Круглый стол на пятерых - Георгий Михайлович Шумаров

девушки пропускают занятия. По какой причине? По причине безрассудной любви, стало быть — по неуважительной причине. Ну хорошо, говорит, — любовь. А задумываются ли девушки над тем, кого любят и во имя кого пропускают занятия? Мне, говорит, известно, что симпатии девушек распространяются даже на тех, кого вот-вот должен осудить советский закон. Кто-то доложил ему. Стоит, лоснящийся, самодовольный, знает, что его слушают, — говорить он умеет. По нему всегда видно, когда он держал речь. Если я его встречу в коридоре вот такого лоснящегося — так и знай, что он перед кем-то ораторствовал.

Ладно. Ты понимаешь, я снова выступила. И говорила спокойно-спокойно. Про то, как хорошо, если непоколебимые убеждения рождены умной головой, и как плохо, если они рождены… Ну сами понимаете.

И сказала, что люблю тебя. И сказала, что буду за тебя бороться. И сказала, что газета, в которой люди читали об одном враче, совершенно не повинна в том, как усваивается статья некоторыми… то есть чудаками.

Ну а после были выводы:

1. Мы еще приглядимся к вам, т. Иванова.

2. Мы еще займемся вами, т. Иванова.

Я приняла это к сведению — что мне оставалось делать?

Ты знаешь, а ведь мне придала мужества Люся Вертоградова! Я очень люблю ее. Как-то зимой мы поехали с ней на лыжах к железнодорожной насыпи. Она съехала с горы, а пока я примерялась, на меня сзади напали двое пьяных. Я успела только крикнуть: „Люся!“ Она бросила лыжи и с палкой побежала наверх. Пьяные сразу же оставили меня в покое. Дошло до тебя, какое это мужество?

Вот и всё. Нет, еще вот что. Мне кажется, что это письмо не застанет тебя. Мне кажется, что ты вот-вот приедешь. Приезжай и, если даже приедешь ночью, — зайди. Только обмани вахтершу в общежитии.

Р. S. Ко мне в субботу приходил доктор Глушко и звал покататься с компанией на лодке. К нему приехала невеста. Мне стало почему-то грустно, и я отказалась.

Р. Р. S. Видел ли ты мою маму?»

Глава XII

Предвижу такие

времена, когда мы

будем пользоваться

блатом только для

того, чтобы

сделать себе хуже

сторожно прикрыв дверь, Карпухин вяло прошел к кровати и снял рубаху.

— Как дела? — спросил Дима с озабоченностью новоиспеченного начальника.

Виталий фыркнул в ответ. Не любил он этот деловой вопрос, который задают всегда попусту, когда уж решительно не о чем спрашивать. Да и вообще любая фраза Зарубина содержит лошадиную дозу скучнейшей морали.

Великанов оторвался от книги. Дым от сигареты щипал глаза, и он поглядывал на Карпухина вприщурку, словно обо всем догадывался.

— Блоховато и клопотливо, — для маскировки отшутился Виталий, расхаживая по комнате в отвислой сиреневой майке.

— А Леня Чистяков? — спросил Николай.

— Хорош, улыбается.

У двери Карпухин поманил Великанова и вышел во двор. Задумчивые шаги по коридору. Сухой кашель — надо посоветовать Великанову провериться перед севером. Рука легла на плечо — пальцы желтые, пахнут табаком. Надо посоветовать Коле бросить курить.

— К Чистякову приходила девушка из редакции.

— О тебе собираются написать очерк? — усмехнулся Николай.

Виталий разозлился. Разве он похож на охотника за славой? Расставлять капканы на этого пушистого, но очень уж мелкого зверька не достойно Карпухина.

— Слушай, как ты думаешь, — торопливо выпалил он, хватая Великанова за пуговицу, — не журналисты ли выдумали великолепное слово — самописка? Выбирай себе объекты для репортажей, а она сама пишет. Отличный синоним авторучки!

И когда Великанов заметил, что Виталий опять сник и отвернулся, он достал сигарету и разрешил равнодушным голосом:

— Ладно, толкуй!

— У тебя что — расщелина в мозгу? — набросился на него Карпухин, возмущенный такой черствостью. — Или ты решил жениться на царевне-лягушке?

— Ну в чем дело? Я что-то плохо понимаю.

— А в том, что твоя журналистка уехала, черт побери!

Они вернулись в комнату. Взвинченный Виталий подошел к простенку и включил радио. От пронзительных верхов какого-то романса Зарубин даже вздрогнул. Прислушиваясь, топорщил ноздри от зевоты. Карпухин сорвал со стены плакат, висевший еще с той памятной ночи, скрутил его в трубочку.

— Дмитрий Иванович, можно к вам с просьбой?

Тот поднял на Виталия добрые глаза, мягко упрекнул:

— Ребята, вашу вежливость какой-нибудь псих квалифицировал бы как бойкот. Я не псих, но мне обидно. Фактически я еще не приступил к исполнению обязанностей и, видимо, не так скоро уйду из общежития…

Вот и отлично, — пробормотал Карпухин. — Мы хотим, чтобы нам с Колей Великановым не препятствовали, когда мы подадим заявления об уходе.

— Как? — не понял Зарубин.

В углу закашлялся Великанов.

— Мы едем на север, — пояснил Карпухин, жестикулируя, как персонаж из итальянского фильма. — Так нам взманнулось! Я буду невропатологом. К черту! Пришел сегодня к Чистякову в травматологию, проведать его, а он мне: «Вы замечательный хирург! У вас обостренное чувство долга!» Чепуха какая! Никакой я не хирург, а обостренное чувство долга у меня бывает, когда я влезаю в долги. Правда, это часто бывает…

Пошел дождь, забарабанил по стеклу, заходила форточка от порывов ветра. Великанов посмотрел в окно, поежившись, сказал:

— Надоели мне эти кратковременные дожди!

Он подошел к аквариуму и окунул палец в зеленую воду.

Дмитрий Иванович подпер пухлую щеку ладонью. В прищуренных его глазах таилось много соображений. Он постукивал по столу пальцами, бессознательно переняв эту привычку у людей вдумчивых, знающих цену своему слову.

— Тебя не отпустят, Карпухин, — решил он, — ты не отработал свой срок. А Великанов и сам не поедет, как я полагаю. Зачем ему ехать? У него жена устроилась в музыкальное училище. Я уже афиши видел.

Это был вежливый вопрос к Николаю, но тот смотрел в окно и молчал. В такт беспокойной музыке стучали мысли. Виталий прав: надо ехать, но почему она ничего не сообщила? После всего, что между ними произошло, могла бы, плюнув на все, прийти к нему в общежитие.

— Я это знаю, Дима, — заискивающе отозвался Виталий. — Поэтому и обратился к тебе за помощью. Ты не бог, но ты апостол, — он сел за стол рядом с Зарубиным, вперился в него глазами верноподданно и просительно.

— Нам нужны кадры, — заявил Дима, — между прочим, и невропатологи. Со временем мы можем перевести тебя в областную больницу.

Карпухин помолчал, что-то прикидывая в уме. Настороженно следил за солидным Зарубиным.

— Предвижу такие времена, — он вскочил, и перед лицом Дмитрия Ивановича заиграли стремительные руки Виталия, — предвижу, когда мы будем пользоваться блатом только для того, чтобы