Третий Рим. Имперские видения, мессианские грезы, 1890–1940 - Джудит Кальб

окруживших тело Христа[394]. Подобный сплав текстов оказывается вполне в духе неизменного интереса Кузмина к синкретизму римского мира. В контексте «Стружек», изображения Кузминым последствий правления Нерона и параллелей между Христом, Нероном и большевиками, это предполагает осуждение со стороны автора масштабных утопических мечтаний любого рода, древних и современных, имперских, социалистических или религиозных, а также антихудожественной тирании, к которой они могут привести.

Нерон, Павел, Кузмин

Очнусь ли я в другой отчизне,

Не в этой сумрачной стране?

Александр Блок. Венеция[395]

Нерон не единственный главный герой «Смерти Нерона»: действие пьесы перемещается между историей Нерона и историей писателя Павла. На первый взгляд, у Павла мало общего с римским императором, кроме того, что он сочиняет пьесу о Нероне, которая явно не имеет успеха, когда он читает ее группе слушателей во второй картине пьесы Кузмина. Однако, если судить по реакции публики, у пьесы Павла весьма много общего с пьесой Кузмина, хотя их тексты и не одинаковы. Как и Павел, которого публика упрекает в нехватке «исторической верности», Кузмин не всегда следует историческим источникам. Они оба приписывают римлянам «наши чувства и понятия», создают женские типы, которые «похожи на карикатуры», и неясно, «на чьей стороне симпатии автора» (323). Кроме того, как и Кузмину в 1920-х, Павлу говорят, что время декаданса прошло. Поэтому можно воспринимать Павла как альтер эго Кузмина и противопоставлять тирана и художника, как делает это столь любимый Кузминым Платон в своем «Федре», где пишет о существовании девяти разрядов души. Первый и самый благородный – это «поклонник мудрости и красоты или человек, преданный музам и любви»; девятый и последний – это тиран [Платон 1993: 137–138][396].

После более детального исследования, однако, становится заметно поразительное сходство историй Павла и Нерона, и ситуация становится значительно более сложной. Нарратив Павла начинается в Италии, где Павел и Мари отдыхают в 1919 году. Посвященные Павлу сцены из второго действия возвращают нас к более раннему периоду его жизни и объясняют обстоятельства знакомства и отношений Павла и Мари и их нынешнего путешествия за границу. Из второго действия мы узнаем, что Павел вырос в бедности, а в возрасте двадцати четырех лет получил в наследство целое состояние после смерти своего богатого отца, которого никогда не видел. Как и Нерон, Павел клянется, что станет помогать другим. Он тут же подкрепляет свои благие намерения действием, предлагая часть своего состояния Мари, гордой дочери вице-губернатора. Отвергшая любовь Павла, она вскоре переживает позор, после того как ее отца арестовывают за растрату государственных средств. И, благодарная Павлу за его щедрость, она соглашается выйти за него замуж[397]. Но наивные планы Павла помочь всему человечеству в конце концов приводят его в руки группы итальянских преступников, устраивающих провокации по заказу разных политических сил. Под предлогом идеалистической политической акции эта банда убедила Павла принять участие в поджоге своей гостиницы, и во время начавшегося хаоса они крадут ценности у гостей. Первое действие заканчивается тем, что Павел стоит на крыше пылающей гостиницы и разбрасывает в воздух деньги, объявив ироничное «благовестие», отсылающее к Нерону, постояльцам, которых он выжил из этой гостиницы, и полиции, которая прибыла им на помощь.

Пожар в гостинице служит прообразом попыток Нерона сжечь Рим. Он также ставит финальную точку в сильно ухудшившихся отношениях Павла с женой, которая болезненно воспринимает то, что Павел требует, как ей кажется, от нее благодарности. Отчаянно несчастная Мари убивает себя и своего нового компаньона Фридриха фон Штайнбаха, которому с самого начала, похоже, больше нравился ее муж. Павел тем временем попадает в больницу для душевнобольных, где один из пациентов принимает его за современное воплощение Нерона. Спасенный Марианной, пособницей одурачившей его банды, которой она неохотно помогала, сбитый с толку Павел просыпается в третьем действии в лечебнице в Швейцарии, где его держат за счет брата Феди. Мудрый врач советует обнищавшему Павлу забыть свои утопические идеи и говорит ему, что этот совет ему даст любой человек, «не зараженный отвлеченной мечтою» (378). «Вы человек – и смотрите на человека. И не считайте себя благодетелем. Теперь вы – как ребенок, без сил, без средств, но вы знаете, в чем нет силы и что не является и средством. Вы знаете, где ложный путь, это уже многое» (377). Встретив Федю еще раз спустя много лет, Павел отмечает красоту своего брата и сравнивает его с ангелом.

История Павла перекликается тематически и стилистически с историей Нерона. Оба героя выросли в стесненных обстоятельствах, которые затем улучшились благодаря отсутствовавшим в их жизни отцам. Оба демонстрируют готовность помогать другим изменить их жизнь к лучшему. Оба получают средства, чтобы достичь своих целей, и обнаруживают, что деньги способны помочь в осуществлении их мечтаний, но мечты, не берущие в расчет эмоции и благополучие людей, обречены на провал. Оба героя развалили свои браки и находили больше удовольствия в общении с мужчинами. Слова повторяются в разных сценах произведения (ироничное слово «благовестие» и фраза «Какой ты мокрый ⁄ какая ты мокрая!», которую говорят Мари Павлу и Нерон – своей чуть не утонувшей матери), как и образы: Нерон и Мари с разницей почти в две тысячи лет покидают Рим одним и тем же путем.

Таким образом, простое противопоставление правителя и художника является не вполне состоятельным, поскольку гнев Кузмина на послереволюционную Россию не ограничивался ее политическими вождями: он также винил себя и остальную прореволюционно настроенную интеллигенцию в утопичном принятии Февральской революции и приходе к власти большевиков. В очерке «Плен» он признает ответственность, которую чувствовал за нынешние беды России: «И ужаснет тебя провал Что сам ты дико запевал Бессмысленной начало тризны»[398]. А в книге «Пять разговоров и один случай» один персонаж утверждает: «Я думаю, самые злостные контрреволюционеры те, которые вначале сочувствовали революции. Это происходит от идеализма… не очень умного, по-моему, как всякий идеализм» [Кузмин 2000в: 485]. Другой персонаж пьесы настаивает на том, что интеллигенция «вела себя постыдно в революционный период» (там же, 490). Рассказ о русском писателе-идеалисте Павле служит для характеристики собственных надежд Кузмина и последующего разочарования в революционный период.

На другом уровне история Павла также предоставляет альтернативу, модель, дающую надежду как писателям, так и правителям. Его выздоровление в конце пьесы имеет некоторое положительное значение и для Нерона. Ведь, несмотря на очевидные недостатки и злодейства Нерона, у Кузмина он не такой глубоко