Дайан Китон - Кое-что ещё…

12. Привет

Комочек

Декстер привезли ко мне домой в плетеной корзинке с двумя ручками, и первым делом мы поехали к педиатру на осмотр. Пока я сажала ее в машину, она обеспокоенно смотрела на меня – в конце концов, она пролетела сквозь всю страну, только чтобы встретить меня – женщину, которую она будет называть мамой. Все в Декстер меня удивляло и казалось непривычным: и ее крошечные ручки и ножки, и ее большое круглое личико. Когда педиатр провозгласил, что рефлексы у Декстер в норме, я вздохнула с облегчением – первый тест пройден. Она была внимательной, шустрой и настороженной. В этот момент я поняла, что справлюсь, погладила ее по щеке и, глядя в ее глаза, улыбнулась. Я смогу. Я вымела всю пыль из своего сердца. Уоррен был прав, когда говорил, что я еще созрею для материнства. Я выросла и стала не только женщиной, но и матерью. Декстер стала любовью всей моей жизни, моей семьей. Эта внимательная, настороженная малышка из Северной Каролины родилась в четверг 14 декабря 1995 года. Спустя четыре дня после рождения она прилетела в Техас, а на следующий день – ко мне. В субботу дядя Рики – муж Робин – отвез меня и Декстер в Аризону, где мы всей семьей отпраздновали Рождество. Мы то и дело заезжали на заправки, чтобы поменять Декстер подгузники. Она с интересом смотрела на машины, проплывающие мимо нее в окне. Когда мы добрались до маминого дома, тетя Робин, тетя Дорри, бабушка Дороти, кузен Райли, кузен Джек и мой друг Джонатан Гейл собрались в гостиной, чтобы посмотреть на Декс. Все мы дружно постановили, что у нее хитрая улыбка. В свои десять дней она производила впечатление авантюрного и на все готового ребенка.

Две недели спустя мы с Декстер улетели в Нью-Йорк, где мне нужно было закончить съемки в “Клубе первых жен” – комедии о трех подружках, брошенных мужьями. Ивана Трамп отлично ухватила суть этого фильма: “Дамы, будьте сильными и независимыми. Не злитесь на своих мужей, а просто оберите их, как липку”.

У нас с Декстер появился ритуал. Каждый вечер после работы я перекладывала ее в детское кресло-качалку и смотрела, как она медленно, словно в воде, шевелит ручками и ножками. Иногда она провожала меня взглядом. Иногда я пыталась ее передразнивать, но у меня плохо выходило. Я уже слишком долго прожила на этом свете, чтобы помнить, каково это – быть ребенком. Я прижимала ее к себе и не могла поверить, какая она легкая – легче шара для боулинга. Я дотрагивалась до ее лица и осыпала поцелуями. Я кормила ее из бутылочки, и она радостно пила молоко. Удивительное чудо. Я начала ценить удобную, а не только красивую мебель. Тоже чудо.

По утрам я кормила и переодевала ее в арендованной квартире на Принс-стрит. Я вела с ней беседы – мне о стольком надо было ей рассказать! Иногда она улыбалась. Потом я приступала к самому важному занятию – выбирала ей наряд. Сначала выбирала одну из двадцати двух шляп, тринадцать из которых мне подарила Кейт Кэпшоу. Тут я остановлюсь на минутку и перечислю остальных столь же щедрых моих друзей: Вуди Аллен прислал платьице в цветочек, которое я вернула в магазин (слишком маленький размер), Мэрил Стрип – четыре коробки с платьями, шляпами, одеялами, свитерами, штанишками и маечками – она назвала все это “стартовым набором”. Бетт Мидлер подарила книжку про детское здоровье и смешную шляпку в виде морковки с горошиной наверху. Мистер Скотт Рудин подарил Декстер модное французское пальто, Стив Мартин – очень полезный мешок для памперсов, Мартин Шорт и его невеста Нэнси – цветы и воздушные шарики, которые радовали нас еще две недели. Мне очень повезло, что моя дочь заполучила отличный гардероб от самых знаменитых людей Голливуда.

Первые леди

Мы с Декстер всегда были в пути и три раза в неделю ужинали не дома. Каждый день я привозила ее с собой на съемочную площадку. Мы катались на трамвае и видели статую Свободы, занесенную снегом. Билл Робинсон, который когда-то был интерном у Теда Кеннеди, организовал нам экскурсию по Белому дому. Завзятые путешественники, мы с радостью сели на поезд и вскоре были в Вашингтоне.

Наш визит начался с Овального кабинета, который оказался желто-голубым. Мы сделали пару фотографий комнаты для прессы – там стоял на удивление древний телефонный аппарат, а на стене висело множество маленьких черно-белых телевизоров, с помощью которых отслеживали перемещение членов президентской семьи. В Восточном кабинете, где хранились до похорон тела Джона Кеннеди и Абрахама Линкольна, Декстер благополучно заснула. Затем мы перешли в Красный кабинет, который Элеонор Рузвельт переделала из гостиной для светских дам в комнату для женщин-репортеров, которых не пускали на пресс-конференции президента. Спросите, где же уловка? Пресс-конференции миссис Рузвельт касались сугубо “женских” тем.

В каждом из кабинетов было устройство под названием тостер – по которому сотрудники Белого дома узнавали о местонахождении президента, первой леди, их дочери и кошки. Как нам сказали, на момент визита в Белом доме находились Хиллари и Челси. Челси смотрела кино, а Хиллари была простужена и отдыхала. Конечно, нам сообщили, что она была бы счастлива познакомиться с нами, но к сожалению, боится нас заразить. Я бы на ее месте ценила каждую секунду, проведенную в одиночестве. Только представьте – постоянно быть на виду, знать, что тебе надо выглядеть на все сто, постоянно слышать критику в свой адрес. Чем больше я видела, тем меньше понимала, как в Белом доме вообще можно жить. Впрочем, ко всему можно привыкнуть.

Белый дом – интересное место, но вот роль Первой леди мне такой не показалась. Хоть она и выполняет свою роль “идеальной” американской жены, а также занимается благотворительностью, организацией приемов, посещением школ и прочим тому подобным под пристальным взглядом всей нации, все это не считается работой, которую необходимо оплачивать.

Мы стояли перед официальным портретом первой леди и слушали рассказ экскурсовода – оказывается, каждой из первых леди было даровано право самой выбирать художника. Интересно, а кто еще мог это сделать?

Оказывается, Элеонор Рузвельт считала себя настолько невзрачной, что попросила Дугласа Чандора сосредоточиться на ее лучшей, по ее мнению, черте – то есть на ее руках. В верхней части картины располагается обычный портрет Элеонор, а внизу представлены наброски ее рук – вот она вяжет, вот держит стакан. Другими словами, выполняет сугубо домашнюю работу. И это все та же женщина, которая в 1948 году была кандидатом на пост вице-президента при Гарри Трумэне! Но даже в середине двадцатого века Элеонор была вынуждена мириться с традиционными обязанностями первой леди. Один из недавних портретов – Барбары Буш – показался мне вполне обычным, пока я не заметила, что на столе художник изобразил еще один портрет в рамочке – на этот раз ее собаки Милли. Не детей, не внуков, а собаки. Портрет Джеки Кеннеди изображал ее немного неприступной и загадочной – очень в духе шестидесятых. Нэнси Рейган выбрала того же художника, Аарона Шиклера, – видимо, в надежде затмить Джеки. Вот только для портрета она нарядилась в ярко-красное платье. Видно, хотела быть как Джеки, но только ярче.

К чему я это все? Несколько высококвалифицированных женщин бесплатно трудились на благо нашей Родины в качестве первых леди Соединенных Штатов Америки. Надеюсь, Декстер доживет до тех дней, когда всем работающим женщинам – и первым леди тоже – будут платить справедливую зарплату. Может, даже увидит портрет первого мужа на стене в Белом доме.

Снова дома

Изучив особенности жизни в Белом доме, я еще сильнее захотела обратно в Лос-Анджелес. Я переживала за маму, у которой с каждым днем все заметнее становились проблемы с памятью. Когда я была в Нью-Йорке, она прислала мне письмо, которое послужило для всех нас официальным подтверждением наших опасений: мама больна.

Дорогая Дайан,

Доктор Каммингс говорит, что у меня болезнь Альцгеймера, но я ему не поверю, пока не получу результаты анализов. Даже не знаю, как я с этим справлюсь. Если честно, я не хочу сдаваться… Но должна признать – мне все сложнее вспоминать имена и разные события. Не всегда, но иногда. Надо поменьше писать о проблемах и почаще тренировать свою память. Я пытаюсь и пытаюсь, но это не так просто, как кажется. Самое ужасное, что люди вокруг меня стали так предупредительны! Сразу видно, что боятся – а вдруг я их забыла? Иногда ловлю себя на мысли, что забываю сложные слова вроде “гены” или “хромосомы”. Как мне признаться друзьям, что у меня Альцгеймер?

С любовью,

Я узнала, что у мамы болезнь Альцгеймера, в 1993 году. Но это письмо два года спустя окончательно подтвердило диагноз – все стало еще хуже. Понимаете, мама забыла о том, что у нее болезнь, при которой все забывают. Я позвонила Робин. Она только что разговаривала с мамой: та хотела аннулировать страхование жизни и освободить дом рядом с ее собственным – она понимала, что рано или поздно ей понадобится помощь и сама по себе она уже жить не сможет. Еще мама сказала, что хочет убить себя до того, как все зайдет слишком далеко. Она говорила об этом без всяких сомнений. Когда я позвонила Дорри, та разрыдалась.