Путеводитель на Парнас - Константин Александрович Уткин

другой стороны, я лично знаю литературных функционеров, которые сидят на теплых местах десятилетиями, пользуются холуями-графоманами и их подношениями, издают каждый свой написанный роман, отжимают под себя газеты, должности и издательства. Но, как говориться – не принимает матушка-Волга. Эти функционеры жиреют, лысеют, тупеют, звереют, но народ их не принимает. Выблевывает, как излишек.

И я, честно говоря, наслаждаюсь, глядя, как подонок, обвешанный тиражами и регалиями, прозябает в безвестности, которая только усилится после его смерти. Потому что не надо занимать чужие места.

Наш народ какой-то вековой глубинной мудростью способен отсеять породу от алмазов – правда, не всегда это происходит при жизни автора, а иногда вообще не происходит. Что делать. Такое тоже бывает. Потому что чтобы мудрый народ смог оценить стихи, ему их надо показать. Желательно большим тиражом. И не волнуйтесь – все равно именно он, народ, решает, кто останется в вечности. И его мнение не купишь никакими медальками и грамотами. Впрочем, точно так же мы не узнаем результата.

Есть еще один способ, который кажется весьма успешным в качестве личной раскрутки – прильнуть к каким-нибудь музыкантам, а еще лучше – сделать вместе с ними музыкальное сопровождение какого-нибудь фильма. Теоретически, именно это должно сработать больше чем на сто процентов, на двести или на триста. В самом деле – те, кто снимает фильмы, владеют деньгами на рекламу и привлечение аудитории. То есть, рекламируя фильмы, они будут рекламировать и ваши песни. Точнее, стихи, на которые написаны песни.

Это все верно и точно. За одним лишь исключением – за тридцать лет торжества капитала не снято ни одного фильма, хотя бы приближенного к советской классике. Ни в одном из снятых фильмов нет ни одной приличной песни. Размытые невнятные мелодии и совершенно ничтожные беспомощные тексты. Честно говорю, я не ожидал, что доживу до времени, когда обычная советская эстрада будет считаться эталоном вкуса и таланта.

С музыкальными группами еще проще – если они возделывают тематическую полянку, например рок, то у них появятся поклонники (всем плевать, что они поют, всем главное затусить – это мы помним). В любом случае музыканты обладают невероятной глухотой к художественному слову, и это продолжает меня изумлять. Почему-то они решили, что сами могут написать не хуже, и гонят изумительную по бездарности пургу, которую даже поклонники забывают через неделю.

За всю свою жизнь в литературе я ни разу не видел музыканта, плодотворно сотрудничающего с поэтом. Даже неплодотворного сотрудничества и то не наблюдается. Так что, ребята, на музыкантов рассчитывать не приходится, на кино – тоже.

Режиссер должен любить стихи и разбираться в них. Последним из могикан был Эльдар Рязанов в своем советском периоде. Современные же режиссеры, ходящие под пятой продюсеров, не обладают даже обычным мужеством, чтобы отстоять хотя бы право на вкус. Обычно им в нагрузку дают каких-то бездарно блеющих бездарные строки на бездарную музыку бездарных исполнителей. Но, если вдруг встретится режиссер, любящий и понимающий поэзию, хватайте его обеими руками, обнимайте, целуйте, льстите и врите – вам его надо удержать, это вымирающий вид. Скорее всего, их уже давно уничтожили.

На самом деле ситуация сегодня просто парадоксальная. С одной стороны, все пути открыты, нет никаких художественных советов, лысых страшных высушенных цензоров, которые держат и не пущают.

С другой стороны, вместо десятка цензоров, которые свое дело знают, на вашем пути стоят тысячи таких же как вы алчущих славы и денег. Причем, весьма вероятно, у ваших соперников гораздо больше шансов забить вас локтями и запинать коленями. У них, в отличие от цензоров, нет вообще никакого вкуса, часто нет таланта, скорее всего нет скромности.

И вот это как раз их преимущество.

Скромность. Можно вынести в отдельную главу и выделить большими буквами. Скромность. То, что мешает поэту. То, из-за чего поэт пропадает в пучине безвестности. То, из-за чего поэтов натурально ненавидят все нормальные люди – если у счастливого пиита скромности нет вообще или мало. Потому что как только поэт видит свободные уши, он незамедлительно начинает в них читать. Ему плевать, что он стоит на проезжей части, или в очереди, или в воде, или по пояс в сугробе. Ему надо срочно донести до мира очередные триста строк, рожденные целых два часа назад. Мир, понимаете ли, без них усохнет и скукожится. Эти самые господа без скромности насмерть бьются возле свободных микрофонов, читают в переходах и на улицах, и им даже платят деньги. Для того чтобы они замолчали.

Конечно, это такие пародийные крайности, но в самом деле любому поэту нужно быть готовым прочитать в любое время и в любом состоянии.

Мне как-то пришлось читать Молитву (Перед окладом язычок огня Горит упорно среди мглы кромешной.  Ты не молись родная за меня, А помолись за спившихся и севших…) перед одним очень большим, пьяным и буйным гражданином. Он растрогался, всхлипнул, спросил чье это, а когда узнал, что моё, полез в драку. Потому что не могу я так писать. Но если бы я не стал читать, драка началась гораздо раньше, так что нужно быть готовым к выступлению в любой ситуации. Если попросят. Если же нет, лучше молчать, чтобы нас – вас – не ненавидели.

Есть еще одни способ раскрутки, но весьма своеобразный. Назовем его Злобный гуцул. Почему гуцул? Чтобы никто не догадался.

Разъясняю суть метода на пальцах. Вы приходите к какой-нибудь Мальвине Папичевой, находите косячок (а их у любой Мальвины полным-полно, взять хотя бы синие волосы) и, глумливо осклабясь, тычете ее носом. Мальвина от такой несправедливости подскакивает, как осой ужаленная, и начинает вопить. Как обычно: да ты сам графоман, да кто ты такой, да какое право ты имеешь критиканствовать, да у меня 100500 книжек каждый год выходит, да я на Фис Фесе дошла почти до конца!!!

Тут же подключается группа поддержки с теми же претензиями. Правда, они обычно добавляют про настоящую поэзию (обмотчица с электрозавода это знает точно), про бабочек в животе, мурашек по спине, сопли в носу.

Тут главное не сломаться и продолжать гнуть свою линию. Я понимаю, что очень хочется назвать всех дур дурами, а дураков дураками, но нельзя, ноблесс оближ. Вы всегда говорите только о тексте. Холивар может длиться от часа до года, а иногда, в зависимости от фанатизма поклонников, и больше.

Для чего это нужно? Очень просто. Горящие жаждой мести сердца скопом валят к вам на страницу и со злости читают штук пятьдесят стихов. В