Иван Крылов – Superstar. Феномен русского баснописца - Екатерина Эдуардовна Лямина

в ответ подарок. Стоило ему в 1844 году нарушить заведенный ритм, Александра Федоровна забеспокоилась. А. И. Философов, воспитатель ее младших сыновей, писал Крылову: «Отложенное вам яйцо ждет вас с первого дня Пасхи», – и прибавлял: императрица «желает, чтобы вы за ним приехали, естьли только силы ваши вам это дозволят»[349].

Здоровье все чаще подводило Крылова, однако он все-таки взялся за новое издание. Дело было верное. Контракт со Смирдиным истек весной 1840-го, и уже в следующем году, по свидетельству П. П. Каменского, басен нельзя было найти в продаже[350]. Поэт предпочел не заключать договор с очередным издателем, а сделать все самостоятельно, как в далеком 1809‑м. К прежним восьми книгам он добавил еще одиннадцать басен, написанных с 1832 по 1834 год, – так возникло итоговое девятикнижие.

К его услугам, благодаря знакомству с Ростовцевым, была Типография военно-учебных заведений, но для оплаты выставленного счета ему все-таки пришлось снять со своего банковского вклада значительную сумму – 2963 рублей 25 копеек серебром[351].

«Басни И. А. Крылова. В девяти книгах» вышли в свет 8 декабря 1843 года[352], снова в преддверии Рождества. Тираж был рекордным – 12 000 экземпляров. Вероятно, примерно половину у баснописца сразу выкупили книгопродавцы[353], а остальное он придержал, выжидая, когда рынок опять потребует басен Крылова и книги можно будет реализовать по хорошей цене. После кончины поэта в ноябре 1844 года не менее 800 экземпляров были, по его предсмертному поручению, разосланы вместе с приглашением на погребение[354]. При этом в июле следующего года в наличии все еще имелось до 4 тысяч экземпляров[355].

Тем временем имя «дедушки Крылова» гремело независимо от него самого, а его тексты с каждым годом все явственнее превращались из украшения «большой» литературы в дидактический материал[356].

Еще со времен «Учебной книги российской словесности» Греча, выходившей в 1819–1822 годах, десятки басен Крылова включались в русские школьные хрестоматии[357]. Баснописец не препятствовал этому, но по мере того, как росли тиражи учебной литературы, число его маленьких читателей неуклонно стремилось к тому, чтобы превысить число взрослых. Теперь же на арену выходила совсем новая категория, предъявлявшая спрос на басни Крылова, – крестьянские дети. Для них в начале 1840‑х годов создавались специальные книги для чтения.

В феврале 1844 года во втором выпуске сборника «Сельское чтение» (цензурное разрешение от 15 января) вышла статья В. Ф. Одоевского «Кто такой дедушка Крылов?» с портретом баснописца. Из нее читатели, грамотные крестьяне и дети, посещающие сельские училища, узнавали, что это «уж человек пожилой и к тому очень умный» и что он

уж пятьдесят лет слишком книжки пишет и честный люд доброму поучает <…> умную шутку сшутить, чтобы людей доброму научить, не всякий умеет; на то Бог дает особое дарованье; вот таким-то дарованьем Бог дедушку Крылова благословил. Дедушка все поучает притчами: то о коне речь заведет, то об мухе, то невесть о чем, а ты смекай, что все то говорится об людях и о том, что промежду людей бывает[358].

Далее следовали пересказы и полные тексты трех «притч»: «Крестьянин в беде», «Совет Мышей» и «Лягушка и Вол». Здесь, правда, приключился конфуз: вместо крыловского «Совета Мышей» Одоевский пересказал, видимо, гораздо лучше ему известную басню Лафонтена Conseil tenu par les rats, совершенно другого содержания[359].

«Сельское чтение» распространялось в первую очередь по училищам, которые в это время массово создавались в селениях государственных крестьян под эгидой Министерства государственных имуществ[360]. Давал ли Крылов разрешение на перепечатку его сочинений издателям, Одоевскому и А. П. Заблоцкому-Десятовскому, видел ли он вышедшую книгу, мы не знаем. Но эта публикация в любом случае не только не могла повредить продаже «Басен в девяти книгах», но и служила к его вящей славе, увеличивая число будущих покупателей.

16

Дом у Тучкова моста. – «Умно и расчетливо»

В отставке Крылов всерьез занялся обустройством своей жизни. Он стремился не просто к покою и комфорту, но и к тому, чтобы приобрести собственный дом. Его выбор остановился на владении наследников протоиерея Каменского во 2‑м квартале Петербургской части по Малой Никольской улице под № 487, напротив Князь-Владимирского собора, недалеко от Тучкова моста.

В начале 1840‑х годов эта отдаленная часть столицы была населена в основном бедными дворянами и чиновниками, а также мещанами и купцами 3‑й гильдии; они владели преимущественно мелкими участками и деревянными домами средней стоимостью около тысячи рублей серебром[361]. Крылов приобрел там одно из лучших домовладений – обширную усадьбу, где помимо каменного дома имелись флигели, служебные постройки и сад. Покупка обошлась ему в 17 914 рублей 27 4/7 копейки серебром[362] – более половины его накоплений.

Вскоре началась перестройка и отделка заново дома и флигелей. Услуги архитектора Георга Буятти, только начинавшего карьеру в Петербурге[363], вероятно, стоили относительно недорого, но все остальное требовало значительных расходов. По словам самого Крылова, его выручил некий купец, который из почтения к знаменитому русскому баснописцу сам взялся за ремонт и перестройку дома, используя лучшие материалы и выставляя за все работы «половинные» цены[364]. Скорее всего, речь идет о Василии Михайловиче Калгине – на тот момент самом богатом и известном жителе Петербургской стороны. Сорокасемилетний Калгин, биржевой маклер, торговавший льном и пенькой, был одним из наиболее уважаемых купцов города, не случайно он наряду с Крыловым запечатлен в коллективном портрете столичной элиты на картине Г. Г. Чернецова «Парад на Царицыном лугу» (1837). Кроме всего прочего, он был крупным домовладельцем и, прибегая к современному термину, девелопером, построившим несколько доходных домов в разных частях города. В одном из них, расположенном на углу Малой Никольской и Большого проспекта Петербургской стороны, он содержал больницу для бедных, которую заново отделал и оборудовал в мае 1843 года[365]. Сам он жил поблизости, на набережной реки Ждановки[366]. Возможно, именно Калгин, узнав, что в нескольких шагах от его больницы продается дом, обратил на него внимание Крылова. Ему не составило бы труда и привлечь надежного строительного подрядчика из тех, с кем он сам сотрудничал, и убедить его дать баснописцу хорошие скидки, и лично контролировать ход работ. Связующим звеном между ними, скорее всего, послужил Ростовцев, сам происходивший из купеческого сословия и имевший обширные связи в коммерческих кругах[367]. О том, насколько Крылов доверял Калгину, говорит тот факт, что этот человек