О чем молчит соловей. Филологические новеллы о русской культуре от Петра Великого до кобылы Буденного - Виницкий Илья Юрьевич

С начала 1910-х годов Народный становится сотрудником «New York American» — центральной газеты крупнейшего в мире газетного синдиката Херста — и печатает в воскресных выпусках «The American Weekly» одну за другой апокрифические сенсационные истории о самых разных вещах, связанных, как правило, с Россией и русским искусством [32]. Большевистскую революцию он не принял и даже объявил, что собирается ехать бороться с ней как глава нового революционного правительства в Кронштадте. Американские газеты сообщали, что «учитель танцев» Народный отправился в Россию в качестве ее нового лидера. Безумный жрец

В конце 1910-х годов Народный, с младых лет увлекавшийся теософией, становится секретарем и домашним гуру упоминавшегося выше американского миллионера, художника-модерниста Боба Ченлера, и живет в его знаменитом «Доме Фантазии» в Гринвич Виллидж — центре нью-йоркской богемной жизни первой половины 1920-х годов. Здесь он знакомится с богачами и аристократами (включая принца Уэльского), политиками, импресарио, актерами, балеринами, художниками, музыкантами, мистиками (например, с А. Кроули и Н. Рерихом), торговцами оружия, шпионами, авантюристами и дамами разных оттенков полусвета [33].

В середине 1920-х Народный организует группу русских художников-эмигрантов (в числе которых были его друзья: один из основателей русского футуризма Давид Бурлюк, написавший портрет Народного и посвятивший ему стихотворение, и скульптор Сергей Коненков, построивший деревянную часовенку на ферме Народного в Коннектикуте) и издает на деньги Ченлера модернистский журнал на английском языке «Альманах пилигримов» («The Pilgrims Almanac»), в котором объявляет о со­здании им новой «космократической» религии, призванной объединить науку и искусство и освободить художников от ига коммерции и механицизма. Себя он представляет верховным жрецом задуманного им храма новой религии и основателем науки о времени. Он также проповедует дионисийские ритуальные танцы (исполняемые, желательно, нагишом) и полигамию (сам он был, как и Сергей Александрович, двоеженцем).

В это время Народный печатает эротическую «мимодраму»-дистопию «Небесная дева» («The Skygirl») и ряд мис­тификаций, получивших широкое распространение не только в Америке, но и во всем англоязычном мире (газеты Херста со статьями Народного выходили в Канаде, Англии, Австралии и Новой Зеландии, а также переводились на французский, немецкий и эстонский языки). В своих публикациях-мистификациях — о пророчестве Льва Толстого о Первой мировой войне, российской шпионской сети в Нью-Йорке, «железной маске», томившейся почти полвека в крепости Кексгольм на Ладожском озере (по версии Народного, это был дедушка царя Александра I Петр III), бегстве дочери последнего русского императора в Сан-Франциско, таинственной Шамбале, романе Екатерины Великой и американского адмирала Джона Пола Джонса (напо­мним, что этот сюжет упоминался и в придуманной им легенде о Есенине) и т. д., и т. п. — он в зависимости от темы именует себя автором русской Декларации независимости, сочинителем основополагающей книги о современном танце, создателем оккультной науки хронософии, а также видным поэтом, писателем, философом, публицистом, драматургом, наиболее осведомленным американским экспертом в делах России, Эстонии и Финляндии, близким другом Рузвельта, Горького, Ленина, Гапона, Николая II, Льва Толстого, Римского-Корсакова, Давида Бурлюка, Рериха, Глиэра, Айседоры Дункан и Сергея Есенина. С последними Народный действительно мог познакомиться во время их нашумевшего визита в Нью-Йорк в 1922 году.

В целом айседориада Народного органично вписывалась в со­здаваемый им с начала 1910-х годов газетный миф о прекрасных балеринах, преображающих мир откровением своего дионийского искусства. Так, уже упоминавшаяся нами Лада якобы обнаружила в библиотеке Новодевичьего монастыря рукопись старинного трактата о священном танце, написанного русским монахом IX века (sic!) св. Феодосием. Перевод этого сенсацион­но­го трактата Народный публикует, с любезного разрешения танцовщицы, в воскресном номере херстовской газеты [34]. Это «открытие» продолжало сюжет опубликованной им чуть ранее статьи (разумеется, воскресной) о вдохновенном танце американ­ки Лады в московском монастыре: за этот танец, сопровождае­мый церковными пес­нопениями, балерина была заклю­чена по настоянию Святейшего синода в стены Спасского монастыря в Нижнем Новгороде, откуда ее вызволила сестра царицы, волею случая ставшая свидетельницей ее танца в монастырском саду при луне [35]. В финале статьи Народный заявил, что история Лады прекрасно вписывается в «романтическую историю русско­го танца», главными деятельницами которой были «Телешова, из-за которой был убит Грибоедов в Тегеране, Истомина, из-за которой Пушкин потерял и жену, и жизнь, и Евгения Колосова, из-за которой царь Павел был задушен в своем зимнем дворце».

После Октябрьской революции балетный миф Народного трансформируется в цикл историй о судьбах звезд русского танца, в основе каждой из которых находится сюжет чудесного спасе­ния балерины. В конце 1917 года Народный публикует в газетах фантастическую статью о бегстве дочери последнего российского императора Татьяны в Америку, где она якобы собирается выступать с танцевальными концертами (этой истории поверили тогда очень многие) [36]. В августе 1919 года он печатает длинную статью о приключениях фаворитки Николая I Матильды Кшесинской и других танцовщиц Императорского балета.

В этой статье, с эпическим размахом озаглавленной «Что сделали большевики с прекрасным царским балетом: порою трагическая, порою комическая, но неизменно душераздирающая судьба прекрасных танцовщиц, некогда восхищавших испорчен­ных великих князей и дворянство старой и навсегда исчезнувшей имперской России» [37], Народный рассказывает о том, что «на самом деле» произошло с маленькой капризной королевой императорской сцены после революции, низвергшей ее августейшего покровителя, изгнавшей ее саму из подаренного царем дворца, в котором собиралась некогда вся аристократическая и артистическая богема Петрограда, и разрушившей сказочный мир Мариинского и Большого театров. В цикле об Айседоре мы видим «обратное общее место» этого мифа — Ленин или Дзержинский дарят Айседоре дворец для ее танцевальной школы (попутно заметим, что в сохранившемся в архиве Народного списке его статей указана статья об «обходительном («genial») палаче» Феликсе Дзержинском, о которой мы говорили ранее) [38].

По версии Народного, от террора большевиков Кшесинской удалось спастись с помощью ее бывшего камердинера Феодора, который после революции стал советским функционером. Фео­дор предложил ей поменяться местами: он въехал в ее дворец, а она — в его домик в «деревне Лигова», находящейся во многих милях от Петрограда (на самом деле в современной черте города; там Кшесинская, кстати сказать, и родилась).

Кшесинская, пишет Народный на основании полученных им секретных сведений, лишившись своих прекрасных платьев и драгоценностей, переоделась в грубый костюм русской крестьянки. Вместо дворца она поселилась в избушке, состоявшей из двух комнат — жилой и кухни. У нее есть маленький садик с яблонями и хлев с коровою и лошадьми, принадлежащими крестьянскому хозяйству. Кшесинскую интересуют теперь кролики и собаки-волкодавы, которых она воспитывает в надежде заработать немного денег. Она сама работает на ферме, собственными руками выращивает картофель, капусту и т. д. Блес­тящая танцовщица довольна своей новой жизнью. Простые мужики и их жены, которые не умеют ни читать, ни писать, не ведают, кто она. Русские крестьяне, пишет Народный, страстно любят музыку и танцы. Очень часто молодые парни и девки собираются в сарае или на лугу и поют и танцуют под гармошку («concertina») или скрипку деревенского музыканта. Товарищ Матильда принимает живое участие в этих увеселениях: танцует и поет вместе с другими. Однажды в деревню приехал странствующий цыганский оркестр («gypsy orchestra») и представил крестьянам фрагменты из нескольких известных российских балетов. Товарищ Матильда выскочила на площадку и исполнила в лунном свете с чарующим мастерством несколько чудесных па. Крестьяне, доселе не обращавшие особого внимания на ее талант, почесали в затылках и признали, что она весьма отличается от других баб.