Маски Пиковой дамы - Ольга Игоревна Елисеева
Император справился, включив в общий список еще и восстание в Польше 1830–1831 годов.
И соседи присмирели.
Воевать уже не смели:
Таковой им царь Дадон
Дал отпор со всех сторон.
К Николаю же относятся слова: «Старичок хотел заспорить, / Но с иным накладно вздорить», описывающие собственную ссору поэта с императором. «На днях я чуть было беды не сделал: с тем чуть было не побранился. И трухнул-то я, да и грустно стало. С этим поссорюсь — другого не наживу. А долго на него сердиться не умею, хоть и он не прав»[150].
«Не боится, знать, греха»
И все же главная фигура — прежний, уже покойный Александр I, допустивший стеречь Россию революционных петушков. Последних Пушкин имел возможность наблюдать на юге: и в Кишиневе, и в Каменке, и в Одессе. Они были побеждены при очередном «бунте в столице», но благодаря неусыпным попечениям — «Ты молоток возьмешь во длань» — дали поросль, изображенную на картинке.
Шемаха (Шамаха) — область Закавказья, куда ссылали скопцов[151]. Интерес императора к этой секте возник не случайно. Александр I противопоставлял вышедшее из народных недр течение мысли, заимствованному с Запада, в котором и сам по юности «был грешен». Патриарх мистической Европы Иоганн Генрих Юнг-Штиллинг, приятель Иоганна Вольфганга Гёте, корреспондент Иммануила Канта, встречавшийся с царем после победы над Наполеоном, написал книгу «Серый человек». Она была переведена в России в 1819 году под названием «Угроз Световостоков»[152]. Имелась в виду угроза послевоенному миру, Священному союзу, идущая от «Света с Востока», от лож, именующих себя «Великими Востоками» того или иного государства. Например, «Великий Восток Франции».
Девица, пробравшаяся, благодаря Дадону, в его столицу, представляла собой «Зарю Великого Востока». Смерть Дадона заставляет ее исчезнуть: «А царица вдруг пропала, / Будто вовсе не бывало». Так мигом спрятались после неудачного восстания на Сенатской площади многочисленные сочувствующие, салонные витии и журнальные громовержцы. Они вновь появятся в момент Польского восстания, как по мановению волшебной палочки, словно им приказали опять заговорить: «Не из любви к Польше, а из любви к конституции»[153].
Через Шамаханскую царицу Пушкин характеризует этих людей: «Хи-хи-хи да ха-ха-ха! / Не боится, знать, греха». Греха не в политическом, а в самом прямом смысле — связи с «богами грозными Аида».
Обычно не задумываются о том, что пара царь и мудрец объединяет две крайности в целое. Андрогинность и скопчество на мифологическом уровне одно и то же[154]. Само имя Дадон созвучно знаменитому Додонскому оракулу в Древней Греции — святилищу в городе Додоне, где поклонялись одновременно Зевсу (таковым изображен покойный царь у Кипренского, где он в венке выглядывает из-за тучи) и женскому божеству земли Дионе. В таком имени для героя заключены его заведомая двуликость и отсылка к единству внука и бабушки — Александра I и Екатерины II.
Наделенный признаками обоих полов, Александр I по причине избыточности лишен мужской силы. Не способен ни утешить жену — Елизавету Алексеевну, в которую был влюблен молодой поэт, — ни загасить бунт.
Скопчество Александра I подчеркнуто Пушкиным в первоапрельских шуточных стихах 1825 года:
Говорил он с горем
Фрейлинам дворца:
«Вешают за морем
За два за яйца!
То есть разумею, —
Вдруг примолвил он, —
Вешают за шею,
Но жесток закон».
Где это — «за морем»? Сразу вспоминается «Сказка о царе Салтане…» — «За морем житье не худо». Не худо, потому что есть закон и за отцеубийство на «тех островах, где растет трын-трава», могут повесить.
Начало шуточных стихов обращает к образам, которые станут волновать поэта через несколько лет:
Брови царь нахмуря,
Говорил: «Вчера
Повалила буря
Памятник Петра».
Тот перепугался.
«Я не знал!.. Ужель?»
Царь расхохотался.
«Первый, брат, апрель!»
«Тот» — так Пушкин будет именовать императора Николая I в письмах. Например: «На того я перестал сердиться, потому что… не он виноват в свинстве, его окружающем. А живя в нужнике, поневоле привыкнешь к дерьму… даром что gentlman»[155]. Перед нами практически все воплощения Петра. Медный всадник, которого может повалить скорая буря — не
взбунтовавшаяся Нева, а восстание. Александр I, сетующий на жестокие законы, способные оскопить его — в политическом и эротическом смысле. Наконец, великий князь Николай, который пока недооценивает серьезности ситуации: «Я не знал!.. Ужель?» Именно такова будет реакция Николая на известие об отречении второго из братьев Константина Павловича, жившего в Варшаве, и на манифест покойного императора, провозглашавший его наследником. «Ужель?»
Игра Александра I с братьями-царевичами — еще одно проявление двоедушия. Оно не раз будет поставлено поэтом в вину царю: «К противочувствиям привычен, / В лице и в жизни Арлекин». Слово «Арлекин» дано с заглавной буквы как имя собственное. Пушкин поставил знак равенства между императором и цирковым паяцем. Именно в бродячих шапито показывали бородатых женщин. Еще в «Бове» бороды будут поставлены в упрек Дадону: «Раз собрав бородачей совет / (Безбородых не любил Дадон)» — Пушкин поместил насмешливую отсылку на слова Александра I, переданные Наполеону по поводу мира.
Царь не проявил мужской силы, когда «дремал», а страна тем временем покрывалась «сетью тайной». Не обнаружили ее и заговорщики, попытавшиеся было отнять власть — деву. Их натиск был отражен, как натиск графа Нулина на спящую Наталью Павловну — «бывают странные сближенья». Зато мужчиной себя показал новый император — «суровый и могучий», «Герой».
В стихотворении 1828 года «Друзьям» сказано: «Он бодро, честно правит нами». Честность нового государя — притча во языцех. Бодрость тоже. Возвращаемся к тарелке: «Я бодрствую за…» Чтобы стеречь «град-столицу» от напастей Великого Востока, нужно было, говоря фигурально, «посадить на спицу» мужскую силу, честность и бодрость нового государя. Именно ему предстояло в мистическом плане расколдовать Старуху, пока «ведьма» сама не убила героя[156]. Но для этого ею следовало овладеть, и не при помощи пистолета, который «не заряжен».
Глава пятая. «Усатая фея»
В дневнике Пушкин как будто сам назвал Голицыну прототипом своей героини. «Моя „Пиковая дама“ в большой моде, — отметил поэт 7 апреля 1834 года. — …При дворе нашли сходство между старой графиней и кн. Натальей Петровной и, кажется, не сердятся…»[157] В тексте сказано лишь, что «при дворе нашли», но вовсе нет категоричного утверждения. Мало ли что думают высочайшие особы, о которых со времен Екатерины II в письмах принято было говорить безлично, заменяя словом
Откройте для себя мир чтения на siteknig.com - месте, где каждая книга оживает прямо в браузере. Здесь вас уже ждёт произведение Маски Пиковой дамы - Ольга Игоревна Елисеева, относящееся к жанру Литературоведение. Никаких регистраций, никаких преград - только вы и история, доступная в полном формате. Наш литературный портал создан для тех, кто любит комфорт: хотите читать с телефона - пожалуйста; предпочитаете ноутбук - идеально! Все книги открываются моментально и представлены полностью, без сокращений и скрытых страниц. Каталог жанров поможет вам быстро найти что-то по настроению: увлекательный роман, динамичное фэнтези, глубокую классику или лёгкое чтение перед сном. Мы ежедневно расширяем библиотеку, добавляя новые произведения, чтобы вам всегда было что открыть "на потом". Сегодня на siteknig.com доступно более 200000 книг - и каждая готова стать вашей новой любимой. Просто выбирайте, открывайте и наслаждайтесь чтением там, где вам удобно.
