Александр Бузгалин - Мы пойдем другим путем! От «капитализма Юрского периода» к России будущего

Ознакомительный фрагмент

В экономической теории этот механизм в принципе хорошо знаком под именем «неполной (монополистической) планомерности» (понятие, введенное в оборот школой политэкономии МГУ), выступающей в качестве социально-экономической основы действия очерченного Я. Корнай механизма «вегетативного контроля».

Еще на заре реформ авторы подчеркнули роль этих механизмов, показав, что они качественно отличны как от народно-хозяйственного планирования и регулирования, так и от рыночного саморегулирования. Напомним, что в данном случае отдельные институты экономических систем в силу определенных причин (высокий уровень концентрации производства и/или капитала, корпоративная власть и т. п.) получают способность сознательно (но в локальных, ограниченных масштабах) воздействовать на параметры производства поставщиков и потребителей (объем, качество, структура), рынка (цены на продукцию контрагентов, расширение продаж за счет маркетинга), социальной жизни и т. п.

Этот механизм отличен от народно-хозяйственного планирования по своим субъектам, объектам, целям и содержанию (государство, как представитель общества, — обособленная корпорация; национальная экономика — часть (локус) рынка, производства; общенациональный — корпоративный интерес и т. п.). Но он содержательно отличен и от рыночного механизма саморегулирования, ибо он, будучи многосубъектным и конкурентным (сочетающим экономические и бюрократически-волевые методы борьбы), в то же время является механизмом целенаправленного, сознательного формирования пропорций и аллокации ресурсов со стороны ряда агентов; это механизм, где решение агентов производства (крупнейших корпоративных структур — производителей) формирует его структуру и потребности (спрос), а не наоборот, как это предполагает модель свободного рынка, где спросоограниченная (рыночная) экономика трансформируется в корпоративно-формируемую.

Причины доминирования такого многосубъектного монополистического регулирования экономики достаточно просты: наличие монополизации производства, разрушение старого государственного контроля за корпорациями при слабости нового, неразвитость рыночной конкуренции и т. п. Соответственно, чем сильнее действие названных факторов, тем значимее монополистический контроль, чем слабее (например, в Центральной и Восточной Европе) — тем меньше роль этого механизма координации (аллокации ресурсов).

Как мы уже отметили, не только рынок, но и локальное регулирование развивается в трансформационных системах преимущественно (но не только) в деформированном виде. Причины этого в том, что оно вырастает не как органический продукт противоречий капитализма (мы постарались, вслед за авторитетами, показать, как они порождали в XX веке монополии, империализм и т. д. вплоть до глобальной гегемонии корпоративного капитала), а как следствие полураспада бюрократической планомерности, действия всех других факторов трансформации, описанных выше, и, что также весьма важно, воздействия всех других способов конкуренции.

Основные черты этих деформаций состоят в следующем.

Во-первых, в качестве субъекта локального регулирования, как правило, выступает не достигший определенного уровня развития персонифицированный капитал, а «обломок» («обломки») бывшей государственной пирамиды.

Во-вторых, основой власти этих структур («генератором поля», подчиняющего клиентов) является, соответственно, не столько высококонцентрированный капитал (хотя образование таких капиталов постепенно идет), сколько доступ к тем или иным ресурсам — от близости к государственной кормушке до монопольного использования природных богатств — отсюда, кстати, ассоциация этого механизма с тем, что западные экономисты называют «поиском ренты». Все это позволяет определить такое воздействие, как противоречивое соединение корпоративно-капиталистического контроля и вегетативного регулирования, являющегося пережитком «экономики дефицита» (только «дефицитом» ныне все более становятся государственные кредитно-финансовые ресурсы[2]).

В-третьих, в силу такого содержания и под воздействием других методов координации, а также общей атмосферы диффузии институтов методы локального корпоративно-бюрократического регулирования так же являются деформацией «цивилизованного» корпоративного воздействия, широко используя как добуржуазные механизмы (внеэкономическое подчинение), так и механизмы, основанные на сращивании с крайне бюрократизированным государственным регулированием.

Проявления господства этого механизма в трансформационной экономике хорошо известны. Например, в той мере, в какой оно существует, экономика «не поддается» радикальным рыночным реформам (их либо саботируют, либо «убирают» реформаторов). Так, в России под определяющим господством псевдогосударственных и псевдочастных корпораций находится система пропорций, динамика цен («ножницы» цен на сельхозпродукцию и ресурсы для ее производства, рабочую силу и потребительские товары), финансы (кризис неплатежей) и т. п.

Это не просто олигополистический рынок; это экономика, регулируемая в определяющей степени нерыночным соперничеством обособленных корпоративно-бюрократических структур — этаких «динозавров» капитализма, под ногами у которых «болтаются» все остальные граждане и которых эти монстры безжалостно топчут, при этом, правда, сами находясь в состоянии, близком к вымиранию. Столкновением власти этих «динозавров» и их регулирующих воздействий, а не единым центром (как в прошлом) или «невидимой рукой рынка» (которая, как было показано Дж. Россом, в трансформационной экономике указывает явно не в ту сторону) определяется реальная система координации в трансформационной экономике кризисного типа.

Доминирование локального (вегетативного) управления в трансформационной экономике сочетается, как мы уже отметили, с сохранением модифицированного количественно (оно потеряло свою ведущую роль) и качественно (изменение преимущественно прямых методов на преимущественно косвенные, резкое возрастание разобщенности политики отдельных ведомств) бюрократического централизованного управления.

Вследствие этого рынок в России с самого начала возникает и развивается как подчиненный и деформированный бюрократическим централизованным и корпоративным локальным регулированием компонент трансформационной экономики.

Генезис рынка в силу этого сопровождается неожиданным для индустриальной экономики на рубеже XXI века развитием добуржуазных способов координации. К их числу относятся уже названные механизмы поиска ренты ; различные формы насилия — от начального криминального («крыши» и т. п.) до узаконенного (войны — в Югославии, Чечне, Таджикистане и др.), а также натурально-хозяйственные тенденции. Они проявляются, например, в таких формах, как сокращение товарности сельского хозяйства и рост роли производства на приусадебных участках (дачах), расширение использования бартера, развитие производств-субститутов внутри крупных предприятий, натурализация зарплаты, ограничение вывоза продукции за пределы регионов и др.

Развитие добуржуазных форм координации порождается прежде всего общими для трансформационных экономик кризисного типа факторами, связанными с инверсией социально-экономического времени и трансформационной нестабильностью. В данном случае это, во-первых, инерция и даже высвобождение натурально-хозяйственных связей, раннее «придавленных» централизованным планированием и ныне не замещенных в должной мере современным рынком. Во-вторых, шоковые реформы, разрушившие плановые связи, но не способные создать рыночные. В образовавшийся вакуум современных форм координации тут же «втянулись» допотопные: на место планового снабжения в условиях дефицита денег пришел бартер; тот же «дефицит рынка» (в частности, резкое сжатие денежных доходов населения, дополненное негарантированностью выплаты зарплаты) с необходимостью вызвал рост производства в подсобных хозяйствах и т. п. В-третьих, возникающий деформированный рынок сам воспроизводит добуржуазные способы координации. Последние, следовательно, будут тем сильнее, чем в большей мере инерция кризисного развития прежних тенденций и вновь образовавшиеся деформации рынка будут интенсифицироваться попытками проведения шоковых реформ.

Причина этого, как мы показали выше, в том, что попытки волюнтаристского внедрения рынка в кризисной трансформационной экономике ведут не к развитию, а к дефициту эффективных рыночных форм, в частности «дефициту (по отношению к потребностям воспроизводства — рабочей силы, производств, национального богатства) денег».