Искусство рассказывать истории - Габриэль Гарсия Маркес

Габо. А что, если Энрике просто начнет разговор?

Глория. Пара слов – и он сразу все поймет.

Дениз. Если Энрике начнет заигрывать, то мы остаемся без морали.

Габо. После перевоплощения Тере должно произойти одно из двух: она либо покорит Энрике, либо его потеряет. Первую возможность легче представить, но она менее правдоподобна. Энрике окажется очень поверхностным, если его так расстроит смена прически и наряда.

Рейнальдо. Вернемся к последней встрече в баре. Вокруг тьма народу. Тере сидит за столом, рядом с другим парнем. Допустим, ей удается без особых усилий слиться с тамошней публикой. Энрике проходит перед ней и не видит ее или, вернее, не узнает. Он садится за соседний столик и ждет ее прихода. Тогда Тере встает, решительно идет к нему, опирается обеими руками на стол, как молодой соблазнитель, и с улыбкой произносит: «Ну привет». Энрике поднимает глаза, узнает Тере и, ошеломленный, приходит в бешенство, хватает ее за руку, вытаскивает из бара и начинает ругать последними словами. Возможно, он срывает с нее что-нибудь – ремень, цепочку, какой-нибудь аксессуар – и бросает на землю, топчет… И все, больше ничего в голову не приходит.

Габо. Уточним одну деталь. Мы говорили, что Тере одета как мужчина. Это не вполне точно. Тере маскируется. Надо не перепутать. Энрике физически не принимает Тере как парня, но принимал ли он ее как женщину? С повествовательной точки зрения нам нужен результат. А его как раз нет.

Маркос. Результат можно выразить визуально, а не на уровне сюжета.

Габо. Секундочку. Я кое-что понял. Мы забыли про спектакль, который репетируют Энрике и Тере. Мы используем его только вначале, как простой предлог для встречи. Почему бы нам сейчас не попытаться интегрировать его в действие? Возможно, ключ к развязке находится в одном из таких диалогов.

Роберто. Означает ли это, что им удается общаться только на художественном уровне, посредством драматического текста?

Элид. Пьеса может быть посвящена двум людям, которым трудно найти себя.

Габо. Представьте, что Энрике сидит в баре и ждет Тере. Она приходит в мужской одежде, садится рядом, Энрике смотрит на нее, узнает, что-то говорит – то, что мы уже слышали от него в пьесе, – и она отвечает, но не так, как планировалось. Входит в роль, но по-своему. Начинается диалог между ними, раскрывающий их конфликт.

Маноло. В начале мы несколько раз говорили о повторении любовной сцены на репетициях.

Габо. Нам нужно представить эту сцену и тщательно продумать диалог, чтобы использовать его позже.

Роберто. В пьесе у героев все получается, а в реальной жизни Энрике и Тереза…

Габо. А почему бы не наоборот? На сцене все хуже некуда, а в жизни – хеппи-энд.

Дениз. А еще я думала о сцене смерти.

Рейнальдо. Любовь, заканчивающаяся сценой смерти? Исключено. Они же не Ромео и Джульетта.

Габо. У меня есть предчувствие, что повторяющиеся диалоги, которые по мере развития событий видоизменяются, имеют огромный поэтический потенциал. Фильм может закончиться как настоящая поэма. Энрике произносит знакомую нам фразу – мы уже слышали ее два или три раза, – а Тереза отвечает чем-то, что кажется нам знакомым, но на деле оказывается другим, и так происходит, пока история не пойдет своим путем… Возможно, это путь, о котором никто не подозревал, ни мы, ни они.

Сокорро. Так в итоге у них все хорошо? Какое облегчение!

Габо. Когда они начинают изменять диалоги, чтобы приспособить к своей ситуации, мы понимаем, что они нарушают социальные условности. Их объединяет нечто более глубокое. То, что до сих пор мы расценивали как истинную любовь – на сцене в театре, – оказывается препятствием, стоявшим между ними.

Роберто. Этим мы внушаем зрителю иллюзию, что все кончится хорошо, но на самом деле конфликт остается.

Виктория. Дениз, ты хотела, чтобы Энрике встретил другую женщину. А почему не саму Тере, которая отказывается от перевоплощения и заявляет о себе?

Рейнальдо. Каким образом?

Габо. Признаюсь, для меня главная проблема в том, что мы не знаем, насколько драматичной может оказаться эта ситуация для Энрике. Не думаю, что возможность или невозможность переспать с женщиной достаточно глубокая проблема.

Роберто. Просто смешная.

Дениз. Это как раз можно реализовать в комедийном ключе.

Габо. Что ж ты раньше молчала!

Глория. Так-так!.. То мы ничего толком изменить не можем, то за секунду меняем жанр!

Габо. Меняет тот, кто вправе поменять. Предложение исходит от самой Дениз.

Рейнальдо. А я уже полюбил идею трагедии.

Габо. Если история станет комедийной, то мы сможем сделать любой финал. Например, Тере переоденется мужчиной, Энрике – женщиной, и все, хеппи-энд. Пока смерть не разлучит их.

Сокорро. Тогда преобразится не только Тере, но и вся история.

Габо. Представьте себе: Энрике выходит в образе красивой женщины, а Тереза – элегантнейшего из кавалеров. Он приглашает ее на танец в большом зеркальном зале… Прекрасный финал. История изменится, но какая разница, если перемены к лучшему?

Роберто. Не нужно ничего менять. Я вижу этот фильм как комедию: от начала и до конца.

Габо. Единственное, что нужно изменить, это интонацию. Например, при встрече в баре. Тере подстригается, одевается как юноша, идет в бар и ждет Энрике. Внезапно он появляется в костюме женщины. И смотрится шикарно, ведь Энрике великолепный актер и мастерски меняет внешность. Вспомните хотя бы Дастина Хоффмана в «Тутси»…[68] Ну, вот Энрике и Тереза стоят напротив, все еще не узнают друг друга… И вдруг…

Дениз. Анагноризис.

Элид. В таком случае мы могли бы сделать Тере лесбиянкой.

Габо. После такого количества усердной работы ты хочешь испоганить весь фильм?

Элид. Тере как лесбиянка часто посещает бар без его ведома… и в конце концов у них появляется сын. Которого родила Тере, разумеется.

Глория. Шутки в сторону, теперь оказывается, что Энрике не только гомосексуал, он еще и трансвестит.

Габо. Почему? Он актер, любит наряжаться, играть с внешностью. Одним вечером он идет в гей-бар, одетый как старомодная дама, в другой раз – в костюме мушкетера… А когда встречает Тере, он одет, допустим, как Мария Феликс из «Доньи Барбары»[69] или Глория Свесон из «Бульвара Сансет»[70].

Дениз. Жуть какая!

Рейнальдо. Я уже знаю, какую пьесу они ставят: «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Тере играет роль Титании, а Энрике – осла, то есть парня, который превращается в осла и разговаривает с Титанией. Здесь все к месту: метаморфоза, эротическая игра…

Габо. Кажется, ключом к истории стало слово «комедия». Этот последний момент, танец, может стать прекрасным финалом. Не обязательно укладывать героев в одну постель. Можно просто показать, как они танцуют – идеальная пара, пусть и поменялись ролями, – и зритель все поймет. Это андрогины, которые в итоге нашли друг друга. Вот откуда взялась эта влюбленность, взаимное притяжение, которое они почувствовали с самого начала. Они искали друг друга. Но не там, где надо.

Рейнальдо. Когда Тере проходит пробы в театре, в ее репликах обязательно должна быть нотка иронии. Энрике это понимает. Оба находятся под знаком Близнецов.

Габо. Барьер, который их разделяет, – это барьер их пола. Когда роли меняются, он исчезает.

Сокорро. Как это понять зрителю?

Габо. Не знаю. Но сейчас наша задача – определить, как мы покажем различные метаморфозы Энрике. Каждый раз, когда Энрике появляется в баре, ему приходится быть другим персонажем. Очень актерская атмосфера, очень карнавальная. Дело не в том, что он становится неузнаваемым, а в том, что он всегда другой: сегодня он надевает накладные усы и парик, завтра поправляет волосы а-ля Валентино. Сегодня носит очки, завтра – бороду… Это только примеры, но думаю, здесь можно развернуться.

Элид. Энрике может заявиться в бар в театральном костюме Тере, и наоборот.

Габо. Но актеры репетируют в своей одежде…

Элид. На прогонах перед постановкой – уже в костюмах.

Габо. В любом случае нам нужно знать, что это за произведение. Возможно, повторение драмы андрогинов, двух половин, которые ищут