Яков Гордин - Меж рабством и свободой: причины исторической катастрофы

По складу личности и по характеру своей злой энергии Феофан кажется случайным человеком в христианстве. Церковная деятельность была для него формой деятельности политической — и не более того. Он стал священнослужителем волею обстоятельств, и вся его карьера свидетельствует о прагматическом выборе, а не о зове души.

Сын киевского купца, крещенный при рождении Элазаром, он получил духовное образование, поскольку дядя его, Феофан Прокопович, был ректором Могилянской духовной академии и наместником Киево-Братского монастыря. Вступив на эту стезю, он пошел по ней до конца, но поражает количество метаморфоз, с ним происходивших. Окончив Киевскую академию, юный Элазар, как один из лучших учеников, отправлен был для завершения образования в Польшу. Но для этого надо было стать униатом. Элазар стал униатом и принял монашество под именем Елисеев. Он учился в Кракове и Львове, обратил на себя внимание монахов базилианского ордена и послан был орденским начальством в Рим. Там он поступил в коллегию Св. Афанасия, учрежденную папским престолом для пропаганды католичества среди греков и славян. Он основательно пополнил свое образование, изучая правила красноречия и поэзии, а также философию, творения античных писателей, отцов западной и восточной церкви. Там же он прошел полный курс католического богословия. Он учился истово, был завсегдатаем Ватиканской и других библиотек. В Риме он обратил на себя внимание другого ордена — иезуитов — и получил предложение вступить в орден и остаться в Италии. Это предложение, очевидно, испугало его, и он при неясных обстоятельствах бежал из Рима, не закончив обучение. Он вернулся в Киев юношей 21 года, вооруженным ученостью и честолюбивыми планами.

Это был 1702 год, заря Петровской эпохи и канун кровавых боевых действий на Украине, завершившихся через семь лет Полтавой.

Немедленно по приезде Елиссей перешел из униатства в православие и наречен был Самуилом, а в 1705 году снова сменил — четвертое уже! — имя и нарекся в честь дяди-покровителя — Феофаном.

Эта смена религиозных ориентации, вероисповеданий, имен отлично выражает змеиную натуру Феофана, гибкую и стремительную, натуру духовного авантюриста, искавшего верного пути жизненной карьеры.

В 1706 году избранный Феофаном путь впервые пересекся с маршрутом странствий Петра I. Пятого июля этого года учитель поэзии Киевской академии блестящими виршами приветствовал посетившего древнюю столицу царя. Вторая встреча произошла после Полтавской виктории, в том же Киеве. И снова приветствие Феофана разительно отличалось от иных подобных текстов. Произошло это в присутствии киевского губернатора князя Дмитрия Михайловича Голицына.

После трагического Прутского похода, в котором Феофан сопровождал царя, он стал игуменом Киево-Братского монастыря, ректором Киевской академии и профессором богословия.

В 1715 году Феофан был вызван в Петербург, через три года получил высокую должность епископа Псковского, но жил в Петербурге и под руководством Петра занимался реформированием русской церкви.

Феофана, как и его августейшего патрона, упорно обвиняли в насаждении в России протестантизма, доказывая с текстами в руках близость духовного "Регламента" и церковных установлений петровского времени с протестантскими установлениями. Конечно, в этом была правда, но и оппоненты — современники Феофана, и позднейшие исследователи как-то упустили одну существеннейшую вещь. Как в государственном строительстве, заимствуя европейскую технологию, Петр возводил монструозное здание самодержавного деспотизма, по сути своей противоположного европейским формациям, на некоторые черты коих ориентировался царь, так и в церковном реформаторстве Петр и Феофан заставили протестантские принципы взаимоотношений власти и церкви служить совершенно иным целям. Если протестантские, реформаторские государства — Англия, Швеция, Голландия — интенсивно развивались в сторону политической и экономической свободы, то Россия, как известно, шла путем противоположным.

Феофан, ярый противник "папежских обычаев", категорически отверг римскую идею диктата церкви по отношению к светской власти, то есть встал на позиции протестантизма. Но то, что в протестантских странах отнюдь не привело к бюрократизации церкви и низведению ее до роли прислужницы государей, то в России дало именно этот результат. Европейский протестантизм в конечном счете расширял сферу светской свободы, укреплял самостояние человека и повышал его жизненную активность. Все, что делал Феофан, способствовало закрепощению человека, регламентации его существования — с соответствующим результатом во всех областях.

Не вдаваясь в богословские сложности, надо лишь сказать, что Феофан брал из протестантской теологии лишь то, что служило так или иначе его политическим видам. Как писал тот же Г. Флоровский, сопоставлявший трактаты Феофана с протестантскими текстами, "Феофан исходит из самого строгого антропологического пессимизма, почему для него заранее обесценивается вся человеческая активность в процессе спасения… Человек разбит и опорочен грехопадением, пленен и опутан грехом. Пленена и обессилена сама воля"[85].

Переводя это положение в чисто политический план, Феофан проповедует идею абсолютного подчинения жалкого по сути своей существа — человека — высшей власти, которая для него — царская власть. "Проповедовали бы проповедники твердо, с доводов Священного Писания, о покаянии, о исправлении жития, о почитании властей, почаще самой высочайшей власти Царской…" — записал Феофан в "Регламент".

"Петр презирал человечество", — писал Пушкин. Феофан не уступал в этом своему государю. Презрение к человеку было краеугольным камнем их политики.

Всю свою незаурядную ученость — знание Декарта, Лейбница, Спинозы, Бэкона и еще многих мудрецов — Феофан обращал на службу самодержавной власти.

Центральное политическое сочинение Феофана "Правда воли монаршей" написано было по прямому поручению Петра. Оно должно было с точки зрения высокой государственной теории оправдать низкую практику расправы с наследником Алексеем и ломку закона и обычая.

Недаром Феофан получил сан епископа в 1718 году — в год истязаний и казни царевича. Именно "дело Алексея" резко выдвинуло Феофана на высоты политической деятельности. Именно в тревожный для Петра период — с 1716 по 1718 год: "дело царевича Алексея" и активизация оппозиции, начало коренных реформ, податной и церковной, — Феофан становится рупором царских идей. Двадцать восьмого октября 1716 года, в самый канун бегства Алексея, когда Петр окончательно решился на болезненную ломку традиции — изменение принципа престолонаследия, — Феофан произносит в новой столице проповедь о происхождении власти царской и ее правах, заранее оправдывая любые действия Петра. А 6 апреля 1718 года, незадолго до убийства Алексея, через три недели после страшной казни ростовского епископа Досифея и истязания еще нескольких клириков, Феофан выступил со "Словом о власти и чести царской", решительно обосновав полную подчиненность и подсудность церкви монарху. Быть может, впервые в России было без обиняков сказано, что священство есть не более как одна из профессий и, как всякая иная профессия, подлежит руководству государственной власти. Тем самым заранее объявлялось незаконным и наказуемым любое сопротивление духовенства решенной уже казни царевича…

Можно уверенно сказать, что люди, стоявшие на крайних флангах в борьбе 1730 года, разделены были смертью Алексея в 1718 году.

В феврале 1730 года должна была завершиться смертельная схватка, начавшаяся тогда и подспудно, иногда только выходя на поверхность, длившаяся более десяти лет…

Опираясь на крупнейшие авторитеты эпохи — Гоббса и Пуфендорфа, Феофан искорежил их постулаты и создал собственную доктрину.

Автор монументального труда о церковной реформе П. В. Верховский, посвятивший деятельности и взглядам Прокоповича специальную обширную главу, так суммировал исходные положения Феофановой "Правды", составляющие политическое кредо епископа Псковского:

1) Светская государственная власть обладает верховенством, а потому всякая иная власть, конечно и церковная, верховенством не обладает, а потому юридически подчиняется государственной власти.

2) Верховная государственная власть повинуется только Богу и никаким человеческим нормам, в том числе она не повинуется и церковным канонам, и 3) не повинуясь Богу и тем впадая в грех, Верховная власть является сама судьею того вопроса, совершает ли она грех или нет[86].

Феофан, таким образом, вообще снимал проблему ответственности власти, то бишь монарха. Монарх — Петр Великий — оказывался единственным судьей своим действиям. Только он мог решить, нарушает он Божью волю или нет.