От былины до считалки - Бахтин Владимир

Чаще всего вновь записанный текст в той или иной степени повторяет ранее известные — вот как песня, которую прислала Надя Кривушёнкова. Тут можно сказать: за 150 лет песня, переходя от одного человека к другому, даже от одного поколения к другому, изменилась по таким-то и таким-то причинам.

А если варианты одного и того же произведения записаны в одно и то же время? Какой считать более правильным?

Обычно бывает так, что в одном варианте есть одни детали, в другом — другие; при этом детали первого варианта во втором могут отсутствовать. А может быть, осторожно соединить их, и тогда получится основной, полный вариант этого произведения?

Попробуем сами проделать такую операцию.

Но сначала несколько пояснений.

В русском фольклоре давно известны шуточные сказки и анекдоты о глупых людях — пошехонцах. Еще в 1798 году вышла книга Василия Березайско- го «Анекдоты древних пошехонцев». Рассказы о пошехонцах широко использовал М. Е. Салтыков-Щедрин в «Истории одного города». Пошехонье — вполне реальное место, расположено в Ярославской области.

Подобные рассказы о глупцах есть у немцев (там их называют «шильдбюр- геры» — жители городка Шильда), у шведов (там они — жители местечка Сёдерталь); у финнов это обитатели Хяме, у ирландцев — городка Керри. А по всей Болгарии ходят рассказы о габровцах, о необыкновенной их скупости (у них даже кошки без хвостов: быстрее дверь закроешь, печь меньше топить надо). В городе Габрово теперь каждый год 1 апреля проходят международные фестивали юмора и сатиры, устраиваются выставки карикатур. Конечно, и в Пошехонье, и в Сёдертале, и в Габрове живут такие же, как и в других местах, люди, ничуть не глупее или расчетливее других, но... так уж получилось, и никто на эти шутки не обижается. В наши дни это образы собирательные.

Так вот, в Карелии тоже есть такие рассказы — о нерасторопных киндасов- цах, жителях деревни Киндасово. Карелы издавна живут вместе с русскими, дружат с ними. Некоторые анекдоты о киндасовцах и пошехонцах почти дословно совпадают, и кто от кого позаимствовал их — для нас сейчас не столь важно.

Киндасовцы встречают в лесу охотника с ружьем и спрашивают его:

— Чего это ты ходишь здесь?

— Вот, — говорит, — пришел на охоту.

— А что это у тебя за штука такая на плече?

— Это ружье. Из него я стреляю птиц и зверей.

— Продай ты, братец, — говорят, — нам это ружье.

— Ладно, — говорит, — продам.

— А много ли возьмешь за него?

— Три рубля.

— Дадим, братец, по три рубля!

Они все дают ему по три рубля. Увидели пороховницы.

— А это что за штука? — спрашивают.

— Это пороховницы.

— Пороховницы? Много ли надо заплатить?

— Рубль.

Дают все по рублю. Купили. Что делать дальше, не знают.

— Как же его теперь, —‘ говорят, — заправляют и как из него стреляют?

— Заправляют его так: эту мерку насыпьте пороху, другую мерку дроби. А потом нажмите на курок и стреляйте.

Они все по мерке ссыпали пороху, по второй мерке дроби — ствол набили. Последняя, седьмая мерка уже не вошла, ствол переполнен.

— Теперь, — говорят, — надо выстрелить?

Все встали вокруг ружья, кто поставил руку на курок, кто за ствол ухватился. А одному места не хватило, рука не поместилась.

— А я спереди в дырочку погляжу, — говорит, — как будет вылетать!

Как нажали на курок — ружье вдребезги, всех разбросало в разные стороны, оглушило... Больше они ружье не заводили.

В 1971 году в городе Лодейное Поле (который, кстати сказать, стоит на границе с Карельской АССР) я записал от 60-летнего рабочего Петра Константиновича Тимофеева такой рассказ.

Идет однажды охотник из лесу, несет зайца. Навстречу ему — пошехонцы, десять человек. И спрашивают у него:

— Что это у тебя на плече? — показывают на ружье.

Он им отвечает:

— Это у меня ружье. Вот видите: я зайца убил из него.

Они ему и говорят:

— Продай ты нам его!

Охотник говорит:

— Ну что же, купите. У меня дома есть другое. Цена десять рублей.

Ну, они по рублю собрали, десять человек, уплатили и спрашивают:

— Покажи нам, как же его заряжать и стрелять.

А раньше ружья были шомполки. Вот охотник говорит:

— Вот у меня мерка. Одну мерочку пороху насыпьте и из бумаги туда пыж кладите. А вторую мерку кладите и тоже из бумаги пыж кладите.

Показал ни, поднял курок.

— Сюда кладите пистон, нажмите на спусковой крючок пальцем, н у вас получится выстрел.

Охотник сделал выстрел при них, спрашивает:

— Поняли?

Они ему говорят:

— Поняли!

Попрощались и разошлись. Пошехонцы, немного отойдя, сели курить и говорят:

— Давайте зарядимте, попробуем выстрелить сами.

Вот один берет высыпает мерку, как охотник говорил, пороху, берет бумаги пыж класть. Второй говорит:

— Погоди! Не клади бумаги! Я мерку пороху положу, я тоже рубль платил!

Ну и так третий и четвертый. Вернее всего, десять человек по мерке высыпали пороху. Дело дошло сыпать дробь. То же самое так же один, другой, третий, каждый говорит:

— Я рубль платил, я всыплю!

В общем, полный ствол они забили.

— Ну, давайте стрелять!

Один берется, как охотник показывал, за ложе, четыре человека с одной стороны, а четыре с другой.

— Наше ружье — держаться будем!

Вернее всего, девять человек схватились, а десятому места нет. Десятый говорит:

— Ну, раз мне нет места, я буду в ствол глядеть, как полетят.

Когда нажал на спусковой крючок который держался на ложе, получился огромный взрыв. С ружья с этого осталось только щепочка в ложе, всё его разорвало. Кому руку вырвало, который глядел, куда полетит, — череп повредил. Вернее всего, покалечило всех, и охотники кончились.

Теперь сравним оба текста. В карельском варианте есть очень остроумное место: ружье стоит 3 рубля, но каждый глупец платит за него отдельно, свои 3 рубля. Так же рассчитываются они и за пороховницу.

А у Тимофеева этот эпизод отсутствует: то ли он забыл, то ли и слышал так. Зато у него подробнее изложена смешная сценка, когда каждый пошехонец хочет за свои деньги положить свою мерку пороху и свою порцию дроби. В карельском анекдоте просто сказано: «...все по мерке ссыпали пороху, по второй мерке дроби»...

Если мы предположим, что в первоначальном или, точнее, в полном виде этот рассказ имел все встречающиеся в обоих текстах эпизоды, в этом не будет ничего не вероятного. Возможно, где-то именно такой, полный, текст и записали или еще запишут, а возможно, его рассказывали или рассказывают сегодня, да просто не напали на него фольклористы.

Увлекшись такими сопоставлениями, некоторые дореволюционные ученые чуть ли не каждое произведение стали считать частью, обломком существовавшего в древности произведения. На основании нескольких записей они реконструировали, воссоздавали былину, песню, сказку, легенду в первоначальном виде.

Было добыто много интересных и важных научных фактов. Но они едва не потонули в массе неверных выводов и преувеличений. Вообще получилось, что в ходе устной передачи фольклорные тексты только разрушаются, только ухудшаются.

И в наши дни ученые нередко прибегают к этому методу. Бывает, что какая-нибудь старинная песня дошла до нас в плохой, неисправной записи.

Другие записи могут прояснить содержание и смысл интересующего нас произведения.

Записал я как-то старинную солдатскую песню. Идут солдаты в строю, а навстречу им девушка. Они зовут ее с собой: мол, у нас хорошая жизнь. А один солдат говорит: