Ребекка Склут - Бессмертная жизнь Генриетты Лакс

Однако мы обе знали, что передышка с HeLa продлится недолго — Дебора по-прежнему собиралась выступить на конференции Национального фонда исследования рака, устраиваемой в честь Генриетты. Она решительно на это настроилась, даже при том, что ее пугала сама мысль о том, что нужно будет подниматься на сцену, — так что она принялась целыми днями планировать свою речь.

Как-то днем в разгар подготовки к конференции она позвонила мне, чтобы сказать, что решила пойти в школу. «Думаю, что если я немножко постигну науки, то, может быть, история сестры и матери не будет настолько сильно меня пугать, — заявила она. — В общем, так и собираюсь сделать». В ближайшие же дни она обзвонила несколько местных общественных центров, нашла один, где предлагались образовательные занятия для взрослых, и записалась на вступительные тесты по математике и чтению.

«Вот дойду до уровня десятого класса и смогу поступать в колледж! — говорила она мне. — Представляешь? Тогда смогу понять все эти научные штуки про свою мать!» Она подумывала стать помощником стоматолога, но все же больше склонялась к тому, чтобы стать техником в радиологическом кабинете, чтобы изучать рак и помогать пациентам, проходящим, как и ее мать, курс лечения облучением.

По мере приближения конференции Дебора сохраняла спокойствие, в отличие от меня. Я без устали спрашивала: «Ты уверена, что хочешь это сделать?», «Как твое давление?» и «А твой врач в курсе, что ты собираешься выступать?» Она повторяла, что хорошо себя чувствует и что даже врач утверждает то же самое.

Дебора сдала вступительные тесты для школы и записалась на занятия, которые ей требовались, чтобы дойти до уровня десятого класса и подготовиться к поступлению в местный колледж, в котором она хотела учиться. Она позвонила мне в эйфории и воскликнула: «Начинаю учиться через неделю!»

Однако все прочее, похоже, шло наперекосяк. За несколько дней до конференции позвонили Лоуренс и Захария и опять принялись кричать, что она не должна ни с кем разговаривать, и заявили, что хотят возбудить иск в отношении каждого ученого, который когда-либо работал с клетками Генриетты. Сонни уговаривал их не вмешиваться: «Пока все, что она делает, — это ездит в разные места, чтобы разговаривать и узнавать, чего ни один из вас не хочет делать. Так что оставьте ее в покое». Однако Лоуренс настаивал, чтобы Дебора отдала ему все записи, которые собрала об их матери.

Потом из тюрьмы позвонил ее сын Альфред и сказал, что, наконец, состоится суд — причем сразу после конференции — и что теперь его обвиняют также и в вооруженном ограблении и попытке убийства. В тот же день Деборе позвонил один из сыновей Лоуренса, арестованный за ограбление и находившийся в той же тюрьме, что и Альфред.

«Дьявол работает не покладая рук, девочка, — заявила мне Дебора. — Я люблю этих мальчиков, но именно сейчас не дам никому меня расстраивать».

На следующее утро было 11 сентября 2001 года.

Около восьми утра я позвонила Деборе и сказала, что выхожу из своего дома в Питтсбурге и направляюсь на конференцию в Вашингтон (округ Колумбия). Не прошло и часа, как первый самолет врезался в Международный торговый центр. Приятель-журналист позвонил мне на мобильный и сообщил новости, предупредив: «Не езди в округ Колумбия, там небезопасно». Я повернула свою машину обратно, когда ударил второй самолет, и к тому времени, когда я вернулась домой, все новостные телеканалы были наполнены видеоматериалами о разрушении Пентагона. Были эвакуированы здания по всему округу Колумбия — включая здание им. Рональда Рейгана, где предполагалось провести конференцию в честь Генриетты.

Я позвонила Деборе, она была в панике. «Прямо как второй Перл-Харбор, — сказала она, — и Оклахома-сити! Теперь мне нет пути в округ Колумбия». Да это и не требовалось. Из-за отмены авиарейсов и закрытия Вашингтона Национальный фонд исследования рака отменил конференцию в честь Генриетты Лакс, не планируя при этом провести ее в другое время.

В течение следующих нескольких дней мы с Деборой не один раз разговаривали, пытаясь вдвоем найти смысл в этом нападении, а Дебора пыталась смириться с мыслью об отмене конференции. Она была подавлена и переживала, что пройдет еще лет десять, прежде чем кто-нибудь почтит ее мать.

Воскресным утром, спустя пять дней после 11 сентября, Дебора пошла в церковь помолиться за Альфреда, суд над которым прошел несколько дней назад, и попросить, чтобы конференция в честь Генриетты Лакс все-таки состоялась в другое время. Она сидела в первом ряду в красном платье и жакете, сложив руки на коленях, и слушала, как ее муж выступает с проповедью на тему 11 сентября. Примерно через час после начала службы она поняла, что не может пошевелить рукой.

Дэвон, которому уже исполнилось девять, всегда сидел на хорах, и во время службы смотрел на бабушку. В какой-то момент лицо Деборы расслабилось, а тело обмякло, и он подумал, что, может быть, она случайно приняла снотворное перед тем, как идти в церковь. Дебора видела, как его маленькие глаза смотрели на нее, и пыталась помахать, дать ему знать, что ей нехорошо, но не могла пошевелиться.

В конце службы присутствующие встали, и рот Деборы перекосился от попыток закричать. Единственный звук издал Дэвон, который закричал: «С моей бабушкой что-то случилось!» и бегом бросился с хоров — как раз в тот миг, когда Дебора упала вперед на одной колено. Он закричал: «Дед! Дед!» — и Паллум, бросив один лишь взгляд на Дебору, крикнул: «Удар!»

Услыхав слово «удар», Дэвон схватил бумажник Деборы, раскопал в нем ключи от машины и побежал к машине. Широко открыл все двери, насколько можно разложил пассажирское сиденье, и запрыгал за рулем, свесив ноги, которые сильно не доставали до педалей. Затем он завел мотор, так что Паллуму оставалось только сесть за руль и вести машину.

Вскоре они неслись по петляющей дороге от церкви. Дебора на пассажирском сиденье то приходила в себя, то опять теряла сознание, а Дэвон сидел рядом, прижавшись к ней, и кричал: «Не засыпай, ба!» и махал руками у нее перед лицом каждый раз, когда она закрывала глаза. Паллум все время кричал ему прекратить со словами: «Парень, ты убьешь свою бабушку!» Но Дэвон продолжал.

Когда они, наконец, добрались до пожарной станции, врачи вытащили Дебору из машины, надели на нее кислородную маску и вкололи лекарства, установили ей на руке внутривенную капельницу и погрузили в машину «Скорой помощи». Она уже отъезжала, когда пожарный сказал Дэвону, что тот молодец, раз тормошил Дебору в машине.

«Парень, ты оказал своей бабушке услугу, — произнес он. — Всего-навсего спас ей жизнь».

Почти первым, что сказала Дебора, придя в сознание, было: «Мне нужно сдать тест». Работники больницы решили, что она имеет в виду компьютерную томографию мозга или анализ крови. Однако речь шла о школьном тесте.

Когда, наконец, врачи разрешили семейству Деборы навестить больную, вошедшие в палату Дэвон, Паллум и дочь Деборы Тонья увидели ее сидящей, прислонившись, на кровати, с широко открытыми глазами. Уставшую, но живую. Левая сторона ее тела все еще была слаба, и она не могла как следует двигать руками, но врачи говорили, что ей повезло и что, возможно, она полностью восстановится.

«Слава Господу!» — воскликнул Паллум.

Спустя несколько дней Дебора, выйдя из больницы, оставила мне голосовое сообщение. Был мой день рождения, и в это день мы собирались встретиться в Кловере. «С днем рождения, Бу! — поздравила она меня совершенно спокойным голосом. — Извини, что не могу поехать праздновать с тобой за город, но со мной недавно случилась пара ударов. Это должно было случиться, но, слава Господу, я в порядке. Я пока еще не особенно хорошо разговариваю одной стороной рта, но врачи говорят, что я поправлюсь. Продолжай свое репортерство и не беспокойся обо мне — я хорошо себя чувствую. Лучше, чем до того, как узнала, что они взяли клетки моей матери. Знаешь, мне так легко. С меня сняли ношу. Благодарю Господа, что это случилось».

Врач сообщил Деборе, что второй удар бывает почти всегда тяжелее первого. «Поверьте мне, — сказал он, — второго раза не надо». Он заметил, что ей необходимо пополнить свои знания, а также следует запомнить тревожные признаки и знать, как снижать себе давление и контролировать уровень сахара в крови.

«Вот еще одна причина, по которой я должна все-таки пойти в школу, — объяснила она мне. — Я уже записалась на лекции о диабете и инсульте, чтобы лучше разобраться во всем этом. Может быть, я смогу еще посещать занятия по питанию, чтобы научиться правильно питаться».

Казалось, что этот инсульт также ослабил напряженность в семье: братья стали звонить Деборе каждый день, чтобы узнать, как она, а Захария даже изъявил желание зайти в гости. Дебора надеялась, что это значило, что братья, наконец, смирятся с ее жаждой добыть информацию об их матери.