Второй том «Мертвых душ». Замыслы и домыслы - Екатерина Евгеньевна Дмитриева
Второй том «Мертвых душ». Замыслы и домыслы читать книгу онлайн
Сожженный второй и так и не написанный третий тома поэмы Николая Гоголя «Мертвые души» – одна из самых загадочных страниц в истории русской литературы, породившая богатую мифологию, которая продолжает самовоспроизводится и по сей день. На основе мемуарных и архивных данных Екатерина Дмитриева реконструирует различные аспекты этой истории: от возникновения авторского замысла до сожжения поэмы и почти детективного обнаружения ранней редакции пяти глав из второго тома шесть месяцев спустя после смерти Гоголя. Автор рассказывает о предполагаемых источниках продолжения «Мертвых душ», а также о восстановлении утраченных глав, ставшем возможным благодаря воспоминаниям современников, которые слушали чтение Гоголем полной редакции второй части. Отдельные разделы книги рассказывают о мистификациях и стилизациях, появлению которых в XIX–ХХ и ХХI веках способствовало исчезновение гоголевской рукописи и пересмотру знаменитого тезиса о «Божественной комедии» Данте, якобы послужившей вдохновением для трехчастной архитектоники «Мертвых душ». Екатерина Дмитриева – доктор филологических наук, заведующая Отделом русской классической литературы ИМЛИ РАН, член академической группы по изданию Полного собрания сочинений и писем Н. В. Гоголя, ведущий научный сотрудник ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН.
Еще одну версию судьбы рукописей «Мертвых душ» дает письмо И. С. Аксакова неустановленному лицу от второй половины июня 1852 года: в нем появляется информация о том, что в отличие от всех других бумаг главы «Мертвых душ» были найдены не в портфеле:
Действительно найдены самые черновые рукописи 4‐х первых глав 2‐го тома, да еще какой-то главы, никому не читанной. Шевырев их сам разбирает и переписывает, найдены еще объяснения обедни, рукопись – вроде его собственной биографии как писателя, помимо всех видимых событий жизни, завещание – матери и сестрам… последнее слово к друзьям… очевидно писанное за несколько дней до смерти, 12 записных книжек, в которых Гоголь записывал и анекдоты и разные оригинальные выражения и отдельные мысли, целые фолианты выписок из Св<ятых> отцов, псалтирь, каллиграфически им самим переписанный, матерьялы для областного словаря, начертание истории русской литературы для юношества, полный рукописный экземпляр переписки с друзьями, со всеми ненапечатанными письмами, и лоскуток бумаги, содержащий в себе замечательные слова, писанные слабою рукою, вероятно, после сожжения М<ертвых> душ. Вот они: «Будьте живые, а не мертвые души! Единая дверь в небесное царствие – Иисус Христос! Всяк, прелазяй инуду, тать есть и разбойник!..» Вероятно, ему думалось в эту минуту, что искать спасения подвигом писателя, а не прямо молитвой и постом – значит прелазить инуду. Объяснение обедни, завещание, слово к друзьям, этот лоскуток – кажется, найдены в портфеле; очевидно, что он сохранил их с намерением, но главы из М<ертвых> душ нашлись завалившимися в шкафу за книгами. При распечатании бумаг были Капнист, Толстой и Шевырев; разбор взял на себя Шевырев, который исполняет это дело добросовестно[271].
О том, что «три неполные черновые главы» второго тома «Мертвых душ» были брошены Гоголем в шкаф с платьем после переписки набело и позабыты, а «некоторые листы потеряны», сообщал также П. А. Кулиш в письме А. М. Кулиш от 6 ноября 1852 года[272]. Та же версия подтверждается и в позднейшем письме М. И. Гоголь О. С. Аксаковой от 24 апреля 1855 года: «Тяжело мне было читать продолжение „Мертвых душ“ из найденных вчерне в его шкапу»[273].
Также и о составе новонайденных частей второго тома «Мертвых душ», несмотря на их «физическое обнаружение», ходили противоречивые слухи: называлось от трех до пяти уцелевших глав (о трех неполных черновых главах второго тома писал, как уже было сказано, Кулиш[274], о четырех – И. С. Аксаков). А в «Списке бумаг, оставшихся после покойного Гоголя», позднее составленном Шевыревым, речь шла уже о пяти найденных главах:
Черновые тетради 2‐го тома «Мертвых Душ»: 1-я глава от 1‐й до 35‐й страницы, 2-я глава от 37‐й до 48‐й страницы, 3-я глава от 47‐й страницы по 75‐ю, 4-я глава от 77‐й по 99-ю. Еще глава, не обозначенная нумером[275].
Реконструкция замысла
Несмотря на все вопросы и загадки, которые второй том «Мертвых душ» и по сей день ставит перед исследователями, имеющиеся в нашем распоряжении документы, воспоминания и мемуары современников позволяют все же до известной степени реконструировать развитие сюжета на разных этапах творческой истории.
Содержание сожженных глав поэмы, читанных в июле 1849 года в калужской гостиной А. О. Смирновой, достаточно подробно пересказал ее младший брат (по матери) Л. И. Арнольди в воспоминаниях, опубликованных под названием «Мое знакомство с Гоголем». Арнольди был в это время чиновником при калужском губернаторе Н. М. Смирнове и присутствовал на чтении двух глав, а также знал о содержании остальных со слов сестры. Сравнив главу I, вышедшую в свет после смерти Гоголя, с той, что он слышал в чтении Гоголя, Арнольди отметил, что слышанная им «начиналась иначе и вообще была лучше обработана»[276].
О том, что уничтоженная Гоголем в составе всей рукописи глава I, наиболее тщательно им отредактированная, имела другое начало, имелись и свидетельства самой А. О. Смирновой, пересказанные П. А. Кулишом, первым биографом Гоголя:
Читатель помнит торжественный тон окончания первого тома. В таком тоне начинался, по ее словам, и второй. Слушатель строк с первых (так! – Е. Д.) был поставлен в виду обширной картины, соответствовавшей словам: «Русь! куда несешься ты? дай ответ!» и проч.; потом эта картина суживалась, суживалась и наконец входила в рамки деревни Тентетникова[277].
Еще одно свидетельство о содержании главы I в том виде, в котором она читалась Гоголем, принадлежит Д. А. Оболенскому, выпускнику, как и И. С. Аксаков, Училища правоведения, служившему в 1849 году в ведомстве Министерства юстиции, но часто по домашним делам бывавшему в Калуге (его отец, А. П. Оболенский, был в 1825–1831 годах гражданским губернатором Калуги). Оболенский, которому впоследствии суждено будет сыграть значительную роль в издании второго тома (о чем речь пойдет далее), тоже упоминал о большем художественном совершенстве прочитанной Гоголем в 1849 году главы I по сравнению с дошедшей до нас редакцией:
Хотя в напечатанной первой главе все описательные места прелестны, но я склонен думать, что в окончательной редакции они были еще тщательнее отделаны[278].
Д. А. Оболенский указал и на то, что причины выхода Тентетникова в отставку представлялись в калужской версии иными:
Рассказ о воспитании Тентетникова, сколько мне помнится, читан был Гоголем в том виде, как он напечатан в первом издании 1855 года. Причина же выхода в отставку Тентетникова была гораздо более развита, чем в тех вариантах, которые до нас дошли. Но ничего подобного на глупые анекдоты о директорской шинели и галошах и о Сидоре Андреевиче, вставленных в варианты, изданные в 1872 году, не было и быть не могло; ибо причина выхода в отставку Тентетникова имела весьма глубокое нравственное основание[279].
Вообще же все, кому довелось слышать чтение Гоголем первой главы в Калуге, единодушно вспоминали о мастерстве его декламации:
Помню, как он начал глухим и каким-то гробовым голосом: «Зачем же изображать бедность, да бедность, да несовершенство нашей жизни, выкапывая людей из глуши, из
