Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020 - Людмила Владимировна Зубова

как уже состоявшегося, глагол потеряет приобретает переносное грамматическое значение (ср. грамматическую метафору как-то утром иду я на работу с формой настоящего времени в значении прошедшего нарративного). В тексте Егора Летова трижды даны образы катастрофы, разрушения, и наречие как-то, с одной стороны, говорит о внезапности и неотвратимости катастрофы, а с другой – по своему стилистическому значению – повествует об этой катастрофе как о чем-то обычном, не вызывающем тревоги и потому особенно зловещем.

При употреблении вполне нормативного настоящего исторического времени (повествовательного, образно-поэтического актуального настоящего) ненормативным оказывается его помещение в конструкцию с точным указанием на время отдаленной ситуации:

И вот он чистит свой сапог

движеньем виолончелиста

и строгим оком резервиста

пытливо смотрится в него.

<…>

И вот он двадцать лет назад

сидит в своем армейском парке,

играет марши, вальсы, польки,

мазурки даже иногда.

Александр Левин. «Кларнетист» [501].

При употреблении вполне нормативного настоящего исторического времени глагола ненормативным оказывается его помещение в конструкцию с указанием на время события: И вот он двадцать лет назад / сидит в своем армейском парке, / играет марши, вальсы, польки, / мазурки даже иногда. При другом обстоятельстве времени, например вчера, в прошлую пятницу, речевой аномалии бы не было, в таком случае существует ограничение на слишком большую отдаленность события от момента речи (впрочем, оценка степени отдаленности всегда релятивна, субъективна и может не совпадать у автора и читателя).

Приведенный текст хорошо показывает, что «настоящее историческое не теряет признаков транспозиции, но связано с элементами условности» (Бондарко 1999: 91). Именно условность актуализирована в этом тексте пространным темпоральным спецификатором и вот он двадцать лет назад, помещенным в одно предложение с историческим настоящим.

Если преобразовать текст А. Левина в нормативную конструкцию, разделив границами предложения указание на время и указание на ситуацию, модус условности окажется значительно ослабленным: И вот, это было двадцать лет назад, он сидит в армейском парке, играет марши…

Кроме того, в семантический конфликт вступают темпоральные обстоятельства и вот, иногда. Первый из них – нарративный актуализатор ситуации, локализованной во времени, второй – квантификатор – указывает на повторяемость ситуации.

Наглядность настоящего исторического времени в стихотворении гармонично объединяется с фонетической изобразительностью. Словоформа виолончелиста сама по себе – протяженностью, мелодической последовательностью четырех разных гласных в шести слогах, трехстопным хореем в пределах слова, дополнительными ударениями, сочетанием ио – показывает причудливое движение смычка и сапожной щетки. И эта музыка, звучащая и в сознании бывшего музыканта, и в самом слове виолончелиста, вторит началу строки И вот он чистит… – в этом случае становится заметным и подобие согласных. Таким образом, в этом тексте фонетика, художественный троп (сравнение) и грамматика сливаются в единый поэтический аргумент достоверности высказывания – об уходящем времени и о таланте, печальным образом воплощенном чисткой сапога. Печаль соединена с оптимизмом ощущения того, что музыкант остается музыкантом при любых обстоятельствах.

Настоящее историческое время в лингвистике называется и настоящим изобразительным. Второй термин больше подходит для такого текста Али Кудряшевой, в котором формы настоящего времени отнесены к гипотетическому будущему:

Когда-нибудь мы сидим с тобой вшестером – ты, я и четыре призрачных недолюбка и лунный свет, и моя голубая юбка, и дымный и негреющий костерок. Когда-нибудь мы сидим с тобой у огня и ты говоришь мне: «Слушай, кто эти люди?» И я отвечаю: «Это все те, кто любят или любили неласковую меня». (Аля Кудряшева. «Сто дней, сто ночей…»)[502].

Любопытен пример маркирования времени неоднократным изменением географического названия: Помню кое-что. Помню, как Спиридониевка была Спиридониевкой еще до того, как она нынче стала Спиридониевкой. И я там жил (Д. А. Пригов. «И это все происходило при мне»[503]). Темпоральная оппозиция была … еще до того – нынче стала как будто теряет смысл, поскольку новое качество не отличается от старого. Но идентичность знака (топонима) в начальной и конечной точках времени представлена как следствие исторических перемен. В последовательности переименований, о которых рассказывает Пригов, не фигурирует вытесненное название улица Алексея Толстого. Собственно, именно этот пропуск и значим. Создается значительное напряжение между постоянством явления и его трансформацией, между статикой и динамикой, между старым и новым. Прошлое становится настоящим, а настоящее прошлым. Текст утверждает, что бурные события в истории нужны как будто только для того, чтобы осталась неизменной сущность явления, данная в его знаке.

Время и последовательность действий (таксис)

К различным речевым аномалиям в обозначении таксиса может приводить компрессия высказывания:

Я сидел на балконе. К дому толпою бежали мохнатые тучи.

Шлепали капли в лицо, шарахались всюду корявые тени.

Ольга кричала внизу, просыпаясь, и вновь просыпаясь.

И дом наш, словно безумная муха, метался по поднебесью.

Владимир Кучерявкин. «Перед катастрофой» [504].

В этом тексте значения предшествования и следования выражены одним и тем же глаголом. Таксисное отношение обозначено деепричастиями и темпоральным наречием вновь. Пропущенное звено в последовательности событий – деепричастие засыпая – легко восстанавливается, однако его восстановление приводит к потере художественного смысла. Норма предполагает, что наречие вновь предназначено для информации о возвращении к прежней ситуации после ее изменения, но у Кучерявкина изменение ситуации не обозначено, именно к этому необозначению и привлечено внимание читателя. Момент засыпания представлен как не осознанный ни героиней, ни наблюдателем. По отношению к действию, обозначенному формой кричала, возможна двойная интерпретация таксиса: ‘просыпалась и кричала одновременно’ и ‘кричала после того, как просыпалась’. Обратим внимание на то, что деепричастие просыпаясь – несовершенного вида, и контекст актуализирует именно незаконченность, нерезультативность действия (состояния). Этот контекст позволяет ощутить также, что глагол просыпаться находится на границе между глаголами действия и глаголами состояния.

В лексико-грамматических оксюморонах темпоральные показатели высказываний приходят в противоречие с глагольными формами:

Ниже, чем сейчас жужжал

шмель, я слышу воркованье.

Кто-то завтра уезжал,

кто сегодня расставался.

Надя Делаланд. «Паровозопоезд – ту-у-у!..» [505] ;

За что Она всплывает и плывёт

и опресняет водоём слезами,

за то, что в прошлом дочь свою убьёт

(не сына – дочь, но это – между нами)?

Виталий Кальпиди. «И плавала Офелия» [506].

В стихотворении Нади Делаланд на будущее указывает наречие времени, а в стихотворении Виталия Кальпиди – глагол. Фрагмент из стихотворения Кальпиди организован весьма сложно. Нестандартным глагольным управлением первой строки автор говорит о причине как о вине (регенерируя былую синонимию этих слов). Это приводит к тому, что глаголы настоящего времени приобретают не свойственное им перфектное значение: слова всплывает и плывет означают ‘наказана’, но семантическая перфектность парадоксальным образом представлена как наглядное состояние с интенцией к обобщению: ‘произведения Шекспира вечны, события, изображенные им, а также причины и следствия этих событий не ограничены временем’. Здесь еще интересно то, что Кальпиди изображает будущее как известное (состоявшееся), которое будет повторяться. В этом смысле можно было бы говорить о такой грамматической метафоре, которая называется будущим нарративным. Однако нарративная линейность резко нарушается темпоральным показателем в прошлом.

Другие примеры противоречий между лексическими показателями времени и грамматическими формами:

Я динозавр, я вымру так давно,

любви в сосудах – нацедить с наперсток,

но

и этого довольно стать должно,

чтоб влить по капле старое вино

в твой юный мех, взъерошив твой подшерсток.

Владимир Строчков. «Палеэротические фантазмы» [507] ;

и я решил мне было подсказано перечислить