Вещь и имя. Самое само - Алексей Федорович Лосев

а смысл вещи – как полнота ее адекватного выражения, вполне допустимо говорить о том, что мышление

«выражаясь математическим языком, есть обязательно функция многих переменных, даже когда оно относится к какой-нибудь одной строго определенной вещи» [55, 624].

Ну а затем, путем несложной, но в то же время ехидной, комбинации, создается почти безупречная и «непотопляемая» формулировка:

«Итак, отражение вообще есть функция вещей материи; и поскольку мышление относится к сфере отражения, и само мышление тоже есть функция материи» [55, 624].

И в завершение этого головоломного построения должны быть расставлены указатели – где исследование принципов, а где описание конкретного мыслительного процесса вполне материального человека (с присущим ему вполне материальным мозгом), ведь в тексте

«совершенно не утверждается, что между материей и мышлением только и существует функциональное отношение, и никакое другое… Мышление всегда принадлежит какому-нибудь субъекту, а субъект есть часть все той же материальной действительности. Отношение материи к мышлению, в конце концов, сводится опять-таки к отношениям внутри самой же материи, т.е. к материальным отношениям…» [55, 625].

Можно, конечно, сейчас посчитать этот приведенный нами в качестве иллюстративного примера небольшой фрагмент чем-то вроде акробатического трюка, но ни в коей мере – не отступлением Лосева от своих позиций в вопросе об отношении к марксизму…

65*

Аналогичный пример (восходящий к эпизоду «Теэтета» 203a – 204a) приведен в ФИ [65, 632]. В статье «Поток сознания и язык» (1979) Лосев более подробно говорит о «целостном континууме» слова по отношению к составляющим его звукам, применяя далее этот метод уже не только в анализе словообразований и словосочетаний, но и в трактовке языка в целом как «всеобщего предицирования» [см.: 60, 457, 472 – 476]. К этому же относится развивавшееся А.Ф. Лосевым учение о языковой валентности (в статье «О понятии языковой валентности» и некоторых других) как

«способности отдельного языкового знака вступать в связь с другими знаками для образования более или менее обширных цельностей» [68, 132].

66*

Указание Лосевым принципиальной логической несообразности в разбираемой им гипотезе с использованием образа барона Мюнхгаузена может иметь параллель с критикой П.Д. Юркевичем вульгарно-материалистических представлений о продуцирующей роли материальных движений в мозге в отношении процесса мышления (и сознания в целом) в его работе «Материализм и задачи философии» (1860). В ходе рассуждения П. Юркевич обращает внимание на допускаемую в подобных представлениях логическую ошибку petitio principii, в связи с чем и цитирует труд «Мир как воля и представление» А. Шопенгауэра [108, 215 – 216], приводившего в аналогичной ситуации, при критике материализма, интересующий нас эпизод из книги Э. Распе (опубликованной в 1785 г.). Впрочем, не исключено, что Лосев использовал текст Шопенгауэра (Книга 1, § 7) непосредственно.

67*

Лосев, по всей вероятности, имеет в виду процедуру неограниченного дихотомического деления отрезка конечной длины, предлагавшуюся Зеноном Элейским. Результат такого деления – бесконечное число частей – можно было бы, по его мнению, рассматривать с двух точек зрения: либо эти части имеют хоть какую-то длину и тогда при их сложении получается не конечный, а бесконечный отрезок, либо эти части не протяженны вообще (длина равна нулю), и тогда придется суммировать одни нули, что также не приведет к исходному отрезку [см.: 90, 307 – 308]. В качестве противоположного взгляда, в античности принималось учение Левкиппа и Демокрита о неделимых телах – атомах (ατομος), критиковавшееся Аристотелем в трактатах «О возникновении и уничтожении» и «О небе» [21, 124 – 125].

Укажем также на тропы скептиков (школа Агриппы, или, по Сексту Эмпирику, младшие скептики), доказывавшие фактическую невозможность знания («воздержание от суждения») из-за бесконечного обоснования одного через другое, и, таким образом – ухода в бесконечность (regressus in infinitum) в поисках настоящей причины или основания [см.: Диоген Лаэртский, IX, 88 – 89; 49, 5, 352 – 353; 14, 8].

Процесс непрерывного обоснования одного через другое (см. рассмотрение аналогичной ситуации в § 11 «Первооснов теологии» Прокла [34, 387 – 388]) Гегель называл «дурной бесконечностью» [11, 1, 232, 252 – 253]. Отметим также, что один из «путей (via) доказательства» существования Бога, разъясняемых Фомой Аквинским, заключается как раз в недопустимости бесконечного поиска действующих причин (causa efficiens) и обусловленной этим необходимости признания первоначальной действующей причины [101, 1, 26], что формально можно соотносить с учением Платона о «беспредпосылочном начале» [49, 2, 207 – 208, 631 – 632] и доктриной Аристотеля о Перводвигателе [49, 4, 72].

68*

Сам термин «αναθεμα», восходящий в значении отлучения от церковного общения к новозаветному тексту («…кто благовествует вам не то, чтó вы приняли, да будет анафема»: Гал. 1, 9), использовался уже на I Вселенском соборе 325 г. – в «Соборном изложении веры», по согласным свидетельствам св. Афанасия и церковных историков Феодорита и Сократа. В данном случае Лосев употребляет формулу, применявшуюся в богослужении первой недели Великого поста – праздновании Торжества Православия. При совершении особого «Чина Православия» читался т.н. Синодик (впервые составлен в 842 г.), в котором провозглашалось предание анафеме перечислявшихся основателей и последователей еретических учений и прославление приверженцев ортодоксального (православного) учения. См. также тексты определений Константинопольского (1351) собора, приведенные Лосевым в ОАСМ [57, 895 – 899].

69*

Более подробно об этих учениях см.: [65, 799 – 800; 41, 202 – 203; 57, 697 – 698, 700 – 703].

Гуссерль Эдмунд (1859 – 1938) – немецкий философ, основоположник современной феноменологии (теории явления), первоначально трактовавший ее задачу как анализ структур «чистого сознания». Гуссерль считал, что феномен следует трактовать не просто как явление чего-либо иного (сущности), но как то, что само себя обнаруживает в непосредственной явленности сознанию. С этих позиций феноменология предстает в виде метода интуитивного усмотрения идеальных сущностей (феноменов), обладающих непосредственной достоверностью. Впоследствии, с усилением в феноменологии субъективистских тенденций, она начинает оказывать заметное влияние на философию экзистенциализма. О значении работ Гуссерля по античной философии Лосев говорит в ОАСМ [57, 696 – 698], АКСН [34, 71 – 72, 331 – 332] и ДХФ [41, 174]. Позднее, в беседе с Ю. Ростовцевым, Лосев указывал на то, что термин «эйдос» при анализе античной философии был заимствован им именно у Гуссерля [46, 701].

70*

Коген Герман (1842 – 1918) – немецкий философ, представитель Марбургской школы неокантианства. Кантовскую «вещь-в-себе» Коген трактовал не как существующую вне и независимо от познания, но как целенаправленную идею мышления. В соответствии с этим, мышление должно порождать не только форму, но и содержание познания. Более подробно о специфике