиях похвалы и угрозы можно толковать очень широко. Однако сама тональность посланий, очень резкая, суровый язык существенно контрастируют с другими книгами Нового Завета, но он весьма сходен с тем, что излагается в следующих главах Откровения.

Послания семи церквам, таким образом, богословие воспринимает не только как адресованное этим учреждениям, но и ко всему христианскому миру и всем верующим. Кроме того, число «семь» имеет для христианства мистическое значение, что неоднократно подчеркивается в самом Апокалипсисе[10]. Между тем вторая и третья главы этой книги, в которых содержатся послания к семи церквам, по своему содержанию и идеям резко контрастируют со всеми остальными ее частями. Действительно, крайне странно видеть более чем земные указания (наставления) «подчиненным организациям», не содержащие никаких предсказаний, тем более судьбоносных и общечеловеческих, в сочинении, до пределов насыщенном мистическими видениями и образами, пророчествами о Конце света и Страшном суде. Очень возможно, что раньше названные главы были самостоятельными работами или составляли часть других произведений, а затем были достаточно искусно вмонтированы в Апокалипсис. В них ничего апокалиптического нет.

2. Многоаспектность Апокалипсиса

Апокалипсис — достаточно противоречивая и разноаспектная книга. В ней как-то органично уживаются вполне земные поступки, вроде указаний малоазийским церквам, с истинной духовностью, связанной с небесными властителями, высокохудожественные образы, символы и метафоры с грубой аляповатостью, искреннее сострадание и желание помочь людям с исключительной жестокостью и мстительностью.

Апокалипсис обладает исключительными художественными достоинствами, что, на мой взгляд, является одной из существенных причин его огромного влияния на всю западную культуру. В данном качестве эта книга заметно выделяется даже среди других библейских произведений, которые в целом тоже отличаются очень высоким художественным уровнем. В первую очередь, надо отметить необычайно образное и яркое повествование, его высокую эмоциональную тональность, распирающую изнутри напряженность и насыщенность, очень запоминающиеся, драматические, даже грозные и пугающие образы — зверей, драконов, жен на небе, светильников и др. Они наряду с весьма впечатляющими символами и сравнениями мощно стимулировали художественное, философское, теологическое и публицистическое творчество великого множества прозаиков, поэтов, мыслителей, художников, композиторов.

Откровение отличается торжественностью, даже парадностью стиля, частым использованием наиболее звучных слов и оборотов речи, придающих особую значимость и эмоциональную силу тем описаниям, персонажам и событиям, о которых повествует эта книга. Совершенно очевидно, что мысли о Боге, Конце света и воскресении из мертвых должны отличаться высокой проникновенностью и пафосом.

Вместе с тем автору (авторам) Апокалипсиса иногда изменяет художественный вкус и такт, чувство меры. Отсюда нагромождение грубостей при описании казней и гибели людей, некросадистские проявления, пристрастия к драгоценным камням и золоту. Апокалиптический небесный Иерусалим — нечто нескладное, ребяческое, неестественное. Книга пронизана ненавистью ко всему неиудейскому