Как натаскать вашу собаку по философии и разложить по полочкам основные идеи и понятия этой науки - Энтони Макгоуэн

странное. В большей части области их обитания мы обнаружим не чистых морских чаек и серебристых чаек, а разные переходные формы. По-видимому, никто до конца не уверен, сколько может быть видов: некоторые орнитологи говорят, что всего два (серебристая и морская чайка), некоторые считают, что восемь. Но, по сути, у нас имеется мешанина, причем и не полное смешение, и не полное разделение.

– Интересно, но не вполне уверен, что я…

– Я думаю, что это просто демонстрирует, насколько спорны наши общие категории. Мы хотим, чтобы существовали истинные виды с четко обозначенными границами. Многие организмы производят такое впечатление, и репродуктивная изоляция до определенной степени действительно существует. Однако эволюция свидетельствует о том, что все виды взаимосвязаны. Мы продолжаем использовать общие понятия и размышлять об универсалиях, но они – всего лишь слова.

Монти поднял голову и лизнул меня в лицо – наверное, в знак благодарности.

Прогулка восьмая

Что я знаю?

Во время этой прогулки мы поведем разговор об эпистемологии, или теории познания. Мы начнем с греков, затронув различные теории познания, выдвинутые Пифагором, Платоном и Аристотелем, а потом обсудим скептиков, которые отрицали возможность получить точные знания о мире. Затем мы рассмотрим представления рационалистов: Декарта, Спинозы и Лейбница.

– Гулять! – позвал я из коридора.

Классическая ошибка.

Монти прыжками примчался откуда-то, где он прятался. Хорошо, возможно, не совсем прыжками. Время прыжков для него закончилось. Но он все еще мог довольно резво бегать, прихрамывая. Монти схватил поводок в зубы (интересно, считается ли это трюком? Если да, то это единственный…) и уставился на меня, от волнения трепеща всем телом, как лопнувшая гитарная струна.

Проблема заключалась в том, что следующие пять минут я пытался найти нужные мне вещи: кошелек, ключи, пакеты для фекалий, туфли. Я прокричал семье, спрашивая, знает ли кто-нибудь, где все это. Никто не ответил. Они научились не обращать внимания на мои мученические вопли в таких ситуациях. Миссис Макгоуэн называет эти «где-мои» тирадами, поскольку я все больше раздражаюсь, топая и крича: «Где мои ключи? Где мой кошелек?» – и так далее.

Наконец я нашел их. Ключи лежали на подносе, где они и должны были быть (я не жду, что вещи будут лежать на своих местах, поэтому никогда не проверяю там до тех пор, пока все возможности не будут исчерпаны). Кошелек был в куртке, которую, готов был поклясться, я не надевал несколько месяцев, но все-таки, видимо, надевал. Туфли оказались за дверью. И я понятия не имею почему. На всякий случай я проверил подошвы… но они были достаточно чистыми.

Все это время я чувствовал, что нетерпение и волнение Монти возрастает: жалобный скулеж перемежался с нетерпеливым гавканьем.

– Почему ты никогда не знаешь, где все находится?

– Что? О, вообще-то знание никогда не бывает таким прямолинейным, как ты думаешь. И именно об этом, полагаю, мы и поговорим сегодня. Куда ты хочешь пойти?

– В то место с животными…

– Хороший выбор. Сегодня нам предстоит разбираться в теории познания, и, возможно, нам будет нужно немного отвлечься.

– С кем ты разговариваешь? – раздался резкий голос с кухни. Это было сказано таким тоном, что вопрос, заданный в нормальном регистре, легко мог превратиться в настоящий выговор. Конечно, чтобы знать, кто это говорит, мне не надо было его видеть.

– Ни с кем. То есть сам с собой. Пока.

– Знаешь, он только притворяется, что слушает.

– Кто?

– Монти.

Мы с Монти переглянулись, пожали плечами и тихо выскользнули за дверь.

«Местом с животными» был парк Голдерс-Хилл. Это облагороженная часть Хэмпстед-Хит, ухоженная и благоустроенная, с детской игровой площадкой, приличным кафе и удивительно большим зверинцем. Наверное, в полностью объединенном мире в кафе подавали бы кенгуру-валлаби и казуаров, которые умерли естественной смертью, но в меню ничего подобного не было, когда я там бывал.

Детская площадка была спасением, когда дети были маленькими. Каждое утро я приводил их сюда, чтобы они разбивали замерзшую корочку в песочнице своими маленькими пластиковыми лопатками. Потом, когда их руки коченели, а на запачканных личиках начинали появляться дорожки слез, мы шли в кафе пить горячий шоколад.

В нижней части Голдерс-Хилл Монти должен был оставаться на поводке, но это компенсировалось новыми запахами и звуками: не так часто изнеженной английской собаке удается уловить принесенный ветром запах капибары (водосвинки) или услышать навязчивый крик священного ибиса.

Мы направились туда, Монти все еще немного прихрамывал. Я пожалел его, и часть дороги нес, спрятав под пальто.

– Нужно отвезти тебя провериться, – сказал я. Монти не ответил. Он ненавидел ветеринарную лечебницу, и нельзя за это его винить.

Мы дошли до парка, и я нашел скамейку с видом на птичьи вольеры, полные экзотических водоплавающих птиц. За вольерами для птиц находился загон с лениво прохаживающимися ланями. Их дыхание клубилось на холодном воздухе. Во плоти они оказались меньше, чем можно было подумать. Я представил, что оседлал одну, как на родео, и понял, насколько глупо это выглядело бы, потому что мои ноги почти доставали бы до земли. Возможно, не столько глупо, сколько жестоко. Среди ланей были два или три нанду, южно-американских родственников страуса. Широко распахнутые глаза и плотно сжатый клюв придавали им выражение негодования, типичное для их соплеменников.

– Конечно, у нее есть название.

Монти посмотрел на меня, подняв голову: он забыл, что мы находимся на одной из наших философских прогулок.

– Эпистемология. Теория познания. Как мы приходим к знанию вещей. Что значит «знать». Какие вещи можно знать. Откуда ты знаешь, что ты знаешь. И тому подобное. Это всегда была одна из главных проблем философии. Иногда ее описывают как «грязную работу» сродни уборке щебня и мусора на месте строительства, которую необходимо провести, прежде чем приступить к возведению дворца. Но это не значит, что ее важность можно недооценивать. Если не создать крепкий фундамент для знания, тогда все, что бы вы ни возводили поверх, обречено на разрушение. И это одна из тех областей, где существуют фундаментальные разногласия относительно основ.

– Одна из тех областей? Существует ли что-нибудь, по поводу чего вы, люди, согласны?

Я решил проигнорировать это замечание.

– Есть те, кто думает, что путь к знанию проложен посредством чистых размышлений с использованием математики, в том числе геометрии, в качестве основы познания. Таких мыслителей обычно называют рационалистами, поскольку они ставят на пьедестал разум. Есть также эмпирики, которые считают, что мы можем знать лишь то, что познается из опыта с использованием наших органов чувств. И есть скептики, которые считают знание несбыточной мечтой.

– И не