Элиас Лённрот. Жизнь и творчество - Эйно Генрихович Карху

и городскому врачу, беседовал со священником и сту­дентами духовной семинарии, препирался с местными властями и таможенными чиновниками в связи с претензиями к его паспорту и т. д. Детали, сообщаемые Лённротом, приближают к нам прошлое, делают его осязаемым — без розовой идеализации, равно как и без назойливого обличительства.

Лённрот-путешественник был чрезвычайно любознательным, многое подмечавшим человеком, и через это мы познаем крупную личность в единстве с окружающим ее миром.

ДЕТСТВО И РАННЯЯ ЮНОСТЬ

Элиас Лённрот родился 9 апреля 1802 г. в волости Самматти Нюландской (Уусимаа) губернии на юге Финляндии. Волость Самматти расположена примерно в восьмидесяти километрах от Хельсинки к западу в сторону Турку, тогдашней столицы страны и самого древне­го ее города.

Отец Лённрота, Фредрик Юхана, был сельским портным и одно­временно мелким земельным арендатором, которых в Финляндии называли торпарями, а их усадьбы — торпарскими. Со временем усадьбу Лённротов стали называть «Пайккарин Торппа», что можно перевести как «Портновское подворье» — под этим названием отчий кров Элиаса Лённрота теперь известен каждому финну как нацио­нальная реликвия. Там находится музей, все содержится в таком ви­де, как это было почти двести лет тому назад.

Сам по себе домик, в котором родился Лённрот, весьма непритя­зателен с виду, размеры его скромны, он кажется низеньким, обшит серыми от времени, некрашеными досками, да и внутреннее убран­ство не свидетельствует о достатке.

Но домик расположен на живописном берегу озера, впереди от­крывается далекий горизонт, вокруг зелень и тишина, возникает чув­ство уединения, покоя и простора. В самом этом ландшафте с непри­тязательным человеческим жильем есть нечто от скромной красоты Суоми, воспетой поэтом Ю. Л. Рунебергом, современником Лённро­та. Поэт воспевал именно «гордую бедность» финнов, не утративших чувства человеческого достоинства, и это же было присуще нравст­венным убеждениям Лённрота.

Лённрот любил родные места в Самматти. После долгого отсутст­вия — двадцатилетнего пребывания на севере в Каяни в должности окружного врача — он вновь вернулся в родную волость, купил кре­стьянскую усадьбу, где поначалу, будучи профессором университета, жил только периодически, имея квартиру также в Хельсинки, а затем находился в Самматти постоянно и там же завещал себя похоронить.

Дом в Самматти, где родился Э. Лённрот. Гравюра

У Лённрота была особая привязанность к земле, что имело отно­шение не только к его субъективным эмоциям. Как увидим в дальнейшем, он считал крестьянство и земледельческий труд основой нации и государства. Этим будет определяться его взгляд на окру­жающий мир и образ жизни людей, особый ракурс его наблюдений над народным бытом — не только в финских, но и в тех карельских и русских регионах, в которых ему доведется побывать. Всюду он будет в первую очередь обращать внимание на то, как обстояло де­ло с землепользованием и земледельческим трудом, как преуспевал землепашец. Охота, рыболовство, ремесла, торговля (в том числе разносная торговля коробейников) рассматривались Лённротом по преимуществу лишь как приложение к основе основ жизни нации и общества — хлебопашеству и скотоводству. Это была крестьянская точка зрения в аграрном обществе, и именно развитое аграрное об­щество было в некотором смысле идеалом Лённрота.

Однако следует учитывать при этом специфику собственного со­циального происхождения Лённрота, а именно то, что он был сыном ремесленника, малоземельного сельского портного.

В тогдашнем сословном обществе сельские ремесленники в Фин­ляндии составляли одну из промежуточных социальных прослоек. Хотя они и были еще в какой-то степени привязаны к земле, но все же земледелие для них являлось побочным занятием. По обычаям времени сельские портные были странствующими людьми. В поис­ках заказов они обходили деревни своей волости и соседних волос­тей, зачастую работали на дому у заказчиков, обшивая большие се­мьи иногда по нескольку недель кряду и затем двигались дальше. Кстати сказать, и сельские школы в Финляндии на первых порах — еще до возникновения развитой системы государственных народных школ — были как бы передвижными (так называемые kiertokoulut); учитель странствовал из деревни в деревню, обучал азбуке, давал за­дание и обещал прийти снова. И поскольку специально учителей еще не готовили, в их роли нередко выступали, наряду с младшими свя­щенниками, канторами и пономарями, также грамотные сельские ремесленники. Во всяком случае среди деревенских жителей они бы­ли в числе первых, кто понимал пользу грамоты. И это тоже отрази­лось в литературе, например, в рассказах известного финского юмо­риста Майю Лассила.

Промежуточный род занятий торпарей-ремесленников порождал и «промежуточную» психологию. Сельские ремесленники жили обычно бедно — земли было мало, а в неурожайные годы, когда насе­ление голодало, не хватало и заказов. И все же сельские ремесленни­ки, ввиду особого рода их занятий, склонны были выделять себя из общей крестьянской массы — они работали не мотыгой и киркой, а иголкой и ножницами, они сознавали себя мастеровыми людьми, у которых была своя цеховая гордость. Пережитки прежней (средневе­ковой) цеховой системы — по меньшей мере в психологии людей — еще давали о себе знать. Все это превосходно изобразил в своих коме­диях и прозе Алексис Киви (1834-1872), крупнейший финский классик, который и сам был, подобно Лённроту, сыном сельского портного. Не случайно в его комедии «Помолвка» изображены сель­ские портные, а в комедии «Сапожники из Нумми» само за себя го­ворит название.

Эти наблюдения и рассуждения подводят нас к тому, чтобы под­черкнуть одну из культурно-исторических особенностей эпохи Лён­нрота, равно как и его биографии. Сельская ремесленническая среда, из которой он вышел, являлась в известном смысле как бы предтечей (или одной из предтеч), только-только зарождавшейся тогда нацио­нальной интеллигенции. Речь идет именно о финноязычной интел­лигенции, корни которой были в народе, включая ремесленниче­скую среду. Можно вспомнить еще одну судьбу — Андерса Шёгрена(1794 — 1855), старшего современника Лённрота, одного из пер­вых ученых-финноугроведов, ставшего российским академиком. Он был финского происхождения, сыном сельского сапожника, прошел трудный путь в науку, и к нему мы еще будем обращаться, поскольку с ним была связана деятельность Лённрота.

Как наиболее подвижная часть сельского населения ремесленни­ки больше других видели вокруг себя, чаще бывали с заказами в чу­жих домах, более зажиточных, а иногда и господских, хозяева кото­рых были образованными людьми, говорили по-шведски, читали шведские книги и т. д. В какой-то мере это располагало к образова­нию и бедную ремесленническую среду. И когда сыновья сельских портных и сапожников обнаруживали с малых лет явные природные способности, заметные и простому глазу, отцы