Лев Данилкин - Юрий Гагарин

— Подъезжаю я к кораблю на своем мотоцикле, а потом Петр Иванович Серегин, председатель райисполкома нашего, подъезжает. «Ты, Мишанин, здесь?» Я говорю: здесь (22).

Анатолии Мишанин:

Вышел он из машины, затылок почесал, покряхтел и говорит: «Ты, Мишанин, стой здесь. Никуда не уходи. И никого к этой хреновине не подпускай. Не вздумай сам к ней приближаться. Может быть, это управляемый снаряд упал. Мы сейчас смотаемся в правление, позвоним куда следует».

Газон фыркнул, а я тут же вниз прыгнул, в люк. Нажал на какую-то кнопку, на меня с противоположной стороны штыри надвигаться стали. За спиной стеклянная линза, вроде экрана от телевизора «КВН». Я к ней прижался и давай скорее все кнопки подряд нажимать, чтоб штыри выключить. А то раздавят — и поминай как звали… Потом увидел слева две дверки. Внутри полно разных тюбиков. Я рассовал их по карманам, за голенище и за пазуху (26).

Обуглившийся с одного бока, шар, слегка вдавившись в мягкую сырую землю, стоял прочно и, когда Мишанин залезал в люк, не качался. Транспарант «Приготовься: Катапульта!» продолжал гореть, и Анатолий понял, что вот по этим направляющим Гагарин прямо в кресле и катапультировался. Без кресла кабина выглядела попросторнее, но Мишанина все равно удивили малые размеры корабля, — просто удивительно, как в такой тесноте можно совершить кругосветное путешествие! (24).

Юрий Гагарин:

Вместе с солдатами я направился к своему кораблю. Он стоял среди вспаханного поля, в нескольких десятках метров от глубокого оврага, в котором шумели весенние воды. Я тщательно оглядел «Восток». Корабль и его внутреннее оборудование были в полном порядке; их можно было вновь использовать для космического полета. Чувство огромной радости переполняло меня. Я был счастлив от сознания того, что первый полет человека в космос совершен в Советском Союзе и наша отечественная наука еще дальше продвинулась вперед. Солдаты выставили караул у космического корабля (30).

Я оставался на месте приземления Гагарина, когда он улетел на вертолете.

Когда я проводил Гагарина, сразу же выехал к кораблю, где в это время уже находились замполит майор Копейкин и группа солдат. Они были там по моей команде, потому что туда хлынул народ (29).

«Я вижу в окно зрелище невероятное, я такого представить не мог, — вспоминает очевидец встречи Ю. А. Гагарина в районе места приземления Н. Елагин. — Огромная неуправляемая толпа напрямую несется к площадке. Огороды, штакетнички, столбики — все сметено» (1).

…Наша группа прибыла на вертолете к месту приземления космического корабля и Юрия Алексеевича Гагарина в тридцати километрах южнее города Энгельса. У корабля собралась большая толпа людей из близлежащих сел и деревень. Стоявший на охране воинский наряд с трудом сдерживал эту массу людей, а было их несколько сотен. Каждому хотелось увидеть космический корабль, его внутреннее оборудование, потрогать руками, взять что-нибудь на память — хотя бы кусочек внутренней поролоновой обшивки или обрывок лепестка экранно-вакуумной изоляции… (34).

Ахмед Гассиев:

— Они оцепили и никого не пускали. Я посмотрел на корабль. Он функционировал, в нем раздавались какие-то звуки, работала аппаратура. Я сказал, чтобы до него не дотрагивались.

— А вот один из журналистов пишет, что какой-то Мешалкин залез в корабль и начал работать тумблерами. Было или нет?

— Никакого Мешалкина не было. Мой заместитель первым подъехал к кораблю. Он доложил, что в 100–200 метрах работал тракторист. Когда мы подъехали к месту посадки, он тоже подъехал. Но в корабле он не был (29).

Один майор, правда, на меня закричал: «Какого, дескать, ты черта лазаешь, где тебе не положено?» А я ему по-солдатски: на фронте пять лет был, не убили, а здесь как-нибудь, говорю… А майор: «А если бы взорвался?» А я говорю, что нет, взорваться мы не взорвались бы… (22).

Самое интересное, что этот самый Мешалин, наигравшись, все переключатели поставил в первоначальное положение.

— Я вам не олух недоразвитый, а технически грамотный специалист, — оправдывался Мешалин, когда мы его приперли к стенке. Но тубу «технически грамотный специалист» ни в какую не хотел отдавать. И со слезами на глазах вернул ее только после того, как мы убедили его, что данная туба позарез нужна ученым. В общем, на колхозного механика Мешалина космический корабль произвел, как он сам нам сказал, очень хорошее впечатление.

Но была минута, когда он не на шутку перепугался.

— Перевел я какой-то тумблер, — рассказывал механик, — и вдруг слышу — что-то тикает. Тишина мертвая, а в тишине часовой механизм работает — «тик-так», «тик-так». Я двигаю тумблер обратно — все равно тиканье. У меня душа в пятки ушла. Однако я быстро сообразил, что это тикают обыкновенные часы, тумблер тут ни при чем. Просто поначалу у меня от обилия впечатлений до того разбежались глаза, что заложило уши (32).

Мишанин сказал, вылезая из корабля с шоколадным соусом: «Я космонавт № 2». И по сей день слывет в Узморье «вторым космонавтом» (22).

— Значит, Мешалкина в корабле не было? Будем так считать?

— Да. Копейкин с солдатами подъехал первым и выставил посты… Когда корабль забрал вертолет, я на этом месте вбил лом. Вбивал сам, лично. Поставили временный столб с надписью: «10 час. 55 минут. Не трогать!» (29).

«С поста» Анатолия сняли ракетчики из службы поиска.

Гагарина тем временем увез майор Гассиев — неподалеку стояла часть ПВО. Мужики были уверены, что на радостях Гагарин забудет об оторвавшемся НАЗе, но, на всякий случай, все-таки зарыли в посадках радиопередатчик и лодку, мгновенно надувающуюся от маленького баллончика. И Гагарин действительно забыл. Но вскоре приехал хмурый капитан КГБ и сказал, что, если через полчаса НАЗ не принесут, он арестует все село. Приемник — черт с ним, но лодка была для рыбака (а в селе все мужики были рыбаками) сущей наградой, свалившейся с неба в буквальном смысле, однако пришлось вернуть.

— Кажись, она рваная, — сказали похитители, но деревенское их лукавство не сработало — хмурый капитан молча бросил лодку в машину и уехал, не попрощавшись… (24).

Шар, на котором Гагарин летал, простоял в поле больше суток. Суета вокруг него дотемна не кончалась. Мотались туда-сюда вертолеты, народ приезжал поглазеть. Тринадцатого прилетел «Ми-4», чтоб его забрать, но не осилил. Унесли шарик уже на «Ми-8». Подложили под него кольцо с цепями, вертолет завис над шаром, один из экипажа спустился по трапу и закрепил цепи за трос. Цепями шар обжало, ветер поднялся сильный — вся трава вокруг полегла… (26).

Я попросил как можно побыстрее сообщить в Москву. Выставили часового у парашютов, и поехал вместе с ним <Гагариным> в часть (10).

Пока ехали, между Гассиевым и Гагариным состоялся такой диалог:

— Сколько лет? Как самочувствие?

— Двадцать семь. Не беспокойся, чувствую себя хорошо. Взлет, полет, все нормально. Плохо только на посадке было (2).

Я ему — ты заметил высоковольтную линию? Он мне — а ты заметил, я стропы поджимал? (23).

Не знаю, как действительно себя чувствовал космонавт, но вел он себя не совсем адекватно. То был скованным, ушедшим в себя, то вдруг начинал без видимого повода громко и неудержимо смеяться. Видимо, он все никак не мог поверить, что вернулся живым и невредимым, что находится на Земле среди людей (1).

Ахмед Гассиев и Юрий Гагарин:

— Семейный ты?

— Да.

— Осознал, что совершил?

— Пока нет.

— Утерли нос Америке?

— Не говори. Здорово утерли (2).

В день полета Гагарина, 12 апреля 1961 года, вечером, президент Кеннеди вызвал в Белый дом Джеймса Уэбба и Хью Драйдена — сотрудника администрации Уэбба и одного из лучших инженеров НАСА. Они встретились в Правительственном зале, молча смотрели на лакированную ореховую поверхность большого стола для совещаний и видели перед собой… могущественный «Интеграл» и его Строителя — Главного конструктора! Он смеялся над ними, и это было страшно (36).

14 апреля Кеннеди вызвал главных сотрудников своего нового правительства в Белый дом, чтобы обсудить тот очевидный факт, что Америка проигрывает космическую гонку… «Если кто-нибудь может сказать мне, как их догнать. Давайте найдем кого-нибудь. Мне все равно, если он знает как, пусть это будет хоть сторож». Пристально поглядев на лица сидящих вокруг, президент добавил: «Нет ничего более важного». <…> «Кеннеди испытывал во время встречи мучительную боль. Он… рухнул в кресло… постоянно ерошил волосы на голове, постукивал по зубам ногтями, совершал другие знакомые нам жесты, выдающие волнение»… (37).