Биологическое обоснование пессимизма - Владимир Федорович Чиж

Громаднейшее большинство работает в поте лица, голодает, нуждается во всем необходимом: конечно, все высшие наслаждения лишь изредка скрашивают его мрачное существование.

Только в очень, очень отдаленном будущем, может быть, люди достигнут того, что в существовании большинства высшие интересы будут иметь преобладающее значение; пока же мы даже не можем представить себе так высоко развитых людей.

Поэтому я, в отличие от всех пессимистов, готов допустить, что высшая духовная жизнь может дать больше наслаждений, чем страданий, по крайней мере по сравнению с жизнью организма и с половой жизнью. Я отлично знаю, что и народная мудрость утверждает, что человек никогда не может быть счастлив, что желания людей ненасытны, как ненасытна органическая материя, что наша высшая духовная жизнь подчинена основному закону жизни — ненасытимости, но все-таки я готов допустить, что в высшей духовной жизни мы можем иметь наслаждения почти равные по своей силе страданиям. Если-бы мы могли подавить в себе органические и половые чувствования — мы могли-бы, если и не наслаждаться своим существованием, то по крайней мере существовать сносно. Основная ошибка всех пессимистов и состоит именно в том, что они не обращали внимания на самое главное — чувствования, вытекающие из „инстинктов самосохранения и поддержания рода“; если-бы этих чувствований у нас не было — только тогда возможно было бы существование с суммой страданий, почти равных сумме наслаждений. По крайней мере и теперь бесспорно есть люди, высшая духовная жизнь которых дает им много наслаждений и много страданий; они сами себя считают счастливыми. Например, ученый в своей деятельности, конечно, переживает много наслаждений и сравнительно меньше страданий; по крайней мере ему может это так казаться, потому что все или почти все, кроме его ученой деятельности, переполнено страданиями. Я, по крайней мере,; знал ученых, которые самым приятным в своей жизни считали именно свою деятельность; их тело, семья, общественная жизнь причиняли им так много страданий и так мало наслаждений, что они были убеждены в том, что интеллектуальные наслаждения в их существовании были много интенсивнее интеллектуальных страданий. Если мы сравним эстетические наслаждения и эстетические страдания, то, конечно, громадный перевес будет на стороне первых. Тоже следует сказать и о чувствованиях, вызываемых общественной деятельностью; она вызывает в большинстве случаев так много наслаждений и так мало страданий, что не мало лиц совершенно бескорыстно отдают свои силы этой деятельности. Еще больше наслаждений дает жизнь, посвященная нравственным подвигам; правда, эти наслаждения доступны немногим; я не видал людей более счастливых, чем католические монахини, посвятившие себя уходу за больными. Hobbes (Human nature, ch. IX) вполне верно сказал: „Человек не имеет большего доказательства своего могущества, как тогда, когда он в состоянии не только удовлетворять свои желания, но и помогать другим в исполнении их желаний“.

Действительно, трудно сомневаться, что чем выше, больше развита духовная жизнь, тем более человеку доступно возможное на земле счастие; ведь высшее духовное развитие есть наиболее полное совершенное развитие жизни, а потому наслаждения, сопряженные с высшей духовной жизнью, могут если не превышать, то равняться страданиям70.  Если мы согласимся, что социальные, интеллектуальные, эстетические чувствования поровну состоят из страданий и наслаждений, то должны будем согласиться, что у громадного большинства человечества, в виду того, что эти чувствования играют сравнительно малую роль в их жизни, сумма страданий неизмеримо превышает сумму наслаждений.

Одно из распространенных заблуждений состоит именно в том, что переоценивают субъективное значение высшей психической деятельности и мало придают значения органическим страданиям и наслаждениям. Как бы ни был высоко развит человек, для него всегда почти все будет составлять его организм и его половая жизнь, потому что все, что непосредственно вредно и полезно организму, сопряжено с интенсивнейшими страданиями и наслаждениями. В самом деле: напр., унижение отечества причиняет гражданину сравнительно небольшое страдание, потому что непосредственно не опасно для его жизни; дурно сваренное блюдо, напротив, вызывает усиление разрушения организма и потому сильнейшее страдание. Это так ясно, что не нуждается в доказательствах; правда, правильное понимание причины человеческих страданий разрушает общепринятые иллюзии о возвышенности человеческой природы; пусть фарисеи обвиняют меня в материализме; на такое обвинение я могу отвечать указанием на мою работу: „Нравственность душевно-больных “ (Вопросы философии), в которой я указал на значение идеалов в нашей жизни. Поэты более всех виноваты в переоценке значения высшей психической жизни; только Л. Н. Толстой имел смелость указать на действительное значение высших и низших чувствований. В своем лучшем романе „Война и Мир“ (стр. 209) он говорит: „Настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда“71. Действительно, почти для всех наука, искусство, общественная деятельность не возбуждают существенного интереса; это одно из украшений жизни, источник приятных, но, к сожалению, очень слабых чувствований.

Сошлюсь на общеизвестные исторические примеры: Бэкон и Лейбниц, не смотря на то, что, в силу их гениальности, могли более, чем другие, жить высшими духовными интересами, так любили материальные наслаждения, что замарали себя жадностью к деньгам. Деньги в жизни ученых имеют настолько роковое значение, что Прусское правительство для привлечения лучших профессоров в свои университеты не пожалело денег; оно не ошиблось в своем расчете, потому что и для процветания науки так же, как и для ведения войны, нужны, во первых, деньги, во вторых — деньги и в третьих — деньги. В 1884 году я многократно слышал выражения удивления немецких профессоров по поводу отказа одного немецкого профессора от кафедры в одном из университетов Северной Америки с жалованием в двадцать тысяч долларов; этого профессора восхваляли, как героя, как патриота; между тем он был состоятельный человек и получал хорошее вознаграждение на родине. Но лишние десять тысяч долларов для большинства обладают страшной силой. К сожалению, для самых великих ученых наслаждения, покупаемые за деньги, более интенсивны, чем интеллектуальные, потому что первые непосредственно вытекают из „инстинкта самосохранения“, то-есть имеют непосредственное значение для существования организма, усиливая процессы жизни. Хорошая пища, хорошее жилище, пребывание во время каникул в лучших, наиболее здоровых уголках мира, действительно приятны, потому что увеличивают жизнь.

Тоже самое следует сказать и об интересах поэзии, живописи, вообще искусств. За исключением очень немногих лиц, одаренных крайне живым художественным чувствованием, эстетические чувствования играют ничтожную роль; наши эстетические наслаждения так слабы, что даже в столицах театры не могут обходиться без значительных казенных субсидий. Конечно, я вполне согласен, что государства должны приносить жертвы для поддержания национальной сцены, но нельзя отрицать, что, напр., парижане и