Русская эмиграция в Китае. Критика и публицистика. На «вершинах невечернего света и неопалимой печали» - Коллектив авторов

немыслима. А потому, что у превратившегося, – наконец-то! – в «жителя» (по собственному определению) «народушка» не нашлось для старой нашей интеллигенции места.

Так неужели же «новую жизнь» создаст темный носитель слепой физической силы, без участия представителя мысли, т. е. в сущности того же «пролетария», но служащего обществу умственным трудом. Таких «чудес» история как будто до сего времени не знала. Воспрянет и на Руси «поросль от посеченного дерева Исаия», возродится и интеллигентский класс, в том или ином виде.

Но то будет «пролетариат» уже не только «мысли», но и «воли». Политическое и культурно-экономическое творчество требует людей иного «волевого закала», чем тот, коим обладал осмеянный и оплаканный Чеховым «обреченный класс». Однако и он дождется признания родиною своих бесспорных исторических заслуг, – светоча и очага русской культуры.

И произойдет это, когда восстановится на Руси традиция культурной преемственности, когда изменившие сыны купно с «взбунтовавшимися рабами» раскаются, образумятся и перестанут пожирать собственных престарелых отцов. Тогда-то возродится с новою силою и «культ Чехова», так много выстрадавшего за свой дивный дар художественного «прозрения», как и за принадлежность свою к обреченному классу.

П. Пильский

Семья Чеховых

– Прости меня великодушно, но так обращаться с женщинами, каковы бы они не были, недостойно порядочного и любящего человека… Как бы ничтожна и виновна ни была женщина, как бы близко она ни стояла к тебе, ты не имеешь права сидеть в ее присутствии без штанов… Это развращает женщину и отдаляет ее от Бога, в которого она верит… Ночью мужья спят с женами, соблюдая всякое приличие в тоне и манере, а утром они спешат надеть галстук, чтобы не оскорбить женщину своим неприличным видом. Между женщиной, которая спит на чистой простыне, и той, которая дрыхнет на грязной и весело хохочет, когда ее любовник… такая же разница, как между гостиной и кабаком.

Этот выговор сделал Антон Павлович Чехов своему старшему брату Александру после того, как побывал у него в семье. Тогда Александр Чехов жил «в незаконном браке» с Анной Ивановной Сокольниковой1.

* * *

У этого не очень счастливого человека были роковые слабости. Александр Чехов пил. Антон Павлович в своем письме к Суворину: «В трезвом состоянии он умен, робок, правдив и мягок. В пьяном виде он невыносим. Выпив 2–3 рюмки, он возбуждается в высшей степени и начинает врать»2.

Это было необъяснимо. В роду Чеховых пьяниц не было. Не пил никто из остальных братьев, – впрочем, за исключением художника Николая, – «в кого они уродились, – недоумевал Чехов, – Бог их знает»3.

* * *

Семья Чеховых состояла из 5 братьев и дочери Марии. Старший, Александр, окончил физико-математический факультет Московского университета. Следующий по возрасту, Николай, был в училище живописи, ваяния и зодчества, – талантливый художник, он умер от чахотки. Третий брат – известный писатель Антон Павлович. Затем – Иван, четвертый из братьев, стал народным учителем, и, наконец, младший Михаил, по образованию юрист, некоторое время был на государственной службе, потом работал в книжном деле А.С. Суворина и занимался практикой в качестве помощника присяжного поверенного. И Александр, и Михаил писали, занимались литературой.

К старшему, Александру, судьба была немилостива. Несчастным оказался его первый «незаконный» брак, неудачно сложилась вся дальнейшая жизнь, не приласкала его и литература. Сотрудничал он в московских юмористических журналах, мелких газетках, редактировал такие журнальчики, как «Слепец»4 и «Пожарный»5. Одно время служил в таможнях (таганрогской, петербургской и новороссийской), и на 31-м году жизни устроился – при содействии Антона Павловича, в газете А.С. Суворина «Новое Время». Оклад был мал: 60 рублей. Кроме того, шла построчная оплата, – «я в Питере устроился у краюхи», – писал он брату. Там он проработал почти 27 лет до самой смерти (17 мая 1913 года).

* * *

Меж тем это был очень образованный человек, добрый и нежный, изумительный лингвист, перед своими выступлениями профессора обращались к редакторам газеты, чтобы в качестве корреспондента они командировали Александра Чехова, а Кони6, как и другие, не начинали своих лекций и ждали его прихода.

* * *

Два брата – Александр и Антон – были наделены совершенно непохожими характерами. Антон Павлович – сосредоточен, сдержан, серьезен, требователен к своим работам, вежлив, застенчив. Александр разбрасывался, фантазировал, был неуравновешен, раздражителен, особенно дома. В иных условиях, при другом характере он мог бы достигнуть многого. Жизнь обманула его: «Что она дала мне?» – пишет он брату. Унылыми и запуганными прошли детство, отрочество и юные годы, затем «шатание с факультета на факультет, потом естественник, основательно изучивший химию, и – никому не нужный. В конце концов – обманутые надежды, ушедшие годы – вся жизнь была не для себя»7.

* * *

Упрям и деспотичен был отец, Антон Павлович называл его «кремнем». В одном из писем Александр Чехов рассказывает Антону Павловичу о «последовавших реформах в доме Чеховых». В спальне на стенке отец вывесил разлинеенное и каллиграфически написанное «Расписание делов и домашних обязанностей для выполнения по хозяйству семейства Павла Чехова, живущего в Москве». Расписание предусматривало, какими делами заниматься в свободное время: «5 час. – 7 час. – «Николай Чехов, 20 лет, по усмотрению и внутреннему направлению», «Иван Чехов, 17 лет, по хозяйственным наблюдениям и согласно сему расписанию». «Чехов Мих., 11 лет, – хождение неотлагательное в церковь, ко всенощн. бдению, в 7 час., и ранней обедне в 6 1/2 и поздней в 9 1/2 часов по праздникам». То же самое должна была делать и «Чехова Мария 14 лет»8.

* * *

Александр Чехов – типичный неудачник, характерная фигура своей эпохи. Это было время неприкаянных талантов, «вечных студентов», сидевших в университетах по 10 и 15 лет только потому, что жизнь не сулила ничего хорошего. Университет создавал атмосферу дружбы, семейственности, в университете старый, бородатый студент пользовался всеобщим уважением и любовью, – что его ждало за университетским порогом? И в России народилось целое племя беззаботных, махнувших на все рукой безместных людей. Сначала они протестовали против строя, укладов, судьбы, затем понемногу опускались, приучали себя не думать о завтрашнем дне, кое-как тащили свое ярмо, пока окончательно не спивались, не погибали, или устраивались на жалкие места, становились письмоводителями в уездных городах и были очень довольны, когда удавалось получить какую-нибудь государственную службу: все-таки опора, все-таки уверенность, и твердое, верное жалование.

* * *

В письмах Александра Чехова к знаменитому брату обрисовывается многое в русской жизни, в русской литературе и журналистике, но они драгоценны еще потому, что в них слышен голос российского «лишнего человека».