Дофаминовая нация. Обретение равновесия в эпоху потворства - Анна Лембке

В своей книге "Плохая религия" писатель и религиовед Росс Дутат описывает нашу теологию "Бога внутри" как "веру, которая одновременно космополитична и утешительна, обещая все удовольствия экзотики... без боли... мистический пантеизм, в котором Бог - это опыт, а не личность...". . . Поразительно, как мало на страницах литературы "Бог внутри" моральных увещеваний. Часто встречаются призывы к "состраданию" и "доброте", но мало рекомендаций для людей, сталкивающихся с реальными дилеммами. А те рекомендации, которые есть, часто сводятся к "если тебе приятно, делай". "

Моего пациента Кевина, девятнадцати лет, привели ко мне на прием родители в 2018 году. Их беспокоило следующее: Он не ходил в школу, не мог устроиться на работу и не соблюдал никаких правил поведения в семье.

Его родители были такими же несовершенными, как и все мы, но они изо всех сил старались помочь ему. Не было никаких признаков жестокого обращения или пренебрежения. Проблема заключалась в том, что они, казалось, не могли поставить перед ним никаких ограничений. Они боялись, что, предъявляя к нему требования, они "выведут его из себя" или "травмируют".

Восприятие детей как психологически хрупких - это квинтэссенция современности. В древности дети считались миниатюрными взрослыми, полностью сформировавшимися с момента рождения. На протяжении большей части западной цивилизации дети считались врожденным злом. Задача родителей и воспитателей заключалась в том, чтобы навязать детям жесткую дисциплину, чтобы социализировать их для жизни в этом мире. Вполне допустимым считалось применение телесных наказаний и тактики страха для того, чтобы заставить ребенка вести себя хорошо. Теперь этого нет.

Сегодня многие родители, с которыми я встречаюсь, боятся сделать или сказать что-то, что оставит у их ребенка эмоциональный шрам, тем самым настраивая его на эмоциональные страдания и даже психические заболевания в дальнейшей жизни.

Это представление восходит к Фрейду, чей новаторский психоаналитический вклад состоял в том, что ранние детские переживания, даже давно забытые или не осознаваемые, могут нанести длительный психологический ущерб. К сожалению, фрейдовское понимание того, что травмы раннего детства могут влиять на психопатологию взрослого человека, трансформировалось в убеждение, что любой сложный опыт готовит нас к психотерапевтической кушетке.

Стремление оградить ребенка от негативных психологических переживаний проявляется не только в семье, но и в школе. В начальной школе каждый ребенок получает некий эквивалент награды "Звезда недели" - не за какие-то конкретные достижения, а в алфавитном порядке. Каждого ребенка учат быть внимательным к обидчикам, чтобы не стать сторонним наблюдателем вместо того, чтобы поддержать их. В университетах преподаватели и студенты говорят о триггерах и безопасных пространствах.

То, что воспитание и образование опираются на психологию развития и эмпатию, является позитивной эволюцией. Мы должны признать ценность каждого человека независимо от его достижений, прекратить физическую и эмоциональную жестокость на школьном дворе и в других местах, создать безопасное пространство для размышлений, обучения и дискуссий.

Но меня беспокоит, что мы одновременно чрезмерно санируем и чрезмерно патологизируем детство, воспитывая наших детей в эквиваленте мягкой камеры, где нет возможности травмировать себя, но и нет возможности подготовить себя к миру.

Защищая своих детей от трудностей, мы заставляем их смертельно бояться их? Подкрепляя их самооценку ложной похвалой и отсутствием реальных последствий, мы делаем их менее терпимыми, более правомочными и невежественными в отношении недостатков своего характера? Потакая любым их желаниям, мы поощряем новый век гедонизма?

На одном из наших сеансов Кевин поделился со мной своей жизненной философией. Должен признаться, что я был в ужасе.

"Я делаю все, что хочу и когда хочу. Если я хочу лежать в своей кровати, я лежу в своей кровати. Если я хочу играть в видеоигры, я играю в видеоигры. Если я хочу нюхать кокаин, я пишу своему дилеру, он привозит его, и я нюхаю кокаин. Если я хочу заняться сексом, я выхожу в Интернет, нахожу кого-нибудь, встречаюсь с ним и занимаюсь сексом".

"Как тебе это удается, Кевин?" спросил я.

"Не очень хорошо". На одно мгновение ему стало стыдно.

За последние три десятилетия я наблюдаю все большее число пациентов, подобных Дэвиду и Кевину, которые, казалось бы, имеют все преимущества в жизни - благополучные семьи, качественное образование, финансовую стабильность, хорошее здоровье - но при этом испытывают изнурительную тревогу, депрессию и физическую боль. Они не только не функционируют в полную силу, но и едва могут встать с постели по утрам.

-

Медицинская практика также претерпела изменения благодаря нашему стремлению к миру без боли.

До 1900-х годов врачи считали, что некоторая степень боли является полезной. Ведущие хирурги 1800-х гг. не хотели применять общую анестезию во время операций, поскольку считали, что боль усиливает иммунную и сердечно-сосудистую реакцию и ускоряет заживление. Хотя мне не известны данные, свидетельствующие о том, что боль действительно ускоряет восстановление тканей, появляются свидетельства того, что прием опиоидов во время операции замедляет этот процесс.

Знаменитый врач XVII века Томас Сиденхем так говорил о боли: "Я считаю опасным в высшей степени всякое усилие, направленное на полное ослабление этой боли и воспаления. . . Я уверен, что умеренная боль и воспаление в конечностях - это инструменты, которые природа использует для самых мудрых целей".

От врачей, напротив, сегодня ожидают, что они должны устранить любую боль, чтобы не провалить свою роль сострадательных целителей. Боль в любой форме считается опасной не только потому, что она причиняет боль, но и потому, что считается, что она разжигает мозг для будущей боли, оставляя неврологическую рану, которая никогда не заживает.

Смена парадигмы, связанной с болью, привела к массовому назначению таблеток для улучшения самочувствия . Сегодня более чем каждый четвертый взрослый американец и более чем каждый двадцатый американский ребенок ежедневно принимают психиатрические препараты.

Использование антидепрессантов, таких как Паксил, Прозак и Селекса, растет во всех странах мира, причем Соединенные Штаты занимают первое место в этом списке. Более чем каждый десятый американец (110 человек на 1000) принимает антидепрессант, за ним следуют Исландия (106/1000), Австралия (89/1000), Канада (86/1000), Дания (85/1000), Швеция (79/1000) и Португалия (78/1000). Среди двадцати пяти стран на последнем месте оказалась Корея (13/1 000).

Всего за четыре года потребление антидепрессантов в Германии выросло на 46%, а в Испании и Португалии за тот же период - на 20%. Хотя данные по другим азиатским странам, включая Китай, отсутствуют, мы можем сделать вывод о росте потребления антидепрессантов на основании динамики продаж. В Китае объем продаж антидепрессантов в 2011 году достиг 2,61 млрд. долларов США, увеличившись на 19,5% по сравнению с