О воле в природе - Артур Шопенгауэр

в большие затруднения4. И еще в новейшее время Ж. Ж. Руссо очень наивно и непринужденно выступил с тем же противоположением в своей знаменитой “Profession de foi du vicaire Savoyard” (“Emile”[101], VI, p. 27): «Я замечаю в телах два рода движения, именно: движение сообщенное и движение самопроизвольное, или добровольное; в первом движущая причина является внешней по отношению к движущемуся телу; во втором эта причина находится в самом теле». Но даже и в наши дни еще Бурдах («О физиологии как о практической науке»[102], т. 4, стр. 323) в характерном для него высокопарном и напыщенном стиле выражается следующим образом: «Определяющее основание известного движения лежит либо внутри, либо вне того, что движется. Материя представляет собою внешнее бытие, она обладает движущими силами, но приводит их в действие лишь при известных пространственных отношениях и внешних противоположениях; только душа являет собою беспрестанно действенное внутреннее начало, и только одушевленное тело находит в самом себе, независимо от внешних механических отношений, повод к движениям и движется собственно-мощно».

Я же должен в данном случае, как некогда Абеляр, сказать: “Si omnes patres sic, at ego non sic”5. В противоположность упомянутому принципу, как бы он ни был стар и общепризнан, мое учение приходит к тому, что не существует двух совершенно различных источников движения, что оно не исходит либо изнутри, когда его приписывают воле, либо извне, когда оно возникает из причин: нет, я утверждаю, что тот и другой момент нераздельны и при каждом движении какого-нибудь тела одновременно находятся налицо. Ибо с одной стороны, заведомо из воли вытекающее движение тоже всегда предполагает какую-нибудь причину; ею у познающих существ является тот или другой мотив; без нее же и у последних движение невозможно. И с другой стороны, движение тела, заведомо произведенное какою-нибудь внешнею причиной, само по себе служит все-таки проявлением его воли, которая причиной только вызывается. Поэтому существует один, единообразный, всеобщий и не допускающий исключений принцип всякого движения: внутренним условием последнего является воля, внешним его поводом – причина, которая, смотря по свойствам движимого предмета, может выступать также и в виде раздражения или мотива.

Все то в вещах, что познается лишь эмпирически, a posteriori, само по себе является волей; насколько же вещи определимы a priori, они принадлежат одному только представлению, одному только явлению. Оттого понятность явлений природы уменьшается в той мере, в какой воля проявляется в них все явственнее и явственнее, т. е. чем выше стоят они на лестнице мировых существ; напротив, они тем более понятны, чем незначительнее их эмпирическое содержание, так как в последнем случае они тем более остаются на почве одного только представления, которого a priori известные нам формы являются принципом понятности. Вот отчего мы способны к совершенному, безусловному пониманию лишь до тех пор, покуда мы всецело пребываем в этой области, т. е. покуда имеем пред собою одно только представление, без эмпирического содержания, чистую форму, – следовательно, в науках априорных, в арифметике, геометрии, форономии и логике: здесь все в высшей степени понятно, доказательства вполне ясны, убедительны и не оставляют желать ничего лучшего, так как мы не можем себе даже и представить, чтобы здесь могло что-нибудь обстоять иначе. Все это происходит от того, что мы здесь имеем дело исключительно с формами нашего собственного интеллекта. Таким образом, чем более доступно пониманию какое-нибудь отношение, тем более состоит оно в простом явлении и тем менее касается существа дела. Прикладная математика, т. е. механика, гидравлика и т. д., рассматривает самые низкие ступени объективации воли, где большая часть лежит еще в области чистого представления, но имеет уже и известный эмпирический элемент, от которого совершенная ясность и прозрачность понимания начинает тускнеть и с которым наступает необъяснимое. По той же причине лишь некоторые отделы физики и химии допускают еще математическую обработку; на высших ступенях мировой лестницы она совершенно отпадает именно потому, что содержание явления перевешивает здесь форму. Это содержание – воля, a posteriori, вещь в себе, начало свободное, безосновное. Под рубрикою «Физиология растений» я показал, как у живых и познающих существ мотив и волевой акт, представление и хотение все явственнее и явственнее различаются и расходятся между собой, по мере того как мы поднимаемся по ска́ле мировых существ. Совершенно таким же образом и по тому же масштабу, и в неорганическом царстве природы причина все более и более отделяется от действия, и в той же мере все явственнее выступает чисто эмпирическое начало, которое именно и есть проявление воли; но одновременно с этим уменьшается и понятность явлений. Это заслуживает более подробного рассмотрения, которому я и прошу своего читателя подарить все свое нераздельное внимание: дело в том, что такое рассмотрение может лучше всего другого пролить особенно яркий свет на основную мысль моего учения, как в отношении ее понятности, так и в отношении ее доказательности. Но к этому сводится все, что в моих силах; сделать же так, чтобы моим современникам больше нравились мысли, чем словоизвержение, уже не в моей власти; я могу только находить себе утешение в том, что я человек не своего времени.

На низшей ступени природы причина и действие вполне однородны и вполне одномерны – вот почему здесь мы и понимаем причинную связь лучше всего; например, причиной движения оттолкнутого шара является движение другого шара, который теряет столько же движения, сколько первый получает его. В данном случае мы имеем пред собою наивысшую возможную степень понятности причинной связи. Таинственное же начало, которое тем не менее существует и здесь, сводится к возможности того, чтобы движение, нечто бестелесное, переходило из одного тела в другое. Восприимчивость тел в этой области так незначительна, что действие, которое надлежит произвести, должно целиком перейти из причины. То же самое относится и ко всем чисто механическим действиям, и если мы не все из них постигаем так же мгновенно, то причина этого заключается лишь в том, что их скрывают от нас побочные обстоятельства или нас смущает сложное сочетание множества причин и действий; сама же по себе механическая причинность всюду равно понятна, именно – понятна в высшей степени, так как причина и действие здесь качественно не различаются, там же, где они различаются количественно, – как, например, в рычаге, – там дело выясняется из чисто пространственных и временных отношений. Но как скоро в действие приходят и тяжести, сейчас присоединяется второе таинственное начало – тяготение; а если действуют тела эластические, то и упругость.

Уже иначе обстоит дело, когда мы хоть несколько поднимемся по лестнице явлений. Нагревание, как причина, и расширение, разжижение, испарение или кристаллизация, как действие, не однородны; поэтому