Филипп Бассин - Проблема «бессознательного»

Если бросить ретроспективный взгляд на весь этот ши­рокий круг работ, проводившихся на протяжении десяти­летий, можно значительно более обоснованно утверждать, что общая ориентация этих исследований, основные теоре­тические принципы, от которых эти исследования отталки­вались, оказались во всяком случае способными превра­тить проблему «бессознательного», вопреки всему своеоб­разию и парадоксам ее предшествующей истории, в пред­мет строго научного анализа. Однако одновременно (и это также должно быть отчетливо сказано) мы видим теперь, что представители этого общего направления не смогли одинаково глубоко осветить качественно разные стороны вопроса о природе и законах «бессознательного». Мы име­ем в виду следующее.

Анализируя проблему «бессознательного», можно кон­центрировать внимание на разных ее аспектах. Мы напом­ним некоторые из основных выступающих здесь планов, что позволит оттенить более сильные и более слабые стороны охарактеризованного только что общего под­хода.

«Бессознательное» может изучаться как особая форма отражения внешнего мира, т.е. как область физиологиче­ских и психологических реакций, которыми организм от­вечает на сигналы, без того, чтобы весь процесс этого ре­агирования или отдельные его фазы осознавались. «Бес­сознательное» можно исследовать, однако, и в ином аспек­те — в плане анализа динамики и характера отношений (содружественных или, напротив, антагонистических; жестко заранее фиксированных или, напротив, гибко изме­няющихся), которые складываются при регулировании по­ведения между «бессознательным» и деятельностью созна­ния и которые очень по-разному толкуются различными теоретическими направлениями и школами. Наконец, в ка­честве самостоятельной проблемы может выступить вопрос о механизмах и пределах влияний, оказываемых «бессоз­нательным» на активность организма во всем диапазоне ее проявлений, — от элементарных процессов вегетативного порядка до поведения в его наиболее семантически слож­ных формах. Помимо этих трех аспектов, существует и ряд других, на которых мы сейчас задерживаться не будем.

В условиях реальной психической жизни все эти раз­ные планы проявлений «бессознательного» неразрывно свя­заны между собой. Вместе с тем при экспериментальном й теоретическом анализе они нередко выступают дифферен­цированно, поскольку каждый из них требует для своего раскрытия особых методических приемов и особого истол­кования.

В нашей литературе на этой дифференцированности аспектов проблемы «бессознательного» недавно останав­ливалась Е. В. Шорохова [94].

Можно ли сказать, что в исследованиях, проводившихся; на основе охарактеризованных выше традиций объектив­ного, рационального и экспериментального подхода к про­блеме «бессознательного», должное внимание было уделено каждой из этих разных форм проявления основного изу­чавшегося в них феномена? Нет, утверждать так было бы неправильно.

В работах, выполненных в нашей стране, а также в ря­де очень важных подчас исследований, проводившихся со сходных методологических позиций за рубежом, было сде­лано немало, чтобы углубить физиологическую трактовку первого из названных выше аспектов (понимание «бессоз­нательного» как особой формы рефлекторного отражения внешнего мира). В качестве примеров можно назвать ра­боты, выполненные в свое время на основе теории кортико-висцеральной патологии при непосредственном участии К М. Быкова и в более позднем периоде учениками по­следнего И. Т. Курциным, А. Т. Пшонником, Э. Ш. Айрапетьянцем и др.; серию оригинальных исследований, по­священных вопросам субсенсорики, вышедших из лабора­тории Г. В. Гершуни; исследования сходного типа, прове­денные В. Н. Мясищевым; анализ осознаваемости разных; фаз условнорефлекторной деятельности, результаты кото­рого были доложены на последнем международном кон­грессе по психосоматической медицине и гипнозу (Париж, 1965) Jus (Польша); работы, проведенные в аналогичном направлении несколько лет назад Л. И. Котляревским; очень важные по выводам исследования Horvay и Сегпу (Чехословакия),, посвященные анализу отрицательных постгипнотических галлюцинаций; наблюдения над про­явлениями высшей нервной деятельности в условиях сон­ного и гипнотического изменения сознания, накопленные Ф. П. Майоровым, И. Е. Вольпертом, И. И. Короткиным и М. М. Сусловой, А. М. Свядощем, В. Н. Касаткиным и др. Объединяющим в проблемном отношении все эти, казалось бы, очень разно ориентированные исследования является то, что в них прослеживаются недостаточно или даже вовсе неосознаваемые реакции на стимуляцию и анализируются физиологические механизмы и психологические проявле­ния этих латентных процессов.

Второму из упомянутых выше аспектов (проблеме от­ношений, существующих между «бессознательным» и со­знанием) у нас было также посвящено немалое количество экспериментальных работ. Акцент, однако, был поставлен здесь скорее все же на работах теоретического порядка, во многом связанных с именами Л. С. Выготского, С. Л. Ру­бинштейна, А. Н. Леонтьева, в которых с позиций марк­систско-ленинского учения о природе сознания был дан анализ факторов, придающих психическому отражению качество осознанности (анализ проблемы предметной от­несенности психической деятельности, обобщенности и объективизации актов сознания на основе речи). К рабо­там этого типа относятся также исследования, выполнен­ные в школе Д. Н. Узнадзе и осветившие вопрос о двух уровнях переживаний — уровне установок и уровне так называемой объективации [87, стр. 96—103]. Эти работы имели для постановки проблемы «бессознательного» исклю­чительно большое значение, так как на их основе впервые представилось возможным добиться какой-то ясности в уже упоминавшемся нами, очень старом и долгое время оста­вавшемся совершенно бесплодным споре между сторонни­ками «неврологического» и «психологического» истолко­вания природы неосознаваемых мозговых процессов. Кро­ме того, эти работы во многом способствовали пониманию односторонности (и потому ошибочности) схемы отноше­ний между сознанием и «бессознательным», которую Wells справедливо называет «краеугольным камнем» психоаналитической доктрины и которая нашла выраже­ние в известной концепции «вытеснения».

И, наконец, третий план влияний, оказываемых «бес­сознательным» на динамику вегетативных процессов и смысловую сторону поведения. Надо прямо сказать, что в то время как за рубежом именно к этому особенно важно­му для медицины аспекту проявлений «бессознательного» уже давно было приковано серьезное внимание со стороны разных направлений психосоматической медицины и всей психоаналитической школы (имеются в виду как ее орто­доксальное направление, так и многочисленные модернизированные ответвления), отечественные исследователи долгое время этой стороной проблемы в достаточной степе­ни не интересовались. Систематическое исследование во­проса, какую роль неосознаваемые психические процессы играют в детерминации сложных форм приспособительного поведения, проводилось у нас по существу только в рамках психологического направления, созданного Д. Н. Узнадзе. Вопрос о том, как неосознаваемые формы высшей нервной деятельности влияют на вегетативные процессы в условиях нормы, на патогенез клинических синдромов, а также на процессы саногенеза (борьба с болезнью), был поставлен еще в 30-х годах в работах Р. А. Лурия, опубликованных частично, в трудах Г. Ф. Ланга, его касались в какой-то степени представители школы А. Д. Сперанского. Во всех же остальных случаях эта тема затрагивалась в советской литературе лишь мимоходом, без должной координиро­ванности соответствующих исследований и их преемствен­ности.

Такое положение вещей неизбежно должно было иметь от­рицательные последствия. Наш молчаливый, длившийся десятилетиями отказ от углубленного диалектико-матери­алистически ориентированного исследования всех сторон проблемы «бессознательного» в немалой степени способ­ствовал тому, что освещение этих сторон было за рубежом своеобразно разделено между психоаналитической школой, экзистенциализмом, а также неотомизмом и тейардизмом (популярными в католических кругах направлениями, из которых второе создано крупным исследователем в области антропологии de Shardin). Перерыв до конца 50-х годов критических выступлений советских ученых, направлен­ных против психоаналитической концепции, был наши­ми идеологическими противниками энергично использо­ван для расширения сферы их влияния. И в результате мы оказались перед лицом значительного усиления попу­лярности за рубежом за последние 20—30 лет не только неофрейдизма, но и ряда близких к нему в идейном отно­шении концепций. Об этом отчетливо говорят как тенденции, проявляющиеся время от времени в соответствующих областях зарубежной литературы, так и особенно опыт ряда крупных международных совещаний, имевших ме­сто за последние годы, например I съезда Чехословацких психиатров 1959 г., на котором происходил обмен мнени­ями между советскими психоневрологами и ведущими ис­следователями психосоматической и психоаналитической ориентации, прибывшими на этот съезд из Канады, США и Франции; дискуссий, по вопросам психоанализа, проис­ходивших в 1960 г. в Будапеште и на III Всемирном пси­хиатрическом конгрессе в 1961 г.; обмена мнениями на Лейпцигском конгрессе по проблемам нервного регулиро­вания (ГДР, 1963 г.), на III конгрессе по проблемам гип­ноза и психосоматической медицины (Париж, 1965 г.), на IV (Мадридском) психиатрическом конгрессе 1966 г. и т. д.