Элиас Лённрот. Жизнь и творчество - Эйно Генрихович Карху

«Кантелетар», явилась «Гибель Элины». Как уже упоминалось, вари­анты этой баллады Лённрот записал, еще будучи студентом и домаш­ним учителем в семействе Тёрнгренов, в окрестностях имения Лаукко. Между прочим, имение с таким названием фигурирует и в балла­де, в которой отразились исторические реалии. Это драма ревности и женского коварства: по ложному навету служанки Кристины хозяин имения Клаус из ревности сжигает заживо в запертом доме свою юную жену Элину и ее мнимого любовника.

В «Гибели Элины», как и в других средневековых балладах и пес­нях-легендах, действуют уже моральные критерии христианства: не­винно загубленные вознаграждаются райским блаженством, нерас­каявшихся грешников постигает Божья кара.

По этой причине балладные сюжеты оказывались малопригодны­ми для эпического свода, целью которого было воссоздание языче­ской, дохристианской эпохи. Только в очень редких случаях Лённрот использовал в расширенной редакции «Калевалы» некоторые бал­ладные элементы из «Кантелетар», причем такие, средневековое происхождение которых было не всегда достаточно очевидно. В част­ности, к языческим сюжетам Лённрот не без основания отнес руну «Дети Туйретуйнен» о любви-инцесте брата и сестры. Из «Кантеле­тар» эта руна перешла затем в цикл рун о Куллерво в расширенной редакции «Калевалы».

РАСШИРЕННАЯ РЕДАКЦИЯ «КАЛЕВАЛЫ»

В письме от 25 мая 1848 г., уже на заключительной стадии подго­товки расширенной редакции «Калевалы», Элиас Лённрот делился своими проблемами с Фабианом Колланом, ученым и журналистом. Непосвященному могло показаться, писал Лённрот, что вся-то со­ставительская работа в том только и заключается, чтобы разместить руны одну за другой в определенном порядке. Но к тому времени, продолжал Лённрот, в его распоряжении было уже столь огромное количество собранных фольклорных материалов, что из них «могло бы получиться целых семь «Калевал», и все они были бы разные».

Как признавался Лённрот, некоторое время он был на распутье, не зная, как быть — что менять и чего не менять в новой редакции по сравнению с первым изданием. В конечном итоге он решил быть «консервативным в хорошем смысле» — оставить основную сюжет­ную канву прежней, с немногими изменениями и перестановками, но с существенными дополнениями в деталях.

Первое издание «Калевалы» вызвало новую волну интереса к со­бирательской работе, в истории которой 1840-е годы считаются наи­более интенсивным десятилетием. Кроме самого Лённрота и Кастре­на, к собирательской работе подключились молодые студенты, в их числе Ю. Ф. Каян, А. Алквист, Д. Э. Д. Европеус, X. А. Рейнхольм, Ф. Полей, 3. Сирелиус. Все собранные материалы поступали Лённроту, и всех этих лиц он благодарил в предисловии к «Калевале» 1849 г.

Более тщательно были обследованы уже известные фольклорные регионы и открыты новые. Наибольшей неожиданностью явилась Ингерманландия, прежде почти совсем неизвестный песенный край. Честь открытия ее фольклорных богатств принадлежит Д. Э. Д. Европеусу, молодому помощнику Лённрота, вступившего с ним в кон­такт, начиная с середины 1840-х гг.

Наряду с подготовкой «Калевалы» и других фольклорных изда­ний Лённрот вел тогда большую словарную работу, тоже связанную со сбором полевых материалов, на этот раз по разным народным го­ворам. Впрочем, хорошее знание народных говоров требовалось не только для подготовки словарей, но и для понимания языка фольк­лора, в котором встречалось немало диалектной и архаической лек­сики с затемненной и не всегда доступной семантикой. Не случайно Лённрот в переписке с А. Шёгреном обменивался мнениями по по­воду значений тех или иных народных слов и выражений, встречав­шихся в рунах.

На той стадии становления литературного финского языка сло­вари нужны были как воздух, и Лённрот это хорошо понимал. Для большей ясности прибегнем к сравнению. Русскому читателю хо­рошо известно, какое огромное значение в истории русского язы­ка имел и продолжает иметь многотомный «Толковый словарь» В. И. Даля (1801 — 1872), современника Лённрота. Словарь Даля был трудом всей его жизни, выходил он частями, а переиздается обычно по второму, посмертному, изданию 1880—1882 гг. К тому времени завершил свою работу над капитальным финско-швед­ским словарем и Лённрот — второй, заключительный, том вышел в 1880 г. (словарь был переиздан в 1930 и в 1958 гг.).

Одной из основных целей «Толкового словаря» В. И. Даля было преодоление отрыва современного ему книжно-письменного языка от народной основы, от живой русской речи. Даль сетовал на то, что книжный язык был засорен ненужными иностранными заимствова­ниями, и писал: «Пришла пора подорожить народным языком и вы­работать из него язык образованный».

Аналогичные задачи стояли и перед Лённротом с той, однако, разницей, что отношения между тогдашним книжным финским языком и живой народной речью были еще более сложными. Со времен Агриколы книжный финский язык складывался под силь­ным влиянием шведского языка (отчасти немецкого — Агрикола учился у Лютера в Виттенберге и формировался на его книгах). В книжном финском языке и во время Лённрота сохранилось мно­го «шведизмов» — в лексике, в способах словообразования, в синта­ксисе. Словарь Лённрота, включающий свыше двухсот тысяч слов, впитал в себя его обширные познания в области диалектной лекси­ки. По богатству материала словарь до сих пор остается уникаль­ным справочным источником, сыгравшим неоценимую роль в на­учно-литературной жизни.

Кроме того, Лённрот в 1840-е гг. участвовал также в подготовке более срочных прикладных словарей. В помощники по словарной работе к нему был первоначально подключен студент Д. Э. Д. Европеус, порекомендованный, в частности, Я. К. Гротом, знавшим его по университету. Весной 1844 г. Европеус вместе с Лённротом выехал в город Каяни для продолжительной словарной работы, для сбора языковых материалов. Одновременно он собирал и фольклор и вскоре стал одним из самых выдающихся его собирателей, первооткрыва­телей песен Ингерманландии.

Лённрот побывал в Ингерманландии проездом в Эстонию в 1844 г. В пограничном с Эстонией ингерманландском приходе Каттила (русск. Котлы) он записал несколько водских свадебных песен. В том же приходе свадебные песни записывали и раньше, но этим, в сущности, и ограничивались сведения об ингерманландском фольк­лоре до поездок Европеуса. Некоторые ориентировочные догадки о целесообразности фольклорного обследования Ингерманландии встречались у Шегрена, но до поры до времени дело откладывалось. Предстояло преодолеть инерцию, ибо Ингерманландия в глазах не­которых деятелей Общества финской литературы в Хельсинки оста­валась чисто русской провинцией, не более чем пригородом Петер­бурга, якобы не представлявшим для финнов особого интереса в эт­нокультурном отношении. Европеусу и его спутнику Рейнхольму приходилось преодолевать эту инерцию, они настаивали на том, что­бы открытый ими фольклорный регион был основательно и безотла­гательно обследован.

Лённрот использовал в какой-то мере собранные ингерманланд­ские материалы, однако с подготовкой и изданием новой