Особенности развития жанра баллады в отечественной поэзии 1990–2000-х гг. - Екатерина Васильевна Назарова+

которая царила при дворе в средние века и включала в себя возвышенную любовь к Даме. Лирика представителей Ордена куртуазных маньеристов (В. Степанцов, А. Бардодым, К. Григорьев, А. Добрынин и др.), куда был причислен и Д. Быков, отличалась сочетанием изысканности с циничным юмором. При этом стоить отметить, что в его лирике соблюдается абсолютное поэтическое равновесие.

Одна из первых баллад Д. Быкова, «Августовская баллада», датируется 1988 г. Автор уже в названии актуализирует жанровую принадлежность произведения, но, заметим, создается она вопреки традиционным жанровым канонам баллады, более приближаясь к лирическому стихотворению. На наш взгляд, в данном произведении представлен синтез баллады и лирического стихотворения. Центральное место здесь занимает не рассказчик-повествователь, а лирический герой, во многом ориентированный на образ поэта. Он передает драматическую историю жизни влюбленных, в большей степени сосредоточивая внимание на динамике чувств лирического героя. В данном произведении отсутствует традиционный балладный сюжет, в центре внимания внутренние переживания героя. Какие-либо действия практически отсутствуют, на первый план выдвигаются эмоции и чувства. Лирический герой вспоминает, как он и его возлюбленная хотели убежать. Он воображает, как это могло произойти: побег, ночлег в каком-то трактире, узкая кровать, отъезд из трактира, прощание с хозяином, дорога. Возможное развитие событий лишь представляется герою, все протекает только в его сознании, внешне же ничего не происходит.

Как известно, для баллады характерен мотив тайны, мир в ней полон загадок и всего необъяснимого. В «Августовской балладе» таинственная атмосфера создается, в частности, при описании комнаты возлюбленной. Обстановка в ней полна различных образов: «морока сонного», свечи, ночной бабочки, которая стучится о стекло, тусклого зеркала, «лилового сумрака» и т. д. Сам побег, о котором мечтает герой, пейзаж, окружающий его по возвращении домой, отсылает еще к одной из черт рассматриваемой жанровой формы – тяготению к необычности:

Шум колесный, конский бег – вот и укатили.

Вот и первый наш ночлег где-нибудь в трактире.

Ты войдешь – и все замрут, все поставят кружки:

Так лежал бы изумруд на гранитной крошке! [8, с. 353].

Отметим также, что романтический пейзаж, впрочем, как и романтическое приключение (побег влюбленных), также является характерным признаком баллады, он присутствует и в данном произведении. Лирический герой возвращается домой после свидания с возлюбленной, он полон переживаний, сомнений, воспоминаний. Пейзаж отвечает его настроению, он насыщен образами-символами: август и ночь здесь выступают символами заката любви, дым от костра пастухов – одиночество лирического героя, а «черная вода», «осенний запах» указывают на тоску, которая мучает его. Герой размышляет о том, что скоро наступит зима, ляжет снег, остановится течение рек – все это олицетворяет скорую разлуку, мысль от которой невыносима герою. Он готов скорее умереть, чем мириться с этим. Трагическое в сюжете «Августовской баллады» проявляется не столько в поступках персонажей, сколько в особенностях их душевных состояний:

Август, август! Дым костра! Поздняя дорога!

Невеселая пора странного итога:

Все сливается в одно, тонет, как в метели, —

Только помнится: окно, липы, акварели…

Как пытался губы сжать, а они дрожали,

Как хотели убежать, да не убежали [8, с. 354].

Для баллады характерно использование элементов, свойственных фольклору: рефренов, повторов, созвучий и т. д. Данная черта также нашла отражение и в «Августовской балладе». В произведении представлены повторы («Помнишь, помнишь, в этот час, в сумерках осенних…», «В небе легкие стрижи, воздух полон звоном, ⁄ Воздух зыблется, дрожит, воздух полон зноя…», «Август, август», «Путь скрывается из глаз, путь лежит неблизкий» и др.), рефрены («Август, август! Дым костра! Поздняя дорога!», «Век, и век, и Лев Камбек»), созвучие «Век, и век, и Лев Камбек», которое отсылает читателя к роману «Бесы» Ф. М. Достоевского, в котором один из героев шепчет эти слова в состоянии, граничащем с бредом. Благодаря этим средствам создается особая напевность, мелодичность, что сближает балладу с песенными формами и намекает на ее музыкальные истоки, а отсылка к классическому роману придает особую драматическую напряженность. Кроме того, автор использует здесь тропы, характерные для фольклорных жанров: эпитеты («сонный морок», «легкие стрижи», «невеселая пора», «глухая мгла» и др.), сравнения («Липы черные в окне стынут, как на страже…», «Ты войдешь – и все замрут, все поставят кружки: / Так лежал бы изумруд на гранитной крошке», «Да в блестящей, как змея, черной рамке узкой – ⁄ Фотография моя с надписью французской» и т. п.), олицетворения («По притихшему жилью бродит морок сонный…» и т. д.), метафоры («Дым пастушьего костра стелется по лугу…») и т. д.

Специфической чертой баллады является конфликт героев и обстоятельств. В «Августовской балладе» мы также наблюдаем конфликт героя со сложившимися обстоятельствами, нереализованностью чувств и отношений. Герой протестует, он не хочет мириться с угасанием любви, для него это сравнимо со смертью.

В своем произведении Д. Быков также активно использует внутреннюю рифму, что придает особую напевность, плавность стиху, приближая его к фольклорной поэтической традиции:

Август, август. Поздний час. Месяц в желтом блеске.

Путь скрывается из глаз, путь лежит неблизкий.

Еду к дому. До утра путь лежит полого.

Дым пастушьего костра стелется по лугу [8, с. 354].

С лирическим стихотворением «Августовскую балладу» сближает наличие таких изобразительно-выразительных средств, как риторические восклицания («Август, август! Дым костра! Поздняя дорога!», «Жизнь моя, не слушай их! Господи, куда там!» и др.), умолчание («Остановит воды рек медленно и строго…» и т. д.), парцелляция («Встала. Пряди отвела. В лоб поцеловала» и т. д.), многосоюзие («Как пытался губы сжать, а они дрожали, ⁄ Как хотели убежать, да не убежали» и др.), риторические вопросы («Сколько верст еще и дней, временных пристанищ?» и др.) и т. д.

Как мы можем заметить, в «Августовской балладе» поэт синтезирует жанровые признаки баллады и лирического стихотворения. Он воссоздает некое воображаемое, нереализованное романтическое событие, отсюда, как и в балладе, стирание границ реального и ирреального, намек на роковую природу судьбы героев. Более того, следует признать, что во многих балладах Д. Быкова обнаруживается тяготение к лирико-драматическому началу, причем драматизм создается за счет нереализованности любовного чувства. По утверждению Е. А. Григорьевой, быковский герой не способен «быть счастливым в любви» [118]. Подобный сюжет нереализованной любви представлен и в другой балладе Д. Быкова «На развалинах замка в Швейцарии» (1990), где указание на вымысел дается непосредственно, уже в начальном катрене:

Представил, что мы в этом замке живем,

И вот я теряю рассудок

Прознав, что с тобою на ложе твоем —

Твой паж, недоносок, ублюдок [8, с. 356].