Виктор Хохлачев - Все о чае

Своеобразное новшество в традиционную китайскую технологию и рецептуру внесли монголы. Учитывая специфику кочевой жизни, там стали формовать рассыпчатый зеленый чай в «кирпичи» (от них и пошел так называемый кирпичный чай). Более того, потомственные скотоводы использовали южное зелье не только как напиток. Экстракт листьев стал у них служить дополнением к похлебке: отваривая «кирпичи» в котле с молоком (которое китайцы не употребляют), а также с кумысом, мукой, рисом и солью, скрепляя образовавшуюся смесь овечьей кровью и затем спрессовывая все в дощечки, монголы получали высокопитательный концентрат — своего рода «сухой завтрак». Это было нечто новое по сравнению, скажем, с тибетской похлебкой, где чай играл лишь роль приправы к ячменной муке. Наконец, и в Китае стали производить свои дорожные консервы, смешивая экстракт чайного листа с сушеным фазаньим мясом.

Монгольское изобретение подсказало китайцам путь к более рачительному использованию отходов чайного производства — чайной пыли. Порошкообразную массу (хуасин) после пропаривания тоже стали прессовать в «кирпичи». А чтобы кусок можно было разламывать на аккуратные квадратные доли, на оборотной стороне обычно выдавливали рисунок-решетку. В Ханькоу, помимо «кирпичей», выпускали также «доски». Такие чайные доски, весом около полутора килограммов, иногда служили единицей обмена в Монголии и Китае. Монголы использовали в качестве разменной монеты также маленькие свертки рассыпного чая — лугана. У них и у других кочевников Сибири долгое время заменял деньги кирпичный чай. Со временем чай приобрел значение общего товара не только в азиатских странах: например, в Мавритании все еще в ходу «чайные монеты».

Но более удивительно другое: в самом Китае, в этой поистине чайной стране, люди нередко довольствовались чайком «кайшуй» (простой кипяченой водой) или настоем из цветов смородины или ромашки. Беднейшим крестьянским низам, пищу которых в основном составляла каша, даже дешевый чай был не по карману.

ТАЙНОЕ СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ

В XVII веке у китайских берегов появились первые корабли из Европы. Вслед за португальскими разведчиками загадочной земли сюда устремились испанцы и голландцы.

В середине XVII столетия Китай посетили первые русские посольства. Многовековая завеса обособленности была прорвана. Чужеземные посланники, которых нередко потчевали «посольским чаем», стали его проводниками в своих странах.

Пойдя на установление торговых контактов с Россией, Португалией, Голландией, Англией и другими странами, Китай с XVII–XVIII веков начал экспортировать зеленую продукцию своих секретных плантаций. Так к древним маршрутам, соединявшим с давних пор различные земли и цивилизации, добавился еще один — чайный. Он пополнил список великих торговых путей: шелкового, коричного, оловянного и соляного, сыгравших важную роль в историческом развитии человечества и установлении культурных связей между народами. До прошлого столетия Китай был единственной страной, поившей человечество чаем.

Первый выход чая за пределы Китая произошел благодаря дипломатическим сношениям династии Тан (618–907) с соседними державами. Сначала в виде гостинца, а потом — как товар без лицензии на его производство чай проник в государство Силла, образованное на юге Корейского полуострова, и в островное царство Ямато. К собственному же культивированию чая Япония смогла приступить только в IX веке. Причем по крайней мере более половины тысячелетия его выращивали лишь для медицинских целей.

Постепенно чайные церемонии под стать тем, что давно стали отличительными приметами жизни императорского двора в Китае, сделались непременным атрибутом быта дворцовых вассалов японского сёгуна — вождя-полководца, а также главной формой времяпрепровождения хозяев крупных владений на юге. Званые чайные столы с соответствующим священнодействием и этикетом стали устраивать и мелкопоместные военные дворяне-самураи на севере.

Со временем в Японии, как и в Китае, произошла демократизация чая. В стране традиционно мелкого, лоскутного землевладения появилось множество миниатюрных чайных «огородов», в том числе и в северных областях, где его на зиму укрывали от морозов и снега рогожами. В прошлом веке, когда дело получило достаточно широкий размах, появилась возможность вывозить излишки ценной продукции плантаций на мировой рынок.

С XV века чай, ставший на островах народным напитком, был возведен в культ. Объясняя природу «философии чая», основатель и первый президент Государственной академии искусств в Токио Какудзо Окакура писал, что чай — это приятное без излишеств, уникально ценное без дороговизны, скромность и естественность, гостеприимство и миролюбие, удовольствие и польза, добро и красота; чай — гигиена, потому что побуждает к чистоте, и бережливость, потому что учит находить комфорт в простом скорее, чем в сложном и дорогом.

Одновременно сложился и ритуал чаепития — «тяною», позаимствованный у китайцев и в XVI веке доведенный до совершенства просветителем Рикию (Сэнрикю). Он стал первым и самым знаменитым обладателем почетного титула «мастер чая». Столь высокое звание означало, что его носитель — не просто специалист-кулинар высшего класса, но и мудрец-поэт, возвышенный мечтатель, ценитель искусства, виртуоз изящного и благородного «чайного образа жизни». Когда враги и завистники Рикию обвинили его в измене своему властелину и добились смертного приговора, великому мастеру была дарована особая честь — умереть от собственной руки, как подобает настоящему самураю.

Каждая состоятельная японская семья имела «чайную комнату», называемую «приютом фантазии». Это была самая важная часть жилища, чаще всего отдельное здание в саду, любовно обсаженное кустами. Дверь в чайную комнату делалась низкой, чтобы каждый входящий, будь то хоть сам император, склонял голову. Перед входом в нее мыли руки, снимали обувь, оставляли оружие, а войдя, непременно становились на колени перед своеобразным алтарем в центре комнаты. Обстановка в «приюте фантазии» отличалась простотой, единственное ее украшение — одинокий цветок в вазе. Здесь, у ослепительно-белой скатерти, усаживалось одновременно не более пяти гостей. Заваренный чай взбивали бамбуковой мутовкой и торжественно разливали белым бамбуковым ковшом.

Вслед за Японией и Кореей употребление чая вошло в обиход других стран Восточной и Южной Азии. Один за другим в городах открывались чайные домики, отличавшиеся все той же простотой и изяществом. Поэты-романтики называли их «оазисами в печальной пустыне существования». Буддийские монахи прославляли чайного пророка Даруму. Родилось новое религиозное учение, которое проповедовало культ чая, основанный на «поклонении прекрасному среди низости повседневного бытия».

Азиатские пути-дороги чая вели не только на Дальний, но и на Ближний Восток. Его шествие на запад не остановили даже Гималаи. Из Индии арабские купцы завезли чай в Персию, где появился своеобразный аналог восточного чайного дома — чайхана. После долгих скитаний по мусульманскому миру чай к концу прошлого века поселился даже в «кофейной» Турции, став там продуктом ежедневного потребления.

НОВОЯВЛЕННАЯ МЕККА

В Европе о китайской «травке» имели весьма смутное представление и поначалу делали из нее… салат. В этом не было ничего удивительного. Ведь первая на континенте разъяснительная «реклама» нового пищевого продукта — да и то весьма скромная, оставившая после себя больше вопросов, нежели ответов, — появилась лишь в «Истории Индии», изданной в 1589 году, а кулинарный рецепт стал известен еще позже, в 1633 году, из описаний путешественника Олеария, который видел в Персии «темно-бурый напиток из растения, доставляемого туда узбеками».

Тем не менее информация сделала свое дело: в 1610 году целебную «божественную траву» специально на продажу завезли голландские купцы. От них чай попал в Данию и Скандинавию, а в 1657 году появился в Германии. К этому времени его уже знали как лекарство во Франции. Столовым же напитком он стал лишь после того, как к нему приобщились жители «туманного Альбиона».

В 1664 году Ост-Индская компания поднесла английскому королю Карлу II в качестве подарка 969-граммовый пакет — два фунта и две унции вяленых и скрученных листьев, перекупленных у голландцев. Успех дворцовой дегустации превзошел все ожидания. И вскоре из той же Голландии были завезены уже сто фунтов рассыпчатого чая, который сразу же поступил для продажи на прилавки.

Первые порции заварки продавались с торгов в кофейной Гарровея, что размещалась в самом центре торговых сделок, на бирже в Лондон-сити. Истинно королевский напиток пришелся по душе и некоронованным островитянам. Чай стали завозить все больше, отправляясь за ним все дальше — в Сурат и Мадрас. В 60-х годах в Лондоне появилось немало лавок, где наряду с кофе и шоколадом посетителям предлагали чай. Торговля им стала весьма бойкой, когда в чашку с крепким настоем додумались добавлять тростниковый сахар, поступавший в метрополию из колоний. Новый напиток вошел в меню всех лондонских питейных домов. По их рецепту его стали подавать и в Париже.