Элиас Лённрот. Жизнь и творчество - Эйно Генрихович Карху

Лённрот нередко «рассчитывался» за исполненные руны, а заодно раздавал и тем боль­ным, которым было не до рун. Иные рунопевцы готовы были брать деньги, это тоже практиковалось, а кое-кто предпочитал рюмку-дру­гую рома. Ко всему этому Лённрот привык и приноровился, всегда имел с собой некоторые запасы для угощения, несмотря на таможен­ные строгости по провозу запрещенных товаров.

Уже из приведенных подробностей в описании встречи Лённрота с Онтреем Малиненом, а еще раньше с Юхани Кайнулайненом, яс­но, что рунопевцы были занятые люди. Трудовой ритм их быта и хо­зяйственных занятий был особенно напряженным в летнее время. Пожни и покосы, рыбные тони и ягодные места могли быть далеко от дома, люди привыкли неделями жить в отдаленных рыбачьих и лес­ных избушках. Словом, собирателю рун не всегда удавалось застать лучших певцов на месте в родной деревне. Например, имя известно­го рунопевца Архипа Перттунена впервые упомянуто Лённротом еще в заметках 1833 г., то есть он слышал о таком певце от местных жите­лей и собирался было уже поехать в деревню Латваярви, но узнав, что Архипа не было дома, в тот раз не поехал.

Опыт подсказал Лённроту, что в Беломорскую Карелию лучше было ездить в зимнее время. Эту мысль он высказал еще в путевых за­метках о своей третьей поездке в 1832 г., то есть когда впервые побы­вал в районе Репола — Аконлахти. «Я бы посоветовал тому, кто захо­чет совершить поездку в эти края, — писал Лённрот, — совершить ее зимой. Тогда ему было бы удобнее, взяв из дому лошадь и сани, до­везти до места необходимые вещи. К тому же в это время года легче застать людей дома, они менее заняты работой. Да и ездить зимой безопаснее, чем летом, когда в этих местах, как уже говорилось, хо­дят бродяги и беглые солдаты».

Если в южную часть финляндской Карелии Лённрот считал пред­почтительнее ездить летом (это было и удобнее, и дешевле), то в Бе­ломорскую Карелию и особенно на Кольский полуостров и в фин­ляндскую Лапландию он старался ездить зимой, точнее, начиная с поздней осени и до ранней весны, то есть до наступления полного бездорожья. Рассказывая о двух своих поездках 1837 г. от побережья Белого моря до Инари (в финляндской Лапландии) и обратно, Лён­нрот писал: «Обе поездки пришлись на зимнее время, летом эти мес­та вообще труднопроходимы. Зимой же, напротив, по ним можно хо­рошо и быстро передвигаться».

Возникали, конечно, и свои неудобства. Побывав в феврале 1842 г. еще раз в Инари, Лённрот заметил мимоходом: «Лишь после того, как проведешь какое-то время в дыму лопарской вежи, сможешь почувст­вовать, что значит настоящий дом, точно так же, как, поборов болезнь, начинаешь ценить здоровье». Но в награду за лишения выпадали и житейские удачи. Отметив обилие рыбы в Ковде (Кольский полуост­ров), Лённрот добавлял в записках, что они с Кастреном «купили од­ного лосося весом двадцать три фунта, из которого несколько дней го­товили пищу, но так до Кеми и не успели всего съесть. Мы заплатили за него по двадцать копеек за фунт».

Архипа Перттунена в деревне Латваярви Лённрот посетил в ап­реле 1834 г. Встреча с певцом произвела на него огромное впечатле­ние, ее описанию он уделил в путевых заметках более трех страниц текста — по весьма экономным нормам Лённрота это была редкая щедрость.

Как оценивают современные исследователи на основе записей в церковных книгах, в которые заносились периодически имена при­хожан и которые хранились потом в Архангельском губернском ар­хиве, Архипу Ивановичу Перттунену было к моменту встречи с Лён­нротом около шестидесяти пяти лет. По разным записям выходит, что он родился между 1768-1771 гг., наиболее вероятным считается 1769 г., а скончался Архип в 1841 г.

Лённрот посчитал Архипа намного старше («это был уже восьми­десятилетний старец»), удивился его хорошей памяти и был впечат­лен его внушавшим уважение достоинством. «Несмотря на бедность, дом Архипа был мне более по душе, чем иные зажиточные дома. Все в доме почитали старого Архипа как патриарха, таковым он казался и мне. Он был лишен многих предрассудков, широко распространен­ных здесь. Он и все домочадцы ели вместе со мной, за одним столом, из одной и той же посуды, что вообще редко бывает в этих местах. Что в сравнении с этим маленькая неухожесть, которую старик про­явил во время еды! Он руками взял рыбину из общего блюда и поло­жил мне на тарелку. Сколь ни странной показалась такая манера уго­щения, но у меня хватило ума оценить ее как проявление доброжела­тельности. Аппетит у меня от этого не пострадал, тем более что, как и во всех здешних домах, тут строго соблюдают правило мыть руки перед едой и после еды».

Из этого описания следует, что Архип и его семья не были старо­обрядцами, поскольку лишь в старообрядческих домах Лённроту и другим путешественникам (тому же Кастрену) приходилось есть от­дельно из своей посуды. С Лённротом были случаи, правда, редкие, когда из-за религиозных убеждений некоторые местные жители, весьма известные в своей среде рунопевцы, уклонялись от встреч с ним. Но это касалось далеко не всех старообрядцев. Между прочим, старообрядцем был и Онтрей Малинен, о котором уже шла речь. С ним встречался еще в 1825 г. А. Шёгрен, который, подобно Лён­нроту, не испытывал при этом, по-видимому, особых затруднений.

В оценке Архипа Перттунена как выдающегося певца Лённрот подчеркнул обширность его репертуара и высокое качество исполне­ния, а в характере отметил внутреннюю одухотворенность, способ­ность к сильным эмоциям и воодушевлению. «Целых два дня и еще немного третьего я записывал от него руны. Он пел их в хорошей по­следовательности, без заметных пропусков, большинство из его пе­сен мне не доводилось записывать от других; сомневаюсь, чтобы их можно было еще где-либо найти. Поэтому я очень доволен, что посе­тил его. Как знать, застал бы я старика в живых в следующий раз, а если бы он умер, изрядная часть древних рун ушла бы с ним в моги­лу».

В этом, почти исключительном для Лённрота, случае он уделил — и в самой беседе с Архипом, и в последующем ее описании — внима­ние тому, от кого и когда певец усвоил руны. «Когда речь зашла о его детстве и давно умершем отце, от которого он унаследовал свои ру­ны, старик воодушевился», — и дальше Лённрот приводит слова са­мого Архипа: «Когда мы, бывало, — рассказывал он, — ловя неводом рыбу на озере Лапукка, отдыхали на берегу у костра, вот