Введение в философию - Мераб Константинович Мамардашвили

чем говорят. Я сейчас не предлагаю это вам в качестве готовой формы, а просто хочу показать живую жизнь источника философии. Проблема одна - найти себе место в мире, чтобы этот мир понимать. Скажем, понимать его как мир, который по физическим законам порождает существо, способное его понять. Но нам что-то мешало это делать. Что? - Допущение (необязательное), что есть готовый, завершенный мир всех законов и всех смыслов. Идея Бога в теологической связке философии предполагает обычно такую завершенность, когда все как бы решено, пройдено. Но - в бесконечности! А человек ведь конечен: он лишь часть целого и должен проходить уже пройденное - тогда есть гарантия правильного пути. Но это предположение оказывается необязательным. Можно и нужно научиться жить в мире не готовых смыслов, а в таком мире, где смыслы становятся по ходу дела. И в истории обнаруживается то же самое. Например: полезно рассматривать историю не как развертывание, вызревание чего-то, что развивается и превращается в зрелое существо. История есть время в поисках своего смысла. Смысл устанавливается после истории, а не развертывается во времени.

Попробуйте приложить это к знакомым вам литературным экспериментам XX века. Фон, почва продуктивная - в философском смысле слова - здесь та же самая. Это то, что я и пытаюсь выявить - связующие и одновременно невидимые, культурные нити внешне разных вещей, подпочвенно связанных. Возьмите, например, известную вам проблему времени в современной литературе, будь то у Фолкнера, у Пруста (или более поздние примеры), вы увидите тут - в косвенном философском смысле - то же самое движение. То есть я хочу сказать, во-первых, что появление новых понятий в философии или новых концепций не является тем, что может быть решено раз и навсегда. Это не связано с решением проблем, поскольку мы имеем тут дело не с проблемами, а с тем, в чем человек участвует. Представьте себе метафору Уилера и попытайтесь объяснить ее самой философской работой. Вы поймете, что значит в философии отсутствие проблемы. Это можно выразить так: в чем нет проблем, а есть только тайна. Ведь, если я вошел в комнату, где вы договорились не загадывать слово, а чтобы оно определилось в зависимости от игры ответов и вопросов, то вы имеете дело с тем, что я условно как раз и называю тайной. Философия и есть такого рода игра с миром. Поэтому и появляются новые проблемы, а не до или после их "как бы решения". Скажем, существует нерешенная или недоказанная теорема Ферма, и кто-то до сих пор мечтает ее доказать. В принципе можно считать, что она разрешима, как я говорил вам, конечным числом шагов. Только никто эти шаги пока не находит. Это проблема. А философия имеет дело с другими вещами; не случайно в ней все время воспроизводятся и повторяются одни и те же понятия. Это не означает, что заниматься вечными проблемами - пустое занятие. Просто проблем вечных нет. Есть вечные тайны. Тайны, являющиеся нашим человеческим делом, поскольку мы сами участвуем в том. о чем рассуждаем и говорим. И наше участие имеет следствия: мы участвуем. и это снова порождает следствия и т.д., поскольку существует тайна жизни.

И, во-вторых, эти новые понятия и концепции появляются не из праздной страсти вообще что-либо сочинять, а из имманентных предданных потребностей человеческого существа, из-за того, что мы оказываемся в ситуациях, которые заново решаем, и снова должны работать, придумывать что-то. Через эти симптомы и разные теломысле-движения и пробивает себе дорогу живой нерв современной ситуации.

То, что я говорил вам. есть иллюстрация того (частично, конечно). как в философии применяется термин или понятие "закон". Что значит говорить о законах в философии? Или философски говорить о законах? Это значит говорить о всех тех проблемах, которые связаны с размышлением на тему: какова вообще какая-либо наша возможность? Какие для этого могут быть посылки? Философский разговор о законе не то же самое, что. скажем, формулировка или открытие законов физиком или химиком. Это нечто другое, хотя философы рассуждают, обычно опираясь на примеры из физики, химии, астрономии, механики -откуда угодно. И мы тоже рассуждаем сейчас в этой протоплазме нитей, связей, движения мысли, необходимости. В свое время было необходимо связать мир: его связали на определенных условиях - задали тройственную структуру. А мы должны связать свой мир. потому что он распался. В нем. как я говорил. появилась статистика, наглядность и т.д. Но мы должны связать его, и тогда можно рассуждать.

Например, идея о том. что нельзя мир думать как готовый. или как якобы заслуженный нами. Я бы эти слова всегда брал. учитывая метафорический, философский их смысл. Один из физиков. по-моему, занимавшийся общей теорией относительности. Сингх, сказал как-то следующее. Я снова обращаюсь к примеру. чтобы выделить случайность индивидуальную, фразеологическую; один человек сказал то-то, другой еще что-то, третий еще что-то и т.д. Казалось бы. бессвязный ход, но держите в голове сказанное выше о неопределенности современного мира. Поскольку, отталкиваясь именно от этой неопределенности, Сингх говорит, что если все это так. тогда Богу необходимо каждое мгновение умирать и рождаться заново. То есть и в данной случае речь идет об отказе от предпосылки относительно готового, завершенного мира законов Евклида, но Сингх говорит об этом, прибегая к древнему образу, в соответствии с которым человеческое сознание открывает и такую возможность взаимоотношения с миром. Потому что, так же, как существует миф о Боге, отделенном от мира, создавшем мир и пребывающем постоянно, есть другой древний миф об умирающем и воскресающем боге.

Поэтому отнюдь не случайно мы встречаем в современном философском тексте, например, у Хайдегтера, рассуждение об Ungrund - неком глубинном основании, из которого выходят сами боги. Как известно, после Ницше в европейской культуре шли споры об Адонисе и, очевидно, имея в виду эти споры, эту дискуссию, косвенно отвечая на нее, Хайдеггер вспомнил это символическое понятие, о котором писал когда-то Беме. Следовательно, в XX веке вновь появляется этот образ - умирающего и воскресающего бога (как бы пребывающего в себе), с помощью которого как раз и можно выразить условие того мышления, которое я описывал. Что нет неких заданных законов, а это я сам (как человек, знающий об этом) участвую в законополагающих истинах. Оказывается, не обязательно мир должен быть задан (он и не задан), а законополагающая деятельность в мире есть. Когда все проблемы - скажем, проблема отличия эмпирического человека от онтологического взгляда на него - остаются. Это то, что я