Лекции по античной философии. Очерк современной европейской философии - Мераб Константинович Мамардашвили

вполне несносен”. {…} К тому же, несмотря на то что мою душу покинула — пусть хоть на время — тоска, усмиренная воспоминанием о благовоспитанности девушки, об ее выражении: “вполне заурядный” и о багровом виске, это же самое воспоминание будило во мне другое чувство — чувство, правда, нежное и ничуть не мучительное, близкое к братскому, но со временем могшее стать не менее опасным, ибо оно поминутно рождало бы во мне потребность поцеловать эту новую девушку, хорошие манеры, застенчивость и для меня неожиданная незанятость которой останавливали бесполезный полет моего воображения и вызывали у меня по отношению к ней умиленную благодарность» (там же. С. 361–362).

162

Ср. с утверждением Гуссерля: «Феноменология не стремится быть чем-то иным, нежели учением о сущностях в пределах чистой интуиции; на показательным образом представляемых данностях трансцендентально чистого сознания феноменолог осуществляет следующее: он непосредственно узревает сущности и фиксирует свое созерцание понятийно, то есть терминологически. Слова, которыми он пользуется, могут происходить из общего языка, они могут быть многозначны и неопределенны в своем переменчивом смысле. Однако, как только они, оказываясь выражением актуального, совпадают с данными интуициями, они приобретают определенный, hic et nunc актуальный и ясный смысл: если опираться на такой их смысл, их можно научно фиксировать» (Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии / Пер. А.В. Михайлова. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999. С. 141).

163

Ср.: «Как же быть с прикреплением слова к его значению: неужели это крепостная зависимость? Ведь слово не вещь, его значимость нисколько не перевод его самого. На самом деле никогда не было так, чтобы кто-нибудь крестил вещь, называл ее придуманным именем.

Самое удобное и правильное — рассматривать слово как образ, то есть словесное представление. Этим путем устраняется вопрос о форме и содержании, будет фонетика — форма, все остальное — содержание. Устраняется и вопрос о том, что первичнее — значимость слова или его звучащая природа? Словесное представление — сложный комплекс явлений, связь, «система». Значимость слова можно рассматривать как свечу, горящую изнутри в бумажном фонаре, и обратно, звуковое представление, так называемая фонема, может быть помещена внутри значимости, как та же самая свеча в том же самом фонаре» (Мандельштам О. О природе слова // Мандельштам О. Собр. соч.: В 3-х т. М.: Терра, 1991. Т. 2. С. 255–256).

164

Гуссерль, которому была посвящена книга Хайдеггера «Бытие и время», не принял решительной переинтерпретации феноменологического проекта. «Сохранился экземпляр книги с гуссерлевскими маргиналиями; вот, к примеру, текст одной из пометок: "Вся проблематика смещена. Эго соответствует Dasein (наличное бытие) и т. д. Тем самым все становится, благодаря некоему "глубокомыслию", темным и философски лишенным значимости"» (цит. по: Свасьян К. Феноменологическое познание: Пропедевтика и критика. Ереван: Изд-во АН Армянской ССР, 1987. С. 164).

165

Спецхран (отдел специального хранения) — в СССР специальный отдел в библиотеке, доступ к которому был ограничен. В этих отделах находились издания, ознакомление с которыми широкой публики считалось нежелательным по идеологическим соображениям.

166

«А черноусый сказал:

— Вот вы много повидали, много поездили. Скажите: где больше ценят русского человека, по ту или по эту сторону Пиренеев?» (Ерофеев В. Москва — Петушки. M.: Прометей, 1989. С. 79–80).

К 1978 г. книга Ерофеева была издана в Иерусалиме, Лондоне и Париже, но М.К., очевидно, читал ходившую по Москве рукопись.

167

«Образцом для интерпретации отношения между значением и созерцанием было бы, таким образом, отношение значения собственного имени к восприятиям, которые ему соответствуют. Тот, кто знает Кёльн непосредственно и вследствие этого имеет истинное собственное значение слова “Кёльн”, обладает в каждом действительном переживании значения тем, что точно соответствует [любому] будущему подтверждающему восприятию. Это не есть собственное отражение восприятия, как, например, соответствующая фантазия; а так, что в восприятии присутствует сам город (подразумеваемый), и, таким образом, согласно предыдущему рассмотрению, собственное имя “Кёльн” в своем собственном значении “прямо” подразумевает тот же самый город, какой он есть. Простое восприятие здесь, без [помощи] дальнейших построенных на нем актов, являет предмет, который подразумевается интенцией значения, именно так, как он ею подразумевается. Интенция значения находит поэтому в простом восприятии акт, в котором она выполняется вполне соразмерно» (Husserl E. Logische Untersuchungen. II. Band. 2. Teil. Halle: Max Niemeyer, 1921. S. 130. Фрагмент цитируется в переводе Э. Сагетдинова).

У Гуссерля полное «выполнение» значения связано с непосредственным созерцанием предмета: «Таким образом, следует зафиксировать различие между (сначала) зрительно пустой интенцией значения и исполненной интенцией значения. {…} Наглядное исполнение имеет место тогда, когда предмет, всего лишь мысленно подразумеваемый, в этом наглядно присутствующем предмете находит свое соответствие, когда можно зафиксировать соответствие между "подразумеваемым и данным". В единстве исполнения (Erfüllungseinheit) наполняющее содержание совпадает с интенциональным содержанием» (Прехтль П. Введение в феноменологию Гуссерля. Томск: Водолей, 1999. С. 23–33).

Ниже М.К. дает свою интерпретацию «выполняющих» актов, соответствующую его собственному феноменологическому проекту. М.К. трактует Erfüllung как разворачивание смысловой и одновременно образной структуры феномена, которое одновременно оказывается осуществлением установки созерцателя.

168

Социологическую разработку этих понятий осуществил Ф. Тённис (1855–1936) в своей книге «Gemeinschaft und Gesellschaft: Abhandlung des Communismus und des Socialismus als empirischer Сulturformen» (1887).

169

Вероятно, имеется в виду следующее высказывание А. Блока: «Так искупается отчуждение поэта от народной стихии: страдательный путь символизма есть “погружение в стихию фольклора”, где “поэт” и “чернь” вновь познают друг друга. “Поэт” становится народным, и “чернь” — народом при свете всеобщего мифа. {…} “Невнятный язык”, темная частность символа — мучительно необходимая ступень к солнечной музыке, к светлому всеобщему мифу» (Блок А. Творчество Вячеслава Иванова // Блок А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л.: Гос. изд. худож. лит., 1962. Т. 5. С. 10).

170

Г. Марсель считал различие между проблемой и тайной фундаментальным. Тайна — это метапроблематика. Она обнаруживает себя при обращении от данных, необходимых для разрешения проблемы, к бытию того, кто мыслит, так что проблематичным делается сам онтологический статус исследователя: «…тайна — это проблема, которая покушается на собственные исходные данные, захватывает их и тем самым перерастает самое себя как проблему» (Марсель Г. Метафизический дневник // Марсель Г. Быть и иметь. Новочеркасск: Сагуна, 1994. С. 108).

Онтологический изъян, присущий человеку как падшему существу, «по сути своей является инерцией, но такой инерцией, которая стремится стать некоей негативной деятельностью; мы не можем его уничтожить; мы должны, напротив, сначала его признать; благодаря ему существует некоторое количество автономных и соподчиненных дисциплин, каждая из которых представляет угрозу единству бытия, поскольку стремится