Экскоммуникация. Три эссе о медиа и медиации - Александр Р. Гэллоуэй

один из безошибочных знаков[62]. Радуга появляется в облаках, против солнца, и образует идеальную многоцветную арку, что соединяет небеса и землю. Такой знак мгновенно раскрывает свой смысл. Это не знамение, не таинственный знак, который требуется расшифровать. Он говорит сам за себя. Великая дуга столь же несомненна, сколь и непредвиденна. И сам знак, и его значение едины: грядет буря.

Радуга Ириды предлагает нам другой способ медиации, противоположный Гермесу и герменевтике. Среди характерных черт Ириды: мгновенность ее перемещения во времени и пространстве, физическая имманентность и абсолютная безусловность сообщения, которое требуется передать.

У Ириды нет своей собственной истории, нет своей мифологии. Она богиня радуги и, как и Гермес, вестница богов[63]. Но у Гермеса длинный список эпитетов, а у Ириды он совсем небольшой. Она и в самом деле проходит меньше итераций, в ней меньше расходящихся аспектов, которые необходимо свести в единую форму. Гермес сбивает с толку и исчезает; Ирида же присутствует, всегда.

Она — служанка Геры. Ирида похожа на тотемное животное, что склонило голову и навострило уши; она всегда готова сопровождать царицу богов и помогать ей:

Кончив, припала к подножью она [Ирида],

Артемидиной псице

Видом подобясь своим, средь охоты на миг прикорнувшей

Подле ног госпожи, но вострящей во сне свои уши

И готовой по кличу богини с места сорваться;

Так-то у трона златого сидела дочерь Фавманта.

Неукоснительно рабье свое она ведает место;

Даже когда забвение Сон крылом ей навеет,

Голову чуть опустив на грудь, притулясь незаметно

К ножке высокого трона, она вкушает дремоту,

И ни сандалий притом, ни пояса с тела не снимет —

Ибо ведь в каждый миг с поручением спешным царица

Может ее отослать![64]

У ГОМЕРА Ирида «очеловечена, но не заземлена; она целиком и полностью практична, но остается эфемерной» — такое описание привел УИЛЬЯМ ГЛАДСТОН[65]. Эпитеты, найденные у ГОМЕРА, составляют подходящий портрет богини медиации и посредничества. В разные периоды ее называли (A) angelos, «вестница»; metangelos, «посланница», «посредница»; (B) chrysopteros, «златокрылая»; (C) kraipnōs memauia, «стремительная»; (D) okea, «быстрая», или podas okea, «быстроногая»; tacheia, «проворная»; и (E) aellopos, «молниеносная», или podēnemos, «быстрая словно ветер»[66]. Все эти эпитеты найдены в работе ГЛАДСТОНА, а я добавлю к ним еще два: (F) thaumantos, «дочерь Изумления (Тавманта)»; и (G) dea clara, «сияющая».

Как и Гермес, Ирида — посланница богов. Она есть середина. Ее вотчина — это посредничество между двумя индивидами. Она быстро перемещается по свету, решительно охватывает пространство. Она не двигается по прямой или искривленной линии — ее движения обретают форму дуги или арки. Она прислуживает Зевсу и Гере; и если Гермес зачастую сопровождает человека или служит проводником, то Ирида — это чистая передача информации. Она передает и повторяет сообщения, которые переносит в рамках собственной физики.

Послания, с которыми работает Ирида, зачастую принимают двухчастную форму эха: сначала она получает сообщение (обычно от Геры), а затем отправляется к получателю и озвучивает его. Ее пересказ может немного отличаться от исходного послания, как и следует ожидать от того, что воспроизводится по памяти. Обычно ее распоряжения действуют в одном направлении, например от бога к человеку, — в рамках иридисцентной медиации обратная связь не играет роли. Иногда нам известно исходное сообщение для Ириды, но его повторение указано лишь мимоходом — это пример миметического повторения без каких-либо отступлений. Рассмотрим пример, когда Гера передает через Ириду послание, состоящее из трех частей и предназначенное для трех разных получателей — для Фетиды, Гефеста и Эола:

Молвила так [Гера], и тотчас Ирида,

вспорхнувши с Олимпа,

Бросилась вниз, раскинув широкие крылья, нырнула

В море Эгейское, там, где в глубинах жилище Нерея.

К первой Фетиде пришла, чтоб ей передать приказанье

Геры, и побудила ее отправляться к богине.

После к Гефесту вошла и его отвлекла от железных

Молотов быстро. Мехи закоптелые дуть перестали.

Третьим Эола нашла, Гиппота славного сына…[67]

Иногда происходит обратное: исходное сообщение едва упоминается, а затем озвучивается в пересказе. В каждом случае действует логика удвоения или механического повторения. Гермес — он толкователь, герменевт (ermēneus), а имя Ириды происходит от греческого eirein, что значит «пользоваться словом»[68].

Но возможно ли в данном случае «телесообщение», передача сообщения на расстоянии? Гермес и герменевтика всегда отвечают утвердительно: любое общение происходит на расстоянии, от дружеской беседы до самых отдаленных медиаций времени и пространства. А радужная медиация Ириды всегда отвечает отрицательно: здесь общение на расстоянии невозможно. Нельзя кричать с вершины горы. И никакое прошлое не пытается с нами говорить. Время и пространство моментально преодолеваются что в крике, что в разговоре. Говорить — значит касаться, и расстояние здесь не играет роли; для Ириды любая медиация — это медиация «здесь и сейчас».

Здесь мы можем перейти к набору характеристик, которые позволят примерить модель радужной имманентности на любой из режимов медиации.

(1) Близость. Смысл ищут и находят в отдаленных местах — это утверждает триада критического нарратива с герменевтикой в ее центре. Ирида же утверждает нечто иное: она ищет смысл в том, что находится совсем рядом. Точнее, Ирида заявляет, что опыт может быть найден и поблизости. Гермес на такое заявление не способен. Можно ли найти поблизости смысл — это вопрос второстепенный; заламывание рук по поводу смыслов остается характерным невротическим жестом герменевтики. Для Ириды всё, что становится явным, становится близким, и не может быть далеким или чужим. В этом и фокус заветного горшочка с золотом, что прячется в самом начале радуги: он не просто никогда не приближается, он при этом никогда и не отдаляется! Так Ирида служит для нас моделью имманентности. Имманентное единство между двумя ведет к медиативным отношениям близости — при этом обе стороны остаются внутри себя неизменными.

Ириду волнует вопрос близости, и при этом совершенно не волнуют вопросы обмена и циркуляции. Она никак не связана с производством ценностей и смыслов через системы обмена (что обычно приписывают теории фрейдомарксизма). Уровень Ириды — это межличностный уровень. Она ни системна, ни структурна. Если представить герменевтику как лабиринты эпистемологии, то иридизация{11} — это лишь слегка извилистая тропа.

(2) Переизбыток экстаза. Чисто технически смысла как такового в иридизации нет, ведь смысл — это область герменевтики. Вместо этого иридизация представляет