Ребекка Склут - Бессмертная жизнь Генриетты Лакс

«Я пытался ударить его в плечо, а он испугался и повернулся, и удар пришелся прямо в грудь, — сказал Джо. — Я хотел ранить его — так, чтобы он не мог меня ударить… он сказал, что убьет меня в тот субботний вечер, когда мы поспорили. Надеюсь, вы видите, что я пытался защитить свою жизнь. Я вовсе не хотел причинить кому-то зло».

Однако четырнадцатилетний сосед Айви, который видел, как все произошло, утверждал, что Джо подошел прямо к Айви и ударил его в грудь, а затем попытался ударить еще раз в спину, пока Айви уходил, шатаясь.

Когда Джо закончил давать показания, назначенный ему судом адвокат приблизился к судье и сказал заключительно слово:

Хочу лишь добавить, Ваша честь, что я говорил об этом молодом человеке с его братом. Та проблема, которая была у него во время службы в армии, возможно, и привела его сегодня на скамью подсудимых. По какой-то причине, в какой-то период его жизни у него появился комплекс неполноценности, и, судя по всему, серьезный. Видимо, любую конфронтацию с любым человеком он воспринимает чаще всего агрессивно, намного агрессивнее, чем обычный средний человек… Для справки, во время службы в армии [подзащитному] оказывали некоторую психиатрическую помощь, но он никогда не лечился в больнице.

Ничего не зная ни о жизни Джо, ни о жестоком обращении, которому тот подвергался в детстве, адвокат сказал: «Он испытывает большую потребность защищать себя, нежели обычный человек. И может быть, по этой причине он „заводится“ там, где обычный человек остался бы спокоен».

— Люди называли вас Сумасшедшим Джо? — спросила судья.

— Так звали меня некоторые друзья, — ответил Джо.

— Знаете ли вы, почему они так вас звали?

— Нет, мэм.

Судья приняла заявление Джо о признании его виновным, но изъявила желание, прежде чем выносить приговор, посмотреть акты его медицинского и психиатрического освидетельствования. Эти акты скрыты за семью печатями, но их содержание заставило судью приговорить Джо лишь к пятнадцати годам заключения вместо максимальных тридцати. Его отправили в исправительное учреждение штата Мэриленд в Хэйгерстауне — тюрьму общего режима примерно в семидесяти пяти милях [120 км] от Балтимора.

Поначалу большую часть времени в тюрьме Джо проводил так же, как и в армии, — в карцере, куда его отправляли за неповиновение и драки. Однако в конце концов он перестал драться и направил всю свою энергию внутрь себя. Джо принял ислам и все свободное время, будучи в камере, изучал Коран. Вскоре он сменил имя и стал Захарией Бари Абдул Рахманом.

Тем временем на воле дела двух других братьев Лаксов выглядели неплохо. Сонни только что вышел в почетную отставку после службы в ВВС, а у Лоуренса была хорошая работа в железнодорожной компании. Но у Деборы дела были не столь хороши. К тому моменту когда Захария оказался в тюрьме, она в голубом шифоновом платье уже вышла замуж за Гепарда в гостиной в доме Бобетты и Лоуренса.

Деборе исполнилось восемнадцать. Когда они впервые встретились, Гепард кинул в Дебору шар для боулинга прямо на тротуаре перед ее домом. Она тогда решила, что это просто игра, однако после свадьбы стало только хуже. Вскоре после рождения их второго ребенка — ЛаТоньи — Гепард подсел на наркотики и начал бить Дебору, когда был под кайфом. Затем он начал шляться по улицам и проводить ночи с другими женщинами, и возвращался лишь затем, чтобы торговать наркотиками на дому, а Дебора и дети сидели и наблюдали это.

В один из дней Дебора мыла на кухне в раковине тарелки и ее руки были в мыльной пене. Гепард влетел на кухню, вопя что-то типа того, что она ему изменяет, и вдруг ударил ее.

«Никогда больше не делай этого», — сказала Дебора, застыв на месте, как каменное изваяние, так и не вынув руки из раковины с тарелками.

Гепард схватил тарелку с сушилки и разбил ее прямо перед лицом жены.

«Не смей больше ко мне прикасаться!» — воскликнула она, резко выдернула руки из раковины и схватила зазубренный столовый нож.

Гепард занес было руку для следующего удара, но оказался неповоротливым после принятых наркотиков и выпивки. Дебора успела подставить свободную руку и прижала его к стене. Острием ножа она ткнула его в грудь ровно настолько, чтобы проткнуть кожу, и провела лезвием вниз до пупка, в то время как Гепард орал и обзывал ее чокнутой.

После этого случая он оставил ее в покое на несколько дней, но потом опять пришел домой пьяный и под кайфом, и вновь принялся избивать ее. Как-то вечером в гостиной после очередного удара Дебора воскликнула: «Почему ты со мной все время ссоришься и споришь?» Не получив ответа, она поняла, что хочет его смерти. Гепард повернулся и побрел, шатаясь, к лестнице, по-прежнему крича, и Дебора изо всех сил толкнула его. Скатившись по ступенькам до самого низа, он лежал там, истекая кровью. Дебора смотрела на него сверху и не ощущала ничего — ни страха, ни волнения. Когда он зашевелился, она спустилась по ступенькам и вытащила его через цокольный этаж на тротуар. Была середина зимы, шел снег. Дебора бросила его на землю перед домом без верхней одежды, хлопнула дверью и ушла наверх спать.

Наутро она проснулась с надеждой, что он замерз насмерть, однако Гепард сидел на крыльце дома, в синяках и озябший.

«Такое чувство, что какие-то парни скакали по мне и били», — пожаловался Гепард.

Дебора пустила его в дом, дала ему помыться и накормила, не переставая думать при этом, какой же он непроходимый дурак. Пока Гепард отсыпался, она позвонила Бобетте и сказала: «Все, хватит, сегодня вечером он умрет».

«О чем это ты?» — спросила Бобетта.

«У меня есть разводной ключ, — ответила Дебора. — Размажу его мозги по стене. Мне надоело».

«Не делай этого, Дейл. Посмотри, что случилось с Захарией — он в тюрьме. Если убьешь этого мужика, что будет с твоими детьми? Так что убери ты этот ключ».

На следующий день, после того как Гепард ушел на работу, перед домом остановился мебельный фургон. Дебора взяла детей, собрала свои пожитки и приютилась у своего отца, пока не найдет себе отдельное жилье. Она тянула на двух работах, с трудом приспосабливаясь к новой жизни матери-одиночки. Дебора даже не подозревала, что вскоре узнает такие новости, что справиться с ними ей будет сложнее, чем с любыми выходками Гепарда.

20

Бомба HeLa

В сентябре 1966 года генетик Стенли Гартлер взошел на подиум аудитории в отеле города Бедфорд (штат Пенсильвания), где объявил перед Джорджем Гаем и другими гигантами в области культивирования клеток, что в их работе есть «техническая проблема».

Дело происходило на Второй десятилетней обзорной конференции по культивированию клеток, тканей и органов, на которую собралось более семисот ученых. Многие представляли биотехнологические компании и академические учреждения; они приехали из Нью-Йорка, Англии, Нидерландов, с Аляски, из Японии и других мест, чтобы обсудить будущее культуры клеток. Аудитория гудела от возбужденных голосов — все говорили о клонировании клеток и гибридах, о составлении карты человеческих генов и об использовании культур для лечения рака.

Мало кто из присутствующих слышал о Стенли Гартлере, но вот и он, и скоро дело примет иной оборот. Придвинувшись к микрофону, он поведал аудитории, что во время поиска новых генетических маркеров для своего исследования обнаружил, что восемнадцать из наиболее широко используемых клеточных культур содержали один общий компонент: редкий генетический маркер глюкозо-6-фосфатдегидрогеназу-А (G6PD-A), который встречается почти исключительно у черных американцев, причем даже у них достаточно редок.

«У меня не было возможности выяснить расовое происхождение всех восемнадцати линий клеток, — заявил Гартлер слушателям. — Известно, однако, что по крайней мере некоторые из этих линий происходят от доноров кавказской [европеоидной] расы, и что как минимум одна линия — HeLa — негритянского происхождения».

Он знал об этом, так как несколькими месяцами раньше написал Джорджу Гаю:

Хотелось бы узнать расовую принадлежность человека, от которого была изначально взята ваша линия клеток HeLa. Я изучил ряд старых газет с описанием развития линии HeLa, однако не нашел никакой информации, относящейся к расе донора.

Когда Гай ответил, что клетки HeLa были взяты у «одной цветной женщины», Гартлер понял, что нашел источник проблемы. «Мне кажется, самое простое объяснение состоит в том, что все эти линии клеток были заражены HeLa», — объявил он аудитории.

Ученые знали, что они должны не допускать заражения своих культур клеток бактериями и вирусами; они также знали, что клетки могли загрязнять друг друга при их смешивании в культуре. Однако в случае с HeLa они не понимали, с чем столкнулись. Оказалось, что клетки Генриетты могли переноситься по воздуху вместе с частицами пыли, могли путешествовать из одной культуры в другую на немытых руках или использованных пипетках, могли переезжать из лаборатории в лабораторию на куртках и ботинках исследователей, либо через систему вентиляции. Клетки HeLa были невероятно жизнеспособны: если хотя бы одна из них попадала в чашку для культивирования, то она захватывала ее, потребляя всю культуральную среду и заполняя все свободное пространство.