Эстетика Канта - Марат Нурбиевич Афасижев

содержательности и гипертрофированное выпячивание его формы — характерная черта в современной буржуазной эстетике. Многие ее представители при этом апеллировали к тенденциозно и односторонне понимаемой эстетике Канта.

По мнению В. Ф. Асмуса, «именно на нее опирались впоследствии теоретики и эстетики формалистического направления. К Канту восходит эстетический формализм Герберта, ученика Герберта — Роберта Циммермана и ученика Циммермана — немецкого музыковеда Эдуарда Ганслика. От Канта же в конечном счете ведут свое происхождение формалистические теории эстетиков-неокантианцев — Германа Когена, Бродера Христиансена, Йонаса Кона»[92].

К ним можно отнести и многих других известных буржуазных теоретиков искусства, на которых в той или иной степени оказала воздействие эстетика Канта. Так, французский эстетик Анри Бергсон (1859–1941), несомненно во многом под влиянием Канта, резко противопоставлял функции логического познания и художественного творчества, искусства и практической деятельности. При этом для него, как и для Шопенгауэра, характерно принижение возможностей науки по сравнению с ролью искусства в жизни людей. Что же касается анализа творческого процесса, то здесь концепция французского философа очень близка к кантовской: Бергсон придает решающее значение оригинальности конечного продукта творческого процесса, который протекает в основном бессознательно. Как и Кант, Бергсон сводил роль сознательного в художественном творчестве к оформлению и воплощению невыразимого в полной мере в языке искусства содержания, которое само является продуктом интуитивной деятельности художника[93]. В результате французский эстетик сводит специфику и цель искусства к самовыражению художника, отрицая его социальную функцию. Эстетика Бергсона — еще один шаг к субъективизму и иррационализму в эстетике. Он критически относился к многим прогрессивным сторонам немецкой классической эстетики и развивал ее слабые субъективно-идеалистические стороны.

Несомненное и более непосредственное влияние Кант оказал на неокантианскую философию и эстетику, возникшую в середине XIX в. Так, исходя из кантовской философии создавал свою эстетику один из видных представителей неокантианства — Э. Кассирер (1874–1945). Искусство он рассматривал как символическую форму, дав толчок этим самым развитию символических концепций искусства.

Многими буржуазными философами Кант рассматривается как предтеча одного из самых влиятельных направлений в современной буржуазной философии — экзистенциализма. Например, Г. Шрэдер утверждает, что Кант оказал огромное воздействие на экзистенциализм и особенно на Хайдеггера, Ясперса и Сартра. «Две главные темы в экзистенциализме — субъективизм и трансцендентализм идут прямо от Канта и используются в кантовском духе. Упор на свободе, первенстве морали и формализме в экзистенциальной философии также производны от Канта»[94], — пишет Г. Шрэдер.

И в самом деле, в эстетике экзистенциализма мы находим прямые ссылки на идеи немецкого философа. Так, обосновывая свою концепцию художественного образа и вообще прекрасного как ирреальных, т. е. воображаемых, объектов, Сартр ссылается на Канта, на его положение о незаинтересованности человека при эстетическом восприятии в реальном существовании предметов эстетического суждения. И так как содержание искусства идеально, т. е. то. что оно отражает, не присутствует реально, то, по Сартру, «эстетическое восприятие произведения искусства может вызвать реальное наслаждение вследствие восприятия ирреальных предметов, отраженных в нем. Вот откуда идет эта знаменитая незаинтересованность эстетического видения. Вот почему Кант мог сказать, что ему все равно, существует или нет предмет, поскольку он воспринят как прекрасный»[95]. Но рассматривая функции искусства, Сартр критикует Канта за то, что тот, по его мнению, сводил роль искусства лишь к стимулированию свободной игры воображения. Однако, по Канту, свободная игра воображения и рассудка возникает у человека лишь при созерцании объектов природы, цель которых неизвестна. Именно это и вызывает состояние субъективной целесообразности. Что же касается искусства, то Кант признавал в нем наличие цели, которую он видел в содействии развитию культуры человека. Поэтому критика Канта французским философом не совсем справедлива.

Эстетика Канта оказала влияние и на другие направления в современной эстетике. Например, отмечается влияние некоторых положений ее и на неотомистскую эстетику.

Таким образом, сходство многих положений Канта с некоторыми тенденциями в современной буржуазной эстетике обнаружить нетрудно. Особенно же отчетливо они проявились в решении гносеологических проблем эстетики. Здесь, по заключению М. Ф. Овсянникова, особенно характерны «две тенденции: одна из них склоняется к истолкованию искусства как явления сознания, оторванного от мира, другая — к интерпретации его как чистой формы, формотворчества»[96]. Обе они, как видно, соответствуют основным положениям эстетики Канта. Но в буржуазной эстетике имеются и другие тенденции. «Буржуазная эстетика, — пишет М. Ф. Овсянников, — давно рассталась с идеей «чистого искусства», искусства для искусства. Постоянные динамические связи между искусством и обществом, активное взаимовлияние искусства и социально-культурной среды признают даже те представители буржуазно-эстетической мысли, которые занимают отчетливо выраженную антисоциологическую позицию и предпочитают исследовать искусство с точки зрения имманентных законов его развития»[97].

Отсюда концепциям, рассматривающим эстетическую деятельность (в том числе и искусство) как сферу специфическую и изолированную от социальных проблем человека, постепенно в буржуазной эстетике все более и более противопоставлялись и с ними полемизировали некоторые направления, рассматривающие эстетическую деятельность как средство разрешения, снятия или компенсации различных социально-психологических и даже психофизиологических противоречии между человеком и окружающей его современной буржуазной действительностью.

Если рассмотреть эволюцию решения проблемы функций эстетической деятельности в истории буржуазной эстетики начиная с Канта, то нетрудно убедиться, что признание Кантом автономности эстетической деятельности человека и независимости ее от различных общественных сфер, и тем более от сугубо личных, физиологических потребностей человека, постепенно, по мере нарастания противоречий в капиталистическом мире, вытеснялось рассмотрением эстетической деятельности как спасительного средства, компенсации неудовлетворенных социально-психологических и психобиологических потребностей человека, как средства примирения или интеграции человека с окружающей его и враждебной ему буржуазной средой.

Особенно это характерно для эстетики прагматизма и для фрейдизма.

Один из основателей прагматизма Джон Дьюи (1859–1952) отразил в своей философии противоречия между потребностью человека в гармонической деятельности и односторонним функционированием его в условиях буржуазного производства. Но тем не менее он не стремился к радикальному решению выявленного им противоречия и лишь уповал на такое преобразование трудовой деятельности, при котором она проникнется игровыми элементами, которые будут приближать ее к эстетической и таким образом сделают ее творческой и интересной. В книге «Природа человека и поведение. Введение в социальную психологию! американский философ пытается решить проблему преодоления отрицательных последствий отчуждения труда в рамках капиталистического способа производства. Оставляя в стороне классовые и социально-политические аспекты этого отчуждения, Дьюи сосредоточивается главным образом на отрицательных психофизиологических проявлениях, являющихся следствием действия механизма отчуждения на каждого трудящегося. Отсюда и односторонность анализа такого структурно-сложного, детерминированного всей капиталистической системой феномена, каким является отчуждение; отсюда и утопичность выводов, предложений, могущих, по мнению Дьюи, в значительной степени преодолеть противоречия, порождаемые буржуазной формой производства. Все свои надежды на восстановление нарушенной «естественной гармонии» человека со средой