Маски Пиковой дамы - Ольга Игоревна Елисеева

позаимствованной откуда-то, точно эпиграф встроили прямо в текст. Но читатель не успевает додумать эту мысль, потому что ему становится любопытно, что за две идеи не способны ужиться вместе. Дальнейшее пояснение о том, что «тройка, семерка, туз — скоро заслонили в воображении Германна образ мертвой старухи», не удовлетворяют. Ведь тайна карт связана с графиней, и они не могут восприниматься по отдельности.

В то время представитель высшего сословия, чаще обращавшийся к французским книгам, вспоминал «Красное и черное» Стендаля. А представитель среднего, больше заинтересованный русскими текстами, — эпиграф к пятой главе «Фрегата „Надежда“» Бестужева (Марлинского), взятый из этого произведения. «Человек истощает себя двумя действиями, выполняемыми инстинктивно, которые иссушают источники его существования. Два глагола выражают формы, в которые выливаются эти две причины смерти: желать и мочь»[519].

Желали, но не смогли изменить Россию декабристы. Желал, но не мог окончательно очистить ее от революционных идей император. Однако за чеканной философской формулировкой у Пушкина подозревается нечто большее.

Чтобы ответить на вопрос о природе этого философского большего, придется углубиться в видения героя.

«Господин советник»

«Тройка, семерка, туз — не выходили из его головы и шевелились у него на губах. Увидев молодую девушку, он говорил: „Как она стройна!.. Настоящая тройка червонная“. У него спрашивали: „который час“, он отвечал: „без пяти минут семерка“. Всякий пузатый мужчина напоминал ему туза». Германн уже сделался рабом одной идеи, или «мономании», как говорили психиатры того времени. Но в этой идее стоит разобраться — хотя бы узнать значение карт, хорошо известное и герою, и Пушкину, и его современникам.

Червонная тройка, явившаяся в виде девушки, — это удача, решение проблем и выздоровление. В перевернутом виде она символизирует глубокое непонимание ситуации. Как раз про Германна — он болен, неверно видит окружающий мир. Но что сулил бы ему успех? Богатство, победу — никак не исцеление.

С семеркой разобраться сложнее. У нее не указана масть, следовательно, она принадлежит к Старшим арканам, где символизирует поиск своего места в мире. На карте изображена повозка героя, въезжающего в битву. Благодаря силе воли ему обещан выход из испытаний с честью. Он — человек, который отстаивает нечто, принадлежащее ему по праву. Все это — Николай на Сенатской площади. Но у карты есть и более глубокое значение — два влекущих ее коня идут в разные стороны, два колеса за их спинами катятся вправо и влево. При этом колымага одна, а животные сращены спинами[520]. Пушкин соединял в персонажах «Пиковой дамы» две крайние противоположности: например, рассудочность и пылкое воображение или монархию и революционность, как бы показывая, что друг без друга они не существуют.

Однако у «семерки» есть еще один пласт значений, касающихся обыденной жизни самого поэта. «Без пяти минут» говорят не только о времени. «Без пяти минут профессор», «без пяти минут полковник» и т. д. Эпиграф к пятой главе как будто взят из трудов шведского мистика конца XVII–XVIII века Эммануила Сведенборга (Шведенборга, как писали тогда в России). Правда, в его текстах до сих пор не найдено соответствующее место: «В эту ночь явилась ко мне покойница баронесса фон В***. Она была вся в белом и сказала мне: „Здравствуйте, господин советник!“». Поэтому считается возможным, что Пушкин лишь приписал это высказывание скандинавскому мистику, а на деле — сочинил его сам[521].

Мертвые посещают живых, чтобы возвестить им грядущее. Сведенборг слыл провидцем. Баронесса обращается к визионеру «господин советник». Шведский духовидец носил чин «асессора». Но у Пушкина фигурирует «советник». По Табели о рангах седьмой класс среди статских — надворный советник[522]. «Без пяти минут семерка» — состояние на пороге получения чина надворного советника.

Пушкин стал придворным историографом, вновь поступив на службу после увольнения в 1824 году. Тогда молодой поэт был коллежским секретарем — 10-й класс. В ноябре 1831 года его с прежним званием зачислили в Коллегию иностранных дел для работы в архивах. Но пока чин не соответствовал должности — Николай Михайлович Карамзин, занимая ее, был действительным статским советником по линии статских чинов — 4-й класс. Пушкина предстояло «подтянуть» вверх, вскоре он становится титулярным советником — 9-й класс.

Во времена нелюбимой поэтом Екатерины II были возможны скачки через несколько ступеней. Но даже тогда «незаконные» пожалования вызывали сильный ропот, и Пушкин по этому вопросу соглашался с критиками екатерининских порядков, например, с князем Михаилом Михайловичем Щербатовым. По мысли поэта, дворянина украшали титул, история семьи, а не орденская звезда двоюродного дяди. К XIX веку Табель о рангах окостенела. Теперь двигались только из чина в чин. Пушкин, в силу своего литературного значения, рассчитывал на скачок через одну ступень, если не вовсе через четыре с приземлением в камергерах. Доверчивому Нащокину поэт рассказывал: «…три года до этого сам Бенкендорф предлагал ему камергера, желая его ближе иметь к себе, но он отказался»[523].

Не беремся судить о реальности таких обещаний. Александр Христофорович был человеком военным, долго тянул лямку до того, как достиг «степеней известных», и знал, каких усилий стоит продвижение. Прыжка не произошло, что оставило горький осадок. 1 января 1834 года в дневнике записано: «Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове»[524]. Камер-юнкер по Табели о рангах среди списка придворных чинов параллелен титулярному советнику в расписании статских. В пору вспомнить молодые насмешки над графом Воронцовым, который 11 лет ждал назначения «полным генералом»…

Однако нравственная проблема для Пушкина была глубже, чем несоответствие возраста и чина или высочайшее внимание к супруге поэта на Аничковых балах[525]. По свидетельству друзей, Пушкина пришлось отливать водой, так он был взбешен пожалованием. Алексей Вульф записал в дневнике: «Самого же поэта я нашел негодующим на царя за то, что он одел его в мундир{26}, его, написавшего теперь повествование о бунте Пугачева… Он говорит, что возвращается к оппозиции»[526].

Для человека, идеалом которого была независимость, мундир означал принадлежность кому-то. При всей любви к царю Пушкин этого не хотел. «Узнают коней ретивых / По их выжженным таврам». Мундир был для него — род тавра. В каком-то смысле надеть теперь ливрею то же самое, что прежде, в молодые годы, вступить в тайное общество. Куда, кстати, поэт стремился, в отличие от камер-юнкеров.

Но времена меняются, предпочтения тоже. Статский чин обеспечивал благородное расстояние между ним и властью. «Пиковая дама» добавляет к причинам эмоционального взрыва еще и ожидание нового производства. В эпиграфе к шестой главе Пушкин сам показывает, какого чина ждал — советника. Во всяком случае, хотел числиться на статской