Исследование Апокалипсиса - Юрий Миранович Антонян

форма выявления информации и наблюдения за ней? Видения принадлежат к наиболее архаичным формам подачи сведений сверхъестественного характера, имеющих витальное значение, древний человек и религиозное сознание особенно верили именно видениям как наиболее надежному каналу связи с потусторонним миром. С ним ведь нельзя общаться «просто так», а только «в духе», т. е. в весьма специфическом состоянии психики.

В некоторых архаичных системах верили, что череп мертвого может пророчествовать, или что человек, заснувший на его могиле, видит вещие сны. Чаще всего таких откровений, получаемых во сне или в состоянии бодрствования, ожидают от свободно витающего духа мертвого, и с этой целью вызывают его заклятиями, как эндорская колдунья — дух Самуила (1 Цар., 28:7–25). Наконец, существует представление, что дух мертвого временно или постоянно обитает в неком человеке: именно так шаманы объясняют и свой дар пророчества, и прочие свои умения. Ведь люди не могли остановиться на идее, что духи покойников могут пророчествовать, — и стали приписывать им всевозможные волшебные эффекты[37].

Иудаизм и христианство часто прибегают к видениям, чтобы сообщить особо важную информацию. В Новом Завете одно из самых известных — видение Савла по дороге в Дамаск, когда он услышал голос: «Савл, Савл, что ты гонишь меня?» (Деян., 9:4).

Видения посещали Э. Сведенборга, когда он был «духом отрешен от тела» и мог «уноситься духом в иные пределы», что два или три раза было показано ему живым примером. «Приведу один пример: прохаживаясь в беседе с духами по городским улицам и по полям, нисколько не блуждая и считая себя в полной памяти и в обычном состоянии, я между тем был в видении и видел леса, реки, здания, палаты, людей и прочее. После нескольких часов такой прогулки я внезапно впадал в свое телесное зрение, сознавал, что я уже не там, где был. Таким образом, я в крайнем удивлении сознавал, что я был в том состоянии, про которое испытавшие его говорили, что были в духе или уносились духом в иные пределы (см. Деян., 8:39). В этом состоянии нисколько не думаешь о пути, по которому идешь, хотя бы прошел много миль, не думаешь о времени, хотя бы прошли целые часы и даже дни, и не знаешь усталости: человек проводится неведомыми ему дорогами и безошибочно до определенного места… Беседовать с духами как равными мне, и притом наяву, при полной бодрости тела, дано мне постоянно в течение многих лет и поныне»[38].

Видения посещали бесчисленное множество святых, блаженных, юродивых и т. д., причем есть все основания думать, что у них в значительном числе случаев имели место бред и галлюцинации. Последние могли быть следствием психической болезни или кратковременного расстройства психического здоровья, в частности, вызванного употреблением наркотических веществ, что привычно для некоторых духовных практик. Бред, как известно, в корне отличается от заблуждений и неверных суждений и убеждений психически здоровых людей, всегда искаженно отражая действительность, а бредовым идеям, особенно мистического характера, присущи ошибочные основания (паралогика, например). Названные идеи могут быть связаны и с интеллектуальным снижением. Анализ религиозных видений показывает, что среди них преобладают слуховые, зрительные или комплексные, они могут вызвать чувства экстаза, нередко отличаются яркостью и образностью, воздействуя на эмоциональную сферу личности, убеждая ее в реальности происходящего и формируя свой виртуальный мир[39].

Между тем совсем не исключено, что многие религиозные идеи, образы и представления появились в результате вполне здравой мыслительной деятельности, но затем для убедительности были облачены в форму видений.

Изложение апокалиптического материала в виде видений в немалой степени определялось и тем, что «литературные вкусы иудеев настолько сроднились с апокалиптической формой, что даже авторы апокрифов с лирическим и нравоучительным содержанием постоянно прибегали к апокалиптическим образам и таинственным видениям в тех случаях, когда нужно было говорить о будущем блаженстве угнетенного Израиля и печальной судьбе их поработителей. К сожалению, многие из этих апокалиптических образов сделались для нас не вполне ясными и понятными; и это вполне естественно: нужно обладать живостью восточного воображения и всецело проникнуться чаяниями и интересами той эпохи, когда создавались апокалипсисы, чтобы суметь осветить все подробности таинственных видений»[40]. Одним словом, необходимо владеть языком той культуры, опираться на ее символы и значения, даже при всем том, что они могут быть архетипическими, а следовательно, потребуют адекватного толкования и объяснения.

Страшные события Апокалипсиса, с участием ангелов или без них, происходят в некоем таинственном мире, представшем перед автором (авторами) Откровения в его видениях. После первых трех глав, повествующих о достаточно обыденных вещах, в книге все время нарастает напряжение, чудовищные видения сменяют друг друга, как бы соревнуясь между собой в том, чтобы быть как можно страшнее. Даже вполне в целом мажорный финал (глава 22) не смог обойтись без угроз лишения жизни и тяжких болезней. Совершенно очевиден смысл книги: охранение христианства и закрепление его наступающей динамики, предупреждение влияния других религий, представление конца мира и неминуемого торжества церкви, показ загробного существования. Вместе с тем трудно отделаться от ощущения, что апокалиптическое повествование представляет собой путь в глубины человеческой психики, и этот путь самый сложный и опасный, с его разрушительными страстями и влечениями, реализация которых никак не урегулирована нормами цивилизации. Более того, эти влечения и способы их претворения в жизнь представляют собой отрицание цивилизации. Если христианство в своей доапокалиптической части представляет собой несомненный шаг вперед в нравственном и духовном развитии, то последняя новозаветная книга возвращает нас почти в доисторическое прошлое.

Названные страсти и влечения укрыты от дневного света из-за их, в первую очередь, нравственной неприемлемости, и они есть то, чего человек особенно страшится, в том числе и тогда, когда они приходят к нему в виде галлюцинаций. Кстати, в пользу моего предположения о том, что Апокалипсис есть путь в глубины себя, может говорить и то, что видения в нем занимают центральное место, создавая особый виртуальный мир. Таким образом, не лишено оснований предположение, что Откровение представляет собой серьезное психологическое исследование, хотя те, которые его писали, и не ставили перед собой подобной осмысленной задачи.

Косвенным доказательством того, что Откровение можно воспринимать также и как путешествие вглубь себя, служит такая отличительная черта этой книги, как отсутствие в ней фигуры человека, если, конечно, не считать самого рассказчика — апостола Иоанна. Людей — не просто безымянной массы, а наделенных именами и индивидуальностью, хотя бы какой-то, больше всего в евангелиях, значительно меньше в деяниях апостолов, соборных посланиях и посланиях апостола Павла. В Апокалипсисе они исчезают вообще, уступая место богам, ангелам,